Мужайтесь и вооружайтесь! - Сергей Заплавный

Словно подтверждая его слова, между плечами Минина и Романа Балахны потянулась к Пожарскому губастая морда Серка. Погладив ее, князь будто и своего ближайшего помощника погладил.

— Ладно, — едва ворочая языком, произнес он. — Побуду… Что бы я без вас делал? — и провалился в глубокий врачующий сон.

Если бы сейчас Пожарского спросили, сколько за неделю лекарь Минина Герась Недосека в него лукового сока, травяных отваров, кваса на корнях полыни и медвежьей желчи с медом влил, он, не задумываясь, ответил бы: ведро — и был бы недалек от истины. Однако не только покой и снадобья поставили его на ноги, но и сознание того, что связи с людьми, избравшими его своим предводителем, до того крепки и многосторонни, что теперь и без его присутствия на станах ополчения дело не застопорится, а еще и усердней делаться будет…

Едва за Дмитриевым и Левашовым закрылась дверь, Пожарский перешел в иконный угол.

— Помоги, Господи, нашему делу и дальше исправно делаться, — перекрестясь, зашептал он. — Мало ли что со мной может статься. Ополчение — не стадо, чтобы без пастуха с дороги сбиваться. Каждый в нем головой и руками общей силы должен быть, ее умом и мечом, верой и совестью. Лишь так мы нынешнее лихолетье изживем и своими порядками жить станем.

Положив на себя новый крест, Пожарский вздохнул:

— На бояр, что лишь выгод от ополчения ищут, у меня, Господи, надежды мало. Сбежались они в Ярославль до поры до времени, а как потребуется свои головы на ратное дело нести, так и развеются, будто дым. На воевод честных и отчизных единственно уповаю, на посадский люд, крестьян да на человека всех мер и достоинств Кузьму. Благодарю, Господи, что дал ты мне их в товарищи.

Перекрестившись в третий раз, Пожарский признался:

— Чаял я, Господи, своего брата по дяде, Дмитрия Петровича Лопату, ныне под Москву двинуть, да он в Устюжне Железопольской непредвиденно задержался. Пришлось к Москве Михайлу с Федором посылать. Слов нет, они люди столь же надежные, но я-то в своих расчетах на Дмитрия настроился. В полковой службе он до недавних пор нужного опыта не имел, но когда до боевых действий дело дошло, многих бывалых военачальников хваткой и доблестью превзошел. К тому же он одноименник и близкий родич мой — Дмитрий Пожарский, но ветвью Лопата. Вот я мысленно себя в него и вложил, чтобы незримо к Москве идти, с пути не сбиваясь. Не сочти это за самообольщение, Господи, но мне на том твой голос был. Дозволь еще раз дерзнуть и ему последовать. Как только Дмитрий здесь будет, велю ему второй отряд к Москве собирать. Дам под начало и конных, и пеших ратников — вдвое больше, чем первому отряду. Прав Авраамий, поспешать на приступ надо, — и вдруг посетовал: — Застоялись мы с Серком дальше некуда. На люди нам пора, Господи, — в земскую избу, на площадь, в походные станы… Вразуми Кузьму, Господи, чтобы он меня больше не жалел. Пусть двери ко мне настежь откроет, а?..

Уже на следующее утро эта его просьба начала исполняться. Минин к нему казачьих атаманов, Ивана Бегичева с Иваном Кондыревым, привел.

— По добру по здорову, люди добрые! С прибытием вас! — чуть прихрамывая, вышел в приемную палату Пожарский. — С каким делом пожаловали?

— Дело делу — рознь, а иное — хоть брось! — усевшись на гостевую лавку, издали начал Бегичев. — Кто в деле, тот и в ответе.

Скулы у него шире ушей, прокуренные усы ниже обритого подбородка свесились, нос орлиный, взгляд петушиный, жесткие волосы на голове горшком стрижены. Летами не молод, но еще и не стар.

— Еросливому да копостливому и свято дело не в честь, — согласно закивал мешковатый, щекастый, похожий на большого бородатого ребенка Кондырев. — Мы к тебе со своей бедой пришли, князь, сказать, что на Ивана Заруцкого серчаем.

— Это потом, — неодобрительно глянул на него Бегичев. — Сперва-то нам проведать желательно, как тут у вас дела делаются, с нашим житьем их сравнить. Ведь на одних татей ополчились…

— На одних, да по-разному, — строптиво перебил его Кондырев. — К чему вокруг да около ходить? Так и скажи, Иванко, что дело Заруцкий неладно поставил. Сам во все горло живет, а нам на горло бесчинно наступает.

— Дак ты, Иваха, уже сам все и сказал, — усмехнулся Бегичев. — Тебя разве остановишь?

— И не надо останавливать, — поспешил с примирительным словом Пожарский. — В избе у меня, атаманы, много не увидишь. Для этого надо на станах побывать, в людях. Вот и побудьте, посмотрите своими глазами. А пока, чтобы время зря не терять, беду вашу давайте обсудим. Она, как я понял, и нас касается.

Атаманы переглянулись.

— Что верно, то верно, — согласился Бегичев. — Ну тогда слушай, Дмитрий Михайлович. Мы люди обычные, худые, но в расхищение окрестным государствам руськую землю решили не давать. Потому и пошли под начало к Заруцкому.

— Из каких краев? — уточнил Пожарский.

— Из Перемышля и других украинских городов и весей. Как только услыхали, что Заруцкий за правду неподвижную стоит, так и влили свои силы к нему в ополчение. Думали, он и впрямь с нами братствовать будет, понеже родом из наших мест, да многие слова у него с ветру сказаны. В одну сторону говорит, а глядит-то — в другую! Рука у него на ляхов тяжелая, тут спору нет, но стоит ему оружие из рук выпустить, они у него загребущими становятся. Он ведь много городов и волостей на себя бесчинно записал. Торгует поместьями и должностями, как цыган ворованными коньми, а мы в землянках мерзни, в плохих кожухах и шлыках бараньих холодуй и голодуй! Вот тебе и первый среди равных, как быть должно по законам казачества. Ему такой царь нужен, при котором можно грабить и властвовать.

— И жалованья из земской казны совсем не дает, — поддакнул Кондырев. — Одеянье на нас, поглянь, — износилось в нитку. А на казаках — и того хуже. Но в приговоре-то всей земли, что еще при Прокопии Ляпунове оглашен был, ясно сказано, что ежели атаманы и казаки служат давно и захотят верстаться поместными и денежными окладами и служить с городов, то их желание надлежит тут же исполнить. А которые верстаться не захотят, тем давать хлебное и денежное жалованье. А жалованья-то у нас как не было, так и нет.

— О притеснениях казакам и земцам от Заруцкого говорить и вовсе обидно, — терпеливо выслушав товарища, чинно продолжал Бегичев. — От его гордости и самоуправства нам много позору и бесчестия сделалось. При всяком удобном случае он боярством своим без зазрения совести величается. А какое это боярство, ежели оно в Тушине у самозванца законопреступного получено? Хуже того, Заруцкий нынче с Ходкевичем тайные сговоры завел. Гетман его прельщает на королевскую сторону перейти. Сговорились они или нет, врать не буду, но для меня большого удивления не будет, ежели сговорятся.

— И для меня, — поддакнул Кондырев.

— А не поблазнилось ли вам про сговор, атаманы? — испытующе глянул на них Пожарский. — Чем слова свои подкрепите?

— Есть чем, — сам того не замечая, Бегичев стал подкручивать сначала один, затем второй ус. — Недели с две назад к князю Трубецкому польский ротмистр Павел Хмелевский со своим отрядом перебежал. Он из тех, кому в нашествии на нашу землю участвовать прискорбно. Терпел он терпел неправды своего короля Жигимонта да и решил перейти на руськую службу. А чтобы ему веры больше было, указал в нашем стане лазутчика, через которого гетман Ходкевич с Иваном Заруцким сносился. Лазутчик этот именем пан Болиславский. Сразу хватать его не стали, дождались, когда он под Волок Ламской к Ходкевичу тайком пустится. Тут уж все улики налицо. Сперва-то панок этот запирался, юлил, но как только его на пытку огнем взяли, язык тотчас развязал. Но разве Трубецкой отважится иск Заруцкому вчинить? Так пока все дело и повисло. Одни казаки горой за Заруцкого стоят, другие в тяжелом недоумении пребывают, третьи приповесили головушку на левую сторонушку. А он волком по станицам мечется либо торчит меж людей, как пугало в горохе.

— По такому случаю, князюшка, и хотим тебя поскорей к Москве звать, — не утерпев, забежал вперед Кондырев. — Нам свежий заводчик нужен, достоверный, об литву и самозванство не замаранный. Как ты.

— Дело ваше понятное, атаманы, — помолчав, ответил Пожарский. — И у меня веры к Заруцкому нет и не будет. Все мы в плену у его козней и сумасбродств оказались. Хуже нет измены от того, на кого прежде уповали. Но один человек ополчения не делает, хоть он какой умелый ни будь. Это и ко мне также относится. Вместе будем стараться, сколько Бог помощи подаст. Сила к силе идет, честь к чести. Где им нынче сойтись как не под Москвой? Я туда и воевод дозорных нынче послал, чтобы у Тверских ворот накрепко стали. Вы их по пути должны были встретить.

— Как же, встретили! — разом откликнулись Бегичев и Кондырев. — А тебя самого когда ждать?

— По обстоятельствам, атаманы, по обстоятельствам. Точно сказать пока не могу, уж не обессудьте. Но вот что хочу знать из первых уст: каковы сейчас дела у кремлевских поляков?