Очень далекий Тартесс (др. изд,) - Евгений Войскунский

– Завтра, – сказал Эхиар. – Завтра праздник Нетона.

«Разговорчивый стал, – подумал Горгий. – А ведь днем почти помирал. Веселая болезнь – говорят, от нее никто не выживает... Тишина какая... Всех рабов, наверно, перебили...»

– Хозяин, – сказал Диомед, – ты, когда в Фокею вернешься, пойди на улицу Дикого Кабана, там дом стоит винодела Анаксилая – может, знаешь?

– Знаю. А что?

– Ему в доме женщина прислуживает – Кайя. Ты ей скажи: мол, Диомед, матрос, кланяется и просит... и просит, чтоб вспоминала иногда.

– Перестань, – строго сказал Горгий. – Сам ей привет передашь.

– Не, – Диомед замотал головой. – А если у тебя найдется десяток лишних оболов, ты ей купи, хозяин, украшение какое-нибудь. Очень она украшения любит. Скажи – от Диомеда...

Холодно было здесь, у моря. Астурда продрогла в легкой своей одежде, свернулась клубочком, прижалась к Горгию, он прикрыл ее полой гиматия.

Ясное дело, надо идти по берегу в сторону, противоположную крепости, обогнуть холм – там, должно быть, и есть северный рукав Бетиса и заросли камыша. Горгий стал излагать свой план.

– Нет, – сказал Эхиар. – Скоро море отойдет, и я проведу вас в безопасное место. – И, помолчав, добавил: – Мы увидим все, а нас никто не увидит.

Истинно как царь сказал он это – не допуская возражений. Горгий и сам не понимал, что заставляет его подчиняться старику. Ладно, подумал он, может, и впрямь выведет в безопасное место.

Между тем начинался отлив. Волны, набегая на скалы, уже не так высоко взметывали пенные гребешки. Вода отступала, обнажая камни и песок, еще недавно принадлежавшие Посейдону. «Или Нетону?» – подумал Горгий. Ведь, если верить старику, над Океаном властен ихний бог, Нетон...

Эхиар поднялся, снова полез на каменный мысок. Бродил, пригнувшись, среди мокрых камней, отыскивал что-то. Со стороны крепости донеслось отдаленное протяжное завывание – это перекликались дозорные на сторожевых башнях.

– Идите сюда, – позвал Эхиар.

Они подошли к нему, оскользаясь на водорослях. У самой кромки воды было нагромождение камней, и Эхиар указал на один из них, велел сдвинуть с места. Камень был тяжел, не сразу удалось Горгию и Диомеду приподнять его. Из-под камня хлынула вода, спеша соединиться с морем. Когда она сошла, Эхиар нагнулся к черному зеву, открывшемуся под камнем.

– Идите за мной, – сказал он и полез в дыру.

Несколько скользких ступеней вели вниз, в кромешную тьму, в пронзительный застоявшийся холод. Под ногами хлюпала, чавкала жижа. Медленно шли они узким лазом, то сгибаясь в три погибели, то с трудом протискиваясь меж сырых каменных стен. Впереди Эхиар, следом за ним Горгий, потом Астурда, крепко вцепившаяся в его руку, последним – Диомед. Подземный ход свернул вправо, стало суше и немного просторней, можно было идти в рост, лишь наклонив голову. Стены были неровны и шершавы, воздух – затхлый. Диомед мучительно закашлял, жутким лаем отдавалось эхо, било по ушам. Горгий вначале считал шаги, потом сбился со счета.

Так они шли час или больше, пройдя, по расчету Горгия, добрую дюжину стадий.

– Далеко еще? – спросил он.

Эхиар не ответил, и Горгий повторил свой вопрос громче. Ему вдруг показалось, что старик ведет их куда-то в Океан, откуда нет выхода, ведь старик-то был чокнутый, но тут же он подумал, что ход постепенно поднимается, значит не может вести под океанское дно. Тут Эхиар остановился, и Горгий с ходу налетел на него.

Эхиар шарил в темноте по стенам. Глухо прозвучал его голос: «Лезьте за мной... сюда, вправо». Один за другим они пролезли на четвереньках в дыру и поняли, что подземный ход кончился. Теперь крутыми зигзагами шла вверх лестница, зажатая меж тесно сдвинутых каменных стен. Поднимались долго, Эхиар часто останавливался перевести дух, лица у всех были мокрые от пота.

– На небо, что ли, лезем? – проворчал Диомед. – Мне туда не надо...

Немного посветлело, становилось легче дышать. И вот подъем кончился. Они вылезли на небольшую квадратную площадку, огороженную зубчатой стеной, над ними распахнулось ночное небо – безлунное и беззвездное, но все же показавшееся светлым после долгой слепой темноты. Тучи плыли над самой головой.

Подошли к стене, выглянули из-за каменных зубцов.

– Вот это да, клянусь рогами коровы Ио! – вырвалось у Диомеда. – В самую середку попали!

Внизу под ними была широкая храмовая площадь. А вот и серебряный купол храма, он вобрал в себя весь слабый свет ночи и тускло поблескивал. Мрачно чернела поодаль громада царского дворца...

Башня Пришествия – вот куда Эхиар привел их!

– Как же так? – изумился Горгий. – Мне говорили, что в эту башню нет хода.

– Верно, – откликнулся Эхиар. – Ход в башню известен только царям Тартесса.

– Значит, ты действительно царь, – тихонько сказала Астурда.

А Диомед крепко почесал голову и заметил:

– Знала бы моя покойная мама, как высоко забрался ее сын... с царями в обнимку ходит...

Внизу, возле дворца и храма, расхаживали стражники с факелами. Им и невдомек было, что с башни Пришествия на них глядит важный государственный преступник. А если б они и знали – как достанешь? Близко ухо, а не укусишь.

Далеко на севере, за мостами, клубился в красном отсвете дым – что-то там горело. Видно, гадирцы перешли-таки Бетис, под самым Тартессом разбили боевой лагерь. А на юге, если присмотреться, можно было различить в море тусклые огоньки – то, верно, горели факелы и плошки с маслом на карфагенских кораблях, осадивших Тартесс.

Город спал. Ворочались на мягких ложах блистательные. Храпели в своих кварталах купцы и моряки, рыбаки и ремесленники. Чмокал во сне Полморды, честный гончар, твердо вознамерившийся пережить любые события в Тартессе.

Спал великий город. Он разгромил восставших рабов, он двинет поутру свежие силы на гадирские отряды, он попытается отбросить за Геракловы Столбы карфагенский флот – и опять без помехи поплывут его корабли тайным путем на Оловянные острова, на очень далекие Касситериды...

А он, Горгий, не спит, и душу его гложет тревога. Полжизни прошло, а он так и не знает ни семьи, ни собственного дома. В его возрасте люди имеют сыновей – крепконогих юношей, допущенных к кулачному бою и метанию дротика; имеют дочерей, умеющих играть на кифаре и приготовлять пищу в помощь матери. А его, Горгия, мотает судьба по ойкумене из конца в конец. Что нужно ему на чужбине, в очень далеком Тартессе? Всюду видит он вражду и кровь, ненависть и обман... Да что же это вы, милосердные боги, никакой жалости нет у вас к сыну человеческому?..

Он ощутил тепло прикосновения, легкая рука легла на его плечо. Астурда! Он притянул ее к себе, крепко обнял, зажмурил глаза. Одна только ты и осталась у меня, чужеземка...

Половину башенной площадки занимало какое-то сооружение. Диомед ходил вокруг него, трогал холодный металл, цокал языком – у Горгия перенял смешную привычку. Низко над головой шли тучи, и казалось, что не тучи, а башня плывет по океану ночи, не имеющему берегов.

Хорошо, что Горгий перед уходом велел Диомеду припасти побольше гранатов. Теперь пригодились. Диомед развязал мешок, каждому дал по гранату. Мяли дивные плоды пальцами, высасывали терпкий кисло-сладкий сок, утоляющий и жажду и голод.

– Зачем ты привел нас сюда? – спросил Горгий.

Эхиар ответил не сразу. Он отбросил выжатый гранат, прислонился спиной к стене.

– Вы мне больше не нужны, – тихо сказал он наконец. – Сейчас уже поздно, море скоро начнет прибывать... А завтра в час отлива вы уйдете. Сделай как хотел. Нарежь камыш. Переплывете Бетис.

Старик говорил с трудом, язвы на теле причиняли ему боль.

– А ты? – спросил Горгий.

– Я останусь здесь. Хоть я и не закончил свое дело... Нетон сжалился над последним царем Тартесса... позволил перед смертью увидеть праздник...

– Ты проживешь еще долго, Эхиар. Ты пойдешь с нами.

– Нет. Спасибо, чужеземцы... за доброту ко мне.

– О каком деле ты говорил?

– Тебе не понять. – Эхиар помолчал, а потом забормотал: – Еще немного... еще немного – и было бы сверх меры... свершилась бы моя месть...

– Ну, не надо, дедушка, успокойся! – воскликнула Астурда. – Ой-ой! – она смутилась. – Я говорю «дедушка», а ведь он царь...

– Он не слышит тебя, – сказал Горгий. – Боги затмевают ему разум.

Площадка башни не лучшее место для сна, если воздух по-зимнему холоден и под утро моросит дождь.

Как только стало светать, Горгий поднялся, заходил по площадке, хлопая себя руками по груди. Голова была тяжелой от бессонья, зуб на зуб не попадал от холода. Астурда протянула ему гранат. Лицо у нее было бледное, глаза – огромные, тревожные.