Ужасы - Ганс Эверс

— Я совершенно не знаю, от кого это может, быть? — промолвил я. — Быть может, ошибка.

— Как так? — воскликнула Анни. — Посыльный имел при себе записку, и в ней было написано: «Винтерфельд-штрассе, 24, третий этаж, у госпожи Петерсен». А кроме того, он сказал: «Для господина доктора». Ведь ты доктор?

— Да! — сказал я. Неизвестно почему, но я совершенно не подумал в эту минуту о Беккерсе.

— То-то и есть. Давай распаковывать ящик. Там, наверное, какие-нибудь вкусные вещи!

Я попробовал вскрыть крышку ящика старым кинжалом. Но клинок сломался.

— Ничего не выходит! — сказал я.

— Ты глуп! — рассмеялась Анни.

Она побежала на кухню и принесла молоток, щипцы и долото.

— Все это лежало в ящике кухонного стола. Ты ничего не знаешь.

Она опустилась на колени и принялась за работу. Но это было нелегкое дело: крышка сидела крепко. Бледные щеки Анни покраснели, а сердце стучало так, что почти слышны были удары.

— Возьми! — сказала она, передавая мне инструменты и прижимая обе руки к груди. — Ах, глупое сердце!

Это было самое милое создание во всем мире, но такое хрупкое! С ней нужно было обращаться крайне осторожно: ее сердце было в большом беспорядке.

Я вытащил несколько гвоздей и приподнял крышку. Трах! Она наконец соскочила. Сверху лежали опилки. Анни проворно засунула обе руки внутрь, а я в это время повернулся, чтобы положить инструменты на стол.

— Я уже нашла! — вскрикнула она; — Это что-то мягкое!

Вдруг она испуганно вскрикнула, вскочила и повалилась навзничь. Я подхватил ее и положил на диван. Она лежала в глубоком обмороке. Я торопливо расстегнул ей блузку и расшнуровал корсет. Ее бедное сердечко опять дало знать о себе. Я взял одеколон и стал растирать ей грудь и виски, и мало-помалу сердце стало опять стучать нормально.

В это время в наружную дверь постучали.

— Кто там?

— Это я.

— Войдите, но только проходите поскорее! — крикнул я, и Беккерс вошел.

— Что такое? — спросил он.

Я рассказал ему, что произошло.

— Этот ящик прислали мне, — сказал он.

— Вам? Но что же в нем такое? Почему малютка так испугалась?

— О, Ничего особенного.

— Там мертвые кошки! — воскликнула Анни, приходя в себя. — Весь ящик битком, набит мертвыми кошками!

Фриц Беккерс взял крышку, чтобы снова накрыть ящик. Я подошел и бросил беглый взгляд внутрь. Действительно, там были мертвые кошки. Сверху лежал большой черный кот.

— Черт возьми, на что они вам?

Фриц Беккерс улыбнулся и медленно промолвил:

— Знаете ли, говорят, что кошачий мех очень помогает против ломоты и ревматизма. У меня есть старая тетка в Уседоме: она очень страдает ревматизмом, и вот я хочу послать ей кошачьи шкуры.

— Ваша противная старая тетка в Уседоме, наверное, чертова бабушка! — воскликнула Анни, которая уже сидела на софе.

— Вы думаете? — промолвил Беккерс.

Он учтиво раскланялся, захватил ящик и ушел в свою комнату.

Неделю спустя снова пришла посылка на его имя, на этот раз по почте. Хозяйка пронесла её через мою комнату и многозначительно кивнула мне. Вернувшись затем, она подошла ко мне, вынула из кармана записку и протянула мне.

— Вот что в посылке! — объявила она. — Я списала это с почтовой декларации.

Посылка была из Марселя и содержала двенадцать кило… мускуса! Количество совершенно достаточное для того, чтобы обеспечить этим продуктом всех жриц Венеры в Берлине лет на десять.

Поистине замечательный человек был этот господин Фриц Беккерс!

В другой раз, когда я, вернувшись домой, только что переступил порог, хозяйка, крайне взволнованная, кинулась ко мне:

— Сегодня утром он получил огромный ящик — метра в два длиной и полметра вышиной. Наверное, там гроб!

Но Фриц Беккерс через несколько часов вытащил ящик из комнаты и отдал его на дрова. И, несмотря на то что хозяйка во время уборки комнаты самым старательным образом совала свой нос всюду, она не могла открыть ничего такого, что имело бы хотя бы отдаленное сходство с гробом.

Мало-помалу наш интерес к тайнам Фрица Беккерса пропал. Он продолжал получать иногда таинственные ящики, по большей части маленькие — вроде того, в котором были мертвые кошки. Порой появлялись и длинные ящики, но мы отказались отгадывать эту загадку, тем более что Фриц Беккерс не имел в себе решительно ничего бросающегося в глаза. Иногда поздно вечером он заходил ко мне часа на два, и я должен сознаться, что беседовать с ним было очень интересно.

И вот тогда произошла в высшей степени неприятная ис тория.

Моя маленькая подруга становилась все капризнее. Памятуя о ее больном сердце, я принимал по отношению к ней всевозможные меры предосторожности, но она с каждым днем становилась все раздражительнее. Фрица Беккерса теперь она совсем не переносила. Если он заходил ко мне на минутку в то время, когда она сидела у меня, то каждый раз происходила сцена, кончавшаяся тем, что Анни падала в обморок. Она падала в обморок так же часто, как другие чихают. Она постоянно падала в обморок по всякому поводу, а очень часто и без повода. И обмороки эти становились все продолжительнее и внушали все большие опасения. Я все время боялся, что она умрет на моих руках. Бедное милое создание!

Однажды под вечер она пришла ко мне веселая и довольная.

— Тетя уехала в Потсдам! — промолвила она. — Я могу пробыть у тебя до одиннадцати часов.

Она заварила чай и уселась ко мне на колени.

— Дай мне прочитать, что ты написал.

Она взяла исписанные листки и прочла их. И осталась очень довольна написанным, а в награду за это крепко поцеловала меня. Наши маленькие подруги — самая благодарная публика для нас.

Она была весела и здорова.

— Ты знаешь, я думаю, что моему глупому сердцу гораздо лучше. Оно стучит совсем спокойно и правильно.

Она взяла мою голову обеими руками и прижала мое ухо к своему сердечку, чтобы мне было слышнее.

Вечером Анни занялась составлением меню нашего ужина. Она записала все, что надо: хлеб, масло, ветчину, франкфуртские сосиски и яйца, и позвонила хозяйке. — Вот! Ступайте и принесите все это! — приказала она. — Но только смотрите, чтобы вам дали свежие продукты.

— Вы останетесь довольны, барышня, я позабочусь обо всем как следует, — ответила хозяйка. И ласково погладила мозолистой рукой атласную ручку Анни. Я нахожу, что все берлинские квартирные хозяйки без ума от подруг их жильцов.

— Ах, как славно сегодня у тебя! — смеялась Анни. — Если бы только, этот отвратительный Беккерс не приходил сюда!

И вот как раз в этот момент он явился. Тук-тук…