Судья (Адвокат-2) - Андрей Константинов

Виктор Палыч еще посмеялся немного и ушел, чрезвычайно довольный собой, оставив Челищева истекать испариной, пришедшей на смену ознобу. Уходя, Антибиотик оставил амбалам-»санитарам» в «предбаннике» письмо Званцева, наказав через часок примерно передать его Челищеву, но не самим, а через дежурную сестричку, с соблюдением конфиденциальности.

А Сергей в своей палате ломал голову над тем, почему Катерина его не выдала. Может, не просчитала? Может быть, Сергей ее переоценивал? Да нет, конечно, просчитала, целую версию выдумала. Танцора, покойника, приплела… Зачем? От себя что-то отводила или его, Сергея, защищала? На какой-то момент Сергею стало очень страшно — может быть, он вообще во всем ошибался? Может быть, все совсем не так? Катя — нормальный человек и ни в чем не виновата? А он просто «поехал головой» и сдал в тюрьму ту, кого сам любит и которая любит его? Почему Катя его не выдала? Почему, Катенька?…

Но потом Сергей вспомнил забрызганные родительской кровью стены квартиры, похороны на Смоленке…

Вдруг остро закололо сердце и потемнело в глазах. Челищев чуть не закричал от боли и испуга, но тиски в груди разжались, боль ушла. «Нет, она просто ведет какую-то свою игру. Ей что-то нужно от меня, поэтому она и выпросила у Палыча это свидание… А что ей нужно, я узнаю завтра. Господи, как я устал… Вразуми, помоги… Господи…»

Через час Челищев получил записку Олега и запутался окончательно. По посланию Олега выходило, что Антибиотик зачем-то «прессовал» Катерину. Зачем? И почему он тогда корчит из себя доброго папу, свидания организовывает, как профессиональная сводня… Сергей чувствовал, что еще немного, и его мозг взорвется, не выдержав чудовищного напряжения. Ко всему прибавилось еще и чувство вины перед Олегом. Он же ничего не знает про них с Катериной, братишкой в письме назвал…

«Братишка… Где же он был, когда моих убивали?!» — одернул сам себя Сергей и попытался спрятаться от угрызений совести в лаве ненависти. Но не было никакой лавы, были пустота и боль. И было непонятное, нелогичное, изматывающее чувство вины. С ним он и уснул.

Утром Вася отвез его к памятнику Ленину перед Финляндским вокзалом, где Челищева уже ожидал Юра из оперчасти «Крестов». Юра оказался вполне симпатичным парнем с внешностью героического персонажа из советских детективов. Абсолютно положительный образ, вот только в глазах у Юры прошмыгнуло что-то крысиное, когда Сергей передал ему семьдесят долларов «входных». Челищев шел за Юрой по Арсенальной набережной как в бреду. Голова, отвыкшая от свежего воздуха, кружилась. Сергею хотелось одновременно побежать, чтобы быстрее увидеть Катерину, и уйти прочь, чтобы свидание не состоялось. Впрочем, он уже понемногу свыкся со своим раздвоенным состоянием и следовал не чувствам, а необходимости, а она заключалась в том, что Катю велел навестить Антибиотик. «Интересно, — поймал вдруг себя на мысли Сергей, — почему же Палыч, для которого даже стены „Крестов“ оказались лишь декорацией, никогда не предлагал мне навестить Олега?» Интуиция подсказывала, что ответ на этот вопрос может стать ключом и к каким-то другим загадкам, но как его получить, этот ответ? Есть ли вообще на свете такой человек, который смог бы «просчитать» Антибиотика?

На проходной Сергей оставил свое адвокатское удостоверение и, получив взамен пластиковый жетон, пошел следом за Юрой. Миновав еще один пост, они вышли в допросный коридор. Челищев бывал здесь десятки, если не сотни раз, но никогда раньше посещение «Крестов» не стоило ему таких нервных затрат. Юра открыл кабинет для допросов и ушел, велев ждать. Пятнадцать минут ожидания обернулись мучительной вечностью. В коридоре, как обычно, переругивались добродушным матюшком контролеры и контролерши, лязгали двери «стаканов» и кабинетов, а Челищев прислушивался к шагам, пытаясь приготовиться к встрече с Катериной. И все же она вошла неожиданно. Вошла, посмотрела Сергею в глаза и сразу опустилась на привинченный к полу стул, будто ноги ее не держали. Удары собственного сердца оглушали Челищева, и он с трудом расслышал слова опера Юры:

— Так, ну, вы тут… беседуйте… Минут сорок у вас есть, никто беспокоить не будет. А потом я загляну. 0'кей?

Челищев механически кивнул, не отводя взгляда от глаз Катерины. Юра вышел и запер дверь кабинета.

Сергей хотел было встать, броситься к Кате, обнять ее, но… Не слушались его ноги. Тело, будто чужое, оставалось неподвижным. Не шевелилась и Катя. Она молча смотрела Сергею в глаза, и столько в ее взгляде было любви и боли, что Челищеву стало трудно дышать. А еще в ее взгляде был немой вопрос: «За что?» У Сергея сразу пропали все сомнения… Катя давно его высчитала…

Челищев смотрел в ее огромные зеленые глаза и растворялся в них. Ничего не осталось в мире, кроме этих глаз. Исчезли все звуки, остановилось время, остались только звезды глаз. Сергей не помнил, сколько времени они так просидели, ему казалось, что не больше минуты. Но вдруг щелкнул замок двери, показалось растерянное лицо Юры. Он непонимающе оглядел Сергея и Катю, сидевших молча, в тех же позах, что и в самом начале свидания, и сказал:

— Я, конечно, извиняюсь… Но время поджимает. Я бы, конечно… Но — к сожалению…

Юра был растерян и путался в словах. Когда он вел Катерину в кабинет к Челищеву, то практически не сомневался, что «клиенты» сразу начнут трахаться… Все, как говорится, люди-человеки. Юра даже рассчитывал развлечься небольшим пип-шоу, подсматривая в глазок. Юра любил это дело, живьем оно гораздо интереснее любой порнухи. Но «клиенты» оказались с каким-то явным прибабахом: почти час они сидели неподвижно и молча, только смотрели друг на друга, словно в гляделки играли. Ни с чем подобным раньше Юра не сталкивался, поэтому растерялся и даже почему-то испугался. А когда после его слов Сергей глянул Юре в глаза, стало оперу, насмотревшемуся всякого за годы работы в «Крестах», и вовсе жутко. Не смотрят так живые люди на живых…

Катя все так же молча встала и направилась к выходу из кабинета. И только на самом уже пороге, обернувшись, прошептала:

— Я люблю тебя, Сереженька… А может быть, и не прошептала, а глазами сказала… И вышла.

Челищев не помнил, как Юра выводил его из «Крестов», и не слышал, что он говорил. Сергей словно оглох в звенящей тишине допросного кабинета. Очнулся он уже на улице, где Юра начал мяться, жаться, пока, наконец, блудливо хихикнув, не напомнил:

— Сергей Саныч, а насчет гонорара-то… Вы забыли, наверное… Для вас это мелочь…

Челищев молча достал деньги и сунул их незаметно в потную Юрину ладошку, а потом зашагал, покачиваясь, к финляндскому вокзалу, где его ждал в «джипе-черроки» Вася. Сергей уже почти дошел до машины, когда безжалостные тиски сдавили вдруг сердце и перекрыли доступ воздуха к легким. Ноги стали совсем чужими и тяжелыми. Челищев подумал, что сейчас просто упадет, но в это мгновение из «джипа» выскочил Вася, заподозривший неладное из-за качающейся, как у пьяного, походки Челищева. Великан подхватил Сергея под мышки и быстро втащил на пассажирское сиденье «джипа»:

— Эй, Адвокат, что с тобой? Плохо стало, что ли?

— Сердце… — еле выговорил Челищев посеревшими губами. Вася матюгнулся и побежал в здание вокзала к аптечному киоску за валидолом. Он вернулся очень быстро и крепкими пальцами запихнул Сергею в рот сразу две таблетки, а потом рванул к больнице. Челищев закрыл глаза и стал осторожно баюкать боль в груди. Вася косился на него и время от времени приободрял:

— Ничего, Адвокат, потерпи, сейчас приедем…

Сергей вяло кивал в ответ. Ему пришло в голову, что Вася может и не успеть довезти его до врачей. Странно, но эта мысль не вызвала страха, наоборот, от нее Челищеву стало легче. Мысли о смерти несли покой, сглаживали мучительное ощущение вины и осознание непоправимости случившегося по его вине. Влетев на немыслимой скорости чо двор больницы, Вася заехал прямо на крыльцо. Выскочив из «джипа» и вынув Челищева, пинком ноги открыл дверь и ввалился в приемную.

— Живо, врачей! Парню с сердцем плохо! — гаркнул Вася девочкам в регистратуре. Поднялась большая кутерьма, Сергея уложили на каталку, куда-то повезли, сделали быстро два укола. Потом в каком-то кабинете его раздели, подсоединили к телу присоски и датчики, и незнакомый хмурый врач в голубом халате и шапочке долго и внимательно наблюдал за всплесками сигналов на экране монитора. Потом пришел еще один врач, и начался тихий консилиум. Наконец врач в голубом халате пожал плечами, выключил монитор и сказал, обращаясь к Челищеву:

— Гм… С сердцем у вас почти полный порядок… По крайней мере сейчас… Возможно, у вас были судороги грудных мышц… или другие неприятные ощущения невралгического характера. Ничего опасного для сердца я сейчас не наблюдаю. Вам, молодой человек, надо немного нервишки подлечить, и этим мы, пожалуй, и займемся прямо сейчас. Вас отвезут в палату, и через часок приступим. Только у меня большая к вам просьба — если уж вы лечитесь, так лечитесь, не надо из больницы бегать, себе же хуже делаете, лечиться дольше придется. Хорошо?