Рожденная в гетто - Ариела Сеф

– Андрей, что случилось? Труба лопнула где-то?

– Дорогуш, не волнуйся, это для покупателей. Тут один слишком заинтересовался, а я ему товар лицом.

Меня тоже ввергли в эту игру «Кошки-мышки». Андрей просит написать письмо мадам Липшиц. Я пишу о том, как я люблю творчество Жака, что я тоже из Литвы, что мой отец врач, знал Жака и дружил с ним в тридцатые годы, когда учился на медицинском факультете в Париже. Они часто встречались на Монпарнасе, и из этих сентиментальных соображений я хочу приобрести дом, чтобы была какая-то преемственность. Чтобы дом не попал в совершенно чужие руки. Очень прошу сообщить мне цену и еще раз подчеркиваю свое сентиментальное отношение.

Письмо очень хорошо сработало. Мадам Юла Липшиц прислала мне трогательное ответное письмо с ценой за дом в 1 000 000 франков, и что она готова подождать, пока я решусь. А я ей в ответ, что должна организовать деньги и продолжаю иметь серьезные намерения. Тем временем мы отстранили одного покупателя. Я ей казалась более серьезной кандидатурой, а уж моя кредитоспособность у нее сомнений не вызывала. Денег у меня не было даже на одну кладовку в этом доме, но ждала она меня больше года. Всех клиентов Андрею в течение почти двадцати лет удавалось отвадить, но, несмотря на старания адвокатов и давность проживания, Андрея все же в конце концов приговорили к выселению. Судебные исполнители не заставали его дома. Во Франции нельзя выселять человека в зимний период: после первого октября и до первого апреля. Исполнители тоже симпатизировали Андрею, а не этой американской буржуйке. Но город нашел ему однокомнатную квартирку, скромную, но с удобствами и отоплением, почти бесплатно, и Андрей решился. Собаки Мотьки уже не было в живых. Можно было переезжать. Мы думали, что он не переживет переезд. Он героически сопротивлялся почти двадцать лет. Андрей никого не допускал к упаковке своих вещей. Я удивилась алчности «друзей» и их безразличию. Их вдруг появилось неожиданно много. Как они изображали сострадателей, пока собирали книги, обрезали оригинальные светильники в мастерской, как старались во всем угодить и помочь, пока не вывезли ценнейший станок Липшица и другие не менее ценные предметы. Решив переехать, Андрей все раздал с необыкновенной легкостью. Я ничего не хотела брать, и только комод, он настоял, я забрала. Комод теперь стоит прямо напротив моей кровати. Отреставрировать и перевезти его было гораздо дороже, чем он стоил. Но теперь это ежедневная память. Я его очень люблю. Большой комод красного дерева, строгих прямых форм, без всяких украшательств, таким он стоял в семье всемирного известного скульптора Жака Липшица и моего друга Андрюши.

Мотя

Одно хорошее дело в жизни я сделала. Оставила Андрею собаку Мотю. Оставила на время, а получилось навсегда.

Всю свою нежность Андрей отдавал этому нервнобольному псу. Пес ненавидел пьяных, и как только Андрюшка выпьет, он его бешено грыз. Приходит Андрей с забинтованными пальцами.

– Опять тебя этот паразит покусал?

Он абсолютно прав. Я же был пьян. Мо-Мот это не любит.

Мотя понемногу изменил всю его жизнь. Мотю надо вовремя кормить, с Мотей надо гулять три раза в день, Моте нужны ветеринарные консультации. Они уходят летом почти на целый день в Булонский лес. Садятся на лавочку и молча сидят рядом.

– Мо-Мот, нельзя мешать. Он пишет стихи.

Мотька прожил у него до восемнадцати лет. Андрей бинтовал ему лапки, таскал на себе по винтовой лестнице на второй этаж, кормил только свежими продуктами, а когда к Андрею приходили гости, пес их тоже безжалостно кусал. Хозяин его всегда оправдывал. Во всяком случае, жизнь для Андрюши обрела смысл, и уже совсем больной в новой квартирке он как-то сказал:

– Хорошо, что Мо-Мот умер раньше. Теперь я спокоен.

Званый ужин

У моей подруги званый ужин человек на двадцать. Главная гостья – мадам Галимар, жена крупного издателя. Женщина в летах, но очень красивая, ухоженная и пришла в облегающем, вполне сохранивши фигуру, платье. Мы все моложе ее, и мадам Галимар решила соответствовать молодой компании. Она привела к Ванечке, сыну моей подруги, своего внука. Все рассаживаются за стол с накрахмаленными салфетками и заранее обозначенными местами. Ведут светские беседы, обсуждают литературные новинки. Мы с Романом привели с собой Андрюшу. Человек он образованный, в разговоре участвует, читает Бодлера, рассказывает забавные истории о Ромэне Гари. Обстановка становится менее напряженной, более непринужденной. Все выпили и вина, и даже водочки. Жена художника Бруя Сильва приготовила чудесную еврейскую фаршированную рыбу, да и Неля отменный кулинар. Гости пересаживаются.

Андрюша, наш фантазер, сел рядом с мадам Галимар. Приглашает ее танцевать, потом в ресторан, хлопает по попе. Мадам Галимар к такому обращению не привыкла и вежливо старается выйти из положения, отказаться. Андрюша совсем спятил. Он тащит даму в свою машину, но она приехала на своей. По дороге домой едем гуськом. Наконец Андрей вырывается вперед, перегораживает путь ее машине и требует, чтобы она пересела и поехала с ним в русский ресторан. Мадам Галимар забилась в угол, а мы еле оттащили нашего ловеласа. Он, оказывается, ей уже назначил свидание.

Почти то же самое произошло в новогодний вечер у подруги Лены. У Лены муж кубинец, скульптор-сюрреалист Карденас. В доме полно людей: коллекционер барон Ульватор, художник Мансуров, Эдуард Лоб, Фредерик Миттеран и целая колония латиноамериканских художников. Играет бразильский оркестр. Шампанское льется рекой. Всем хорошо, свободно и весело. Андрюша приглашает танцевать хозяйку дома. Он развязен до предела. Хлопает ее по заду, прижимает. Муж Лены кубинец, огромный черный атлет, и таких шуток со своей женой не понимает, не понимают их и его друзья. Латиноамериканская кровь закипает в жилах. Лена быстро танец прекращает и просит нас срочно увезти Андрея. Муж и разгоряченные латиноамериканцы уже готовы его убить за оскорбление, а Андрюше все нравится. Он уходить не хочет. Мы вчетвером его вытолкали и увезли. Так закончился новогодний праздник.

Андрюша был великим фантазером и, выпив, входил в образ. Собрались они с моим мужем, Романом, покупать машину у старой вдовы, баронессы Эрера. Прямо из лифта слуга баронессы спускает их в гараж. Машина почти новая. Картинка. Покойный муж баронессы не успел на ней поездить, а для нее она только печальное воспоминание. Андрюша предыдущую машину потерял; а может быть, ее украли. На эту денег нет, а с дамой не поторгуешься. И выдал себя Андрей в очередной раз за князя. Баронесса таяла, горничная разливала из серебряного кофейника кофе по чашечкам севрского фарфора, сахар клали щипчиками. Жаловались друг другу на изменившуюся грубую жизнь, на грубость молодежи. Баронесса и князь. Просто пара в интерьере. Роман сошел за родственника из России, с которым удалось повидаться.