Последняя надежда - Анн Плишота

— Ой, я знаю, ба! Прости меня! — горячо воскликнула Окса. — Мне правда жаль…

Драгомира сурово поглядела на внучку, но все же не так сурово, как ей самой хотелось бы.

— Врушка! — Глаза бабушки выдавали, что ей все же немножко смешно. — Нисколько тебе не жаль! Пожалела бы несчастного Курбето-пуко, который старался вправить тебе мозги. А теперь нам не остается ничего другого, как снова поставить его на ноги.

Драгомира встала, вынула из заставленного разными склянками стеклянного шкафа синенький пузырек и смочила указательный палец налитой в нем маслянистой жидкостью.

— Это что? — поинтересовалась Окса.

— Специальный бальзам на основе гребешка Простофили, — ответила Драгомира, тихонько втирая бальзам в крошечный череп существа-браслета.

— Гребешок Простофили? — переспросила Окса.

— Только это может привести в норму твоего Курбето-пуко, — продолжила Драгомира, не ответив на вопрос Оксы. — Игнорирование его предупреждений приводит его в состояние ступора, представь себе. Именно так на него действует неудача. Словно он провалил свою миссию.

Курбето-пуко, прикрыв глазки, начал довольно урчать, сияя улыбкой. Действие бальзама было потрясающим! Вот бы заполучить его немножко для МакГроу… Хотя массировать голову гадского препода… Бэ-э-э-э…

— А что думает по поводу всего этого твой друг Гюс?

— Ой, ба! — возмутилась Окса.

Подразумевалось, что кроме семейства Поллок и Беглецов из Эдефии, никто не должен был знать о событиях последних недель. Гюс в том числе.

— Ой, Окса Поллок, я тебя умоляю! Только не говори мне, что он не в курсе! Мне-то хоть голову не морочь! — иронично заметила Драгомира, пристально глядя своими синими глазами в глаза внучки.

— Вечно ты все знаешь! Это просто бесит! — выдохнула Окса, сдаваясь. — Как тебе это удается?

— Секрет фирмы, детка, секрет фирмы… Скажи-ка лучше, окажешь мне маленькую услугу?

— Все, что угодно!

— Сходи, приведи родителей, пожалуйста!

Окса приросла к месту, скованная дурным предчувствием. Должно быть, запоздалая реакция на чувство вины…

— Не дрейфь, — успокоила ее Драгомира с ехидной улыбкой. — Сходи за ними…

Через несколько минут все четверо сидели у камина в апартаментах Драгомиры. Оксу снедало тревожное любопытство. Несмотря на успокаивающие заверения бабули, не предстоит ли ей дорого заплатить за свою выходку?

Слово взял отец.

— Доча, мы получили твой табель с оценками. Ты отлично потрудилась!

— Поздравления Юной Лучезарной! — хором провозгласили Фолдинготы, жующие свой сандвич, поджаренный на утюге.

— Мы этим не удивлены, — продолжил Павел Поллок, — но это не мешает нам тобой гордиться. Отзывы твоих преподавателей о тебе очень высоки, кроме отзыва месье МакГроу. И тут, я должен сказать, мы не очень понимаем… У тебя нет ни одной оценки ниже восемнадцати, а он твердит лишь о плохом почерке и прочей ерунде, и это довольно странно.

— МакГроу? Да он дурак и вообще никакой не препод! Он психопат! — взорвалась Окса со свойственной ей катастрофической горячностью.

— Что, настоящий психопат? А это не очень резкое суждение, а? — заметила ее мать. — Он и впрямь кажется несколько странным. Но почему ты говоришь, что он не препод?

— Потому что он секретный агент ЦРУ… — пробормотала Окса и тут же пожалела о своих словах.

Воцарившееся молчание никоим образом не успокоило девочку. Мать сперва улыбнулась, но улыбка быстро сменилась озабоченной гримасой. Она быстро глянула на мужа и на Драгомиру, чье беспокойство тоже было весьма заметным.

— Почему ты так решила? — ровным тоном спросила Мари Поллок.

В этот миг Оксе захотелось оказаться за тысячи километров от апартаментов бабушки. Ну зачем, зачем она это ляпнула?

«Может, у меня и хорошие оценки, но в плане сперва подумать, а потом уже раскрывать рот, я полный дуб…» — мысленно обругала себя девочка.

Мысли смешались у нее в голове. Чтобы объясниться, ей придется рассказывать все с самого начала, то есть о приступе в первый учебный день, о «не падении» флакона, об имеющихся у МакГроу подозрениях насчет нее, о гипотезе насчет червяков, управляющих мозгом кузнечиков, об уликах, которые они с Гюсом добыли… А рассказать про «улики на МакГроу» означает сказать про «визит в кабинет Бонтанпи, вертикальную левитацию во двор колледжа среди бела дня и обыск чужого бумажника». С тем же успехом можно сразу помахать ручкой каникулам у Леомидо…

И Окса, пожираемая в глубине души угрызениями совести, услышала свои слова:

— Да нет, я пошутила! Мы любим с друзьями пофантазировать… И обожаем воображать, что МакГроу тайный агент.

Облегчение, которое мгновенно испытали трое взрослых, было видно невооруженным глазом. Окса мысленно вздохнула, глядя на них честными глазами.

— Значит, у нас есть все основания думать, что ты себя хорошо вела, да? — продолжила мать. — Никакого Магнито? Нок-Бамов? Публичных полетов?

Окса неуверенно улыбнулась и с беспокойством поглядела на Драгомиру. Нет, этот разговор определенно сущая пытка…

— Ничего такого, — громко провозгласила бабуля. — Разве что одно маленькое добавление: Гюс в курсе всего. Но это ведь не сенсация, верно?

Мари и Павел Поллоки, улыбаясь, подтвердили, что нет, не сенсация, к вящему изумлению Оксы. Значит, они знали! Вот это да! Лучшая хохма года! Хотя нет… Не года… Но дня точно!

— Ну, так что мы решим насчет этой юной леди? — продолжила Драгомира, развлекаясь тем, что снова переполошила Оксу.

— Ты имеешь в виду мою дочь? Мою чудесную, умненькую и очень талантливую дочь? — уточнил Павел таким тоном, словно Оксы тут и не было. — Как считаешь, Мари? Над этим стоит поразмыслить, тебе не кажется?

— Папа… — пропищала Окса, ерзая на кресле.

— Надо подумать, — подхватила игру мужа Мари. — Но обязуюсь дать ответ в ближайшие шесть месяцев…

— Мама! — еще громче пискнула Окса.

— Солнышко, мы согласны. Ты поедешь на каникулы к Леомидо, — положил конец ее мучениям Павел. — С тобой поедет Драгомира, мы слишком заняты в ресторане. Но с вами поедет еще один гость, кое-кто, кого ты любишь, и от которого, судя по всему, у тебя нет секретов…

— Гюс?! — воскликнула счастливая Окса. — О-о-о! Спасибо, пап! Спасибо, мам!

— Нужно еще утрясти пару-тройку вещей с Жанной и Пьером Белланже, и через неделю вы все трое отправитесь в Уэллс.

— Класс! Я так рада! Так рада!

34. Направление — Уэллс

В аэропорту троица не осталась незамеченной, совсем наоборот. Внимание, главным образом, привлекала Драгомира и ее весьма впечатляющая дорожная одежда: пурпурный костюм, манто из фиолетового бархата, изящная шляпка на голове. Огромный коричневый кожаный чемодан она везла за собой на колесиках, а на ее плече висела сумка, которую она крепко к себе прижимала.

Окса с Гюсом были менее приметными, но куда более возбужденными, чем экстравагантная, но совершенно невозмутимая Драгомира. Оксе казалось, что внутри нее летают легкие воздушные шарики, взрываясь по всему телу. После всех этих недель, насыщенных конфликтами и проблемами, девочка не могла скрыть, что просто жаждет сменить обстановку, и что это небольшое путешествие должно пойти ей на пользу.

Гюс же испытывал более сложные чувства. Конечно, он был рад поехать к Леомидо со своей лучшей подругой и стать привилегированным свидетелем ее «обучения», которое обещало быть чем-то фантастическим. Но при этом ему было как-то неуютно являться хранителем тайны и не иметь возможности поделиться ею с родителями. Сомнения тяжким грузом висели на его душе.

Белланже и Поллоки направились в зал вылета, место трогательных прощаний, во время которых Павел Поллок несколько раз испустил тяжелый вздох. Наконец самолет взлетел.

— Можно было бы и самой полететь, вот было бы весело! — заявила Окса, как только они поднялись над облаками.

— Ну, ты даешь! — ответил Гюс. — Хотя, если хочешь, чтобы тебя приняли за НЛО и отправили на перехват военно-воздушные силы…

— Тьфу на тебя! Никакой фантазии, — ехидно бросила Окса, пихнув его локтем.

— Как вижу, внучка ничего от тебя не утаила, Гюс! — вставила Драгомира.

— Все, что знаю я, знает он! — гордо заявила Окса.

— Э-э-э… Ну, вообще-то, да… — пробормотал Гюс, не зная толком, хорошо это или плохо по мнению Драгомиры.

Несколько часов спустя они сидели возле огромного камина, в котором потрескивал большой огонь. Леомидо встретил их в аэропорту на машине и отвез к себе, километров за пятьдесят от города, в самое сердце Уэллса.

Леомидо жил не в обычном доме, а в старой каменной постройке, возведенной четыреста лет назад, а потом превращенной в монастырь. Он выкупил ее до того, как она окончательно превратилась в руины, сделал из нее великолепное комфортабельное жилище, больше напоминавшее особняк, чем объект религиозного культа, если не считать небольшого кладбища с тыльной стороны здания.