Маленький скандал - Мэри Эндрюс

— А арахиса в шоколаде нет? — спросил он.

— Прости, — пожала я плечами.

Остин стал меланхолично жевать «сникерс».

— Дарвис приходится Пейдж дядей с материнской или отцовской стороны?

Вопрос застал меня врасплох.

— С материнской, — подумав, ответила я. — Отца Пейдж я никогда не знала. Он ей не кровный родственник, Дарвис Кейн был женат на сестре Лорны, Лизе.

Остин что-то быстро набрал на клавиатуре.

— Мне нужны его анкетные данные, — сказал Остин. — Он родился, случайно, не в Мэдисоне? Может, он ходил в местную школу? Может, у него есть здесь родственники?

Я медленно покачала головой:

— Я действительно не знаю. Девичья фамилия матери Пейдж, Лорны, а значит, и ее сестры, была Франклин. И их родители жили не в самом Мэдисоне, а в Ратледже, в вагончике. И из них всех только Лорна переехала в Мэдисон. — Подожди, — сказала я, разворачивая еще один мини-сникерс. — Где твоя телефонная книга?

Остин нырнул пол стол и извлек оттуда телефонный справочник нашего штата. Я забрала у него книгу и стала искать на букву «К».

— Там есть только один «Кейн», но это даже не он, а она — Ла-Таша Кейн, и она живет неподалеку, на Джитер-Уэй. И она негритянка. А наш Кейн был белым.

Остин приподнял бровь.

— А ты уверена?

— Остин, все это происходило в 1979-м. Мой отец не был расистом, но единственным черным, работавшим тогда на отца, был Эдди, механик. И в любом случае то, что произошло, не было связано с конфликтом «черного и белого», просто скандальный уход женщины из семьи. Я в этом уверена.

— А кто мог бы дать точные ответы? — спросил Остин, уже проявляя признаки нетерпения.

— Наверное, Пейдж. Но я ее об этом никогда не спрашивала.

— Кто, кроме нее, в таком случае? Что произошло с ее тетей после того, как ее муж удрал с Джаннин?

— С Лизой? Я думаю, она забрала детей и уехала в Афины, перебралась к еще одной сестре. Пейдж страшно бесилась из-за того, что ее двоюродные сестры уехали из города.

— Вот это уже кое-что, — сказал Остин и записал что-то на листке блокнота, что лежал возле компьютера. — Надо посмотреть, развелись ли Лиза Франклин и Дарвис Кейн. Может, они и дадут нам нить. Кто-то здесь должен был знать эту парочку и о том, что там с ними сталось. Думай, Кили. Назови имена.

— Может, Глория что-то знает? — неохотно сказала я. — И папа. Но я не могу с ним об этом говорить. Пока не могу.

— Но когда-то тебе все равно придется.

— Возможно. Но тогда, когда у меня уже будут кое-какие ответы.

— У тебя будут ответы, — пообещал Остин, похлопав по компьютеру. — Ладно. Теперь расскажи мне кое-что о маме.

— Что тебя интересует?

— Из какой она семьи, например, — в отчаянии от моей непрошибаемости сказал Остин. — Ты что, не понимаешь? Женщина вышла из дому и не вернулась. Как сквозь землю провалилась! Как на это отреагировали ее родные? Может, хоть кто-то из них что-то узнал о ней, услышал от кого-то. Прошло двадцать лет с лишним лет.

Я ответила не сразу:

— Из близких у нее, кроме нас с отцом и Глории, была только двоюродная сестра, Соня Уайрик. Она была у мамы свидетельницей на свадьбе. Но, насколько я знаю, они с отцом не ладили, потому что они встречались с Соней, только когда отца не было дома.

Остин задумчиво надул губы.

— Она была единственной близкой родственницей матери? Почему же они с Уэйдом не ладили?

— Никто никогда так прямо не говорил, что папа ее не любит. Она просто не приходила к нам, когда отец был дома. И вообще, она была у нас не частой гостьей. Соня была замужем, и у нее тоже были дети. Двое, кажется.

— Соня Уайрик.

Остин записал ее имя на листок блокнота.

— Она работала швеей на «Лавинг кап». Когда штат сократили, она уехала. Я очень долго ничего о ней не слышала.

— Ладно, я попытаюсь потом отследить, что с ней стало, — сказал Остин, встал, потянулся и зевнул. — Господи, еще и девяти нет. Не могу поверить, что мои мозги способны нормально функционировать в такую рань.

— Это все кофе и «сникерс», — сказала я. — Завтрак для чемпиона. Мне уже пора. Надо Уиллу забросить несколько образцов краски, и еще у нас с Глорией целое море бумажной работы.

— Ты так и не рассказала мне, какой была твоя мать, — пожаловался Остин. — Я все никак не могу понять, что она за человек. Какой она была до того, как вышла замуж за твоего отца и родила тебя?

Я безнадежно покачала головой.

— Обыкновенной. Такой же, как все девушки из маленьких южных городков. К тому же она вышла замуж, когда ей едва исполнилось восемнадцать.

— Чем она занималась до замужества? Работала? Училась?

— Примерно год она ходила в колледж, — сказала я, — и работала продавщицей в магазине одежды — прямо тут, на площади. Тогда он назывался «Шарм». Хозяйкой магазина была женщина по имени Крис Грэм. Теперь-то его нет, но он стоял на месте того магазина, где сейчас продают антиквариат. Я помню, что над входом там был розовый навес. Мама всегда любила красиво одеваться, и Крис Грэм иногда брала ее с собой в Атланту за закупками для магазина. И еще мама всегда оформляла витрину. На самом деле витрину она продолжала оформлять и после того, как перестала работать в том магазине. Я помню, как она как-то делала специальное оформление перед Хеллоуином и я помогала ей мастерить чучело из соломы. Мы нарядили это чучело, — была «она» — в самые модные наряды. Люди приходили специально, чтобы посмотреть на мамино оформление витрин. Остин улыбнулся.

— Ну что же, теперь мне, по крайней мере, понятно, откуда у тебя чувство стиля.

Я засмеялась.

— Да уж, не от папы точно. С него станется надеть к зеленым штанам коричневые ботинки.

— Расскажи мне еще про тот магазин и про его хозяйку, — приказал Остин.

— Если я через минуту не появлюсь, меня убьют, — сказала я, но на самом деле эта тема была мне приятна. Мне приятно было вспоминать о том, как радовалась мама, оформляя эти витрины. Ей по-настоящему нравилось этим заниматься. Она могла работать часами, приносила из дома заготовки, красила задники, устанавливала освещение. А потом мы еще по нескольку раз проезжали мимо магазина разными маршрутами, чтобы мама могла убедиться, что даже из машины и из любой точки витрина производит должное впечатление.

— Хозяйка, мисс Грэм, разрешала маме покупать одежду со скидкой, причем даже эксклюзивные образцы. Это потому, что у мамы был абсолютно стандартный восьмой размер. Я помню, как она откладывала для мамы одежду — уже после того, как мама уволилась и родила меня. Однажды она подобрала нам наряды специально, чтобы мама и дочка были одеты в одном стиле.

— Что с ней произошло после того, как магазин закрыли? — тревожно спросил Остин. — Только, пожалуйста, не говори мне, что она умерла или переехала в Северную Каролину.

— Нет, — сказала я. — Она живет здесь, в Мэдисоне. И работает на Кэтлин Харбин в антикварном магазине. Кэтлин ее племянница.

Глава 32

Ужин у папы проходил, как обычно, без происшествий. Мы говорили о его бизнесе, о погоде и о спорте.

— «Храбрецы» в этом году непременно выйдут в следующую серию, — сказал отец, когда мы убрали посуду в посудомоечную машину. — Точно выйдут.

— Ты каждый год это говоришь, — поддразнила его я. — А выиграли они только однажды. Ты вообще никогда не сдаешься?

— Никогда, — сказал отец, протягивая мне сковородку из-под рыбы. — У них есть и талант, и желание. И потом, надо же мне во что-то верить. Почему бы не верить в «Храбрецов»?

Я вытерла сковородку и аккуратно убрала ее на нижнюю полку буфета, где она всегда хранилась. Все то время, пока мы ели, обсуждая ход продаж автомобилей и успехи «Храбрецов», у меня на кончике языка вертелся вопрос: где она? куда уехала мама? и почему?

— Ты что-то сегодня слишком тихая, — сказал папа, вытирая кухонную стойку. Он подошел к холодильнику, вытащил банку пива и протянул мне. Я отрицательно покачала головой.

— Тебя что-то гнетет? На работе что-то не так?

— Все в порядке, — сказала я. — Да благословит Бог Уилла Махони. Если бы не он и не Малберри-Хилл, мне бы, возможно, пришлось идти торговать бакалеей.

Отец глотнул пива и нахмурился.

— Может, мне поговорить с Дрю Джерниганом начистоту? То, что произошло между тобой и Эй-Джи, конечно, никуда не годится. Но твоей вины в том нет.

— Не думаю, что Джерниганы разделяют твою точку зрения, — сказала я.

— Дрю всегда был сукиным сыном, — сказал папа. Он помолчал. — Знаешь, я больше не завтракаю в «Старом колонисте». Я как-то вошел, а Дрю увидел меня, встал, бросил деньги на стол и вышел. Мне было очень неловко. И не только мне. Так что я просто стал ходить в кондитерскую. И потом, булочки у них мне все равно нравятся больше.

— Папочка! — Я обняла отца за шею. — В кондитерской не делают такого печенья, и все твои друзья ходят в «Старый колонист». Я каждое утро, когда иду на работу, вижу, как они сидят за столиком у окна.