Пилюли от бабьей дури - Татьяна Веденская

– Я так и подумал, – поделился соображениями Михаил.

– Правильно подумали. Вот только… действия ваши. Уж очень они экстремальны, – вздохнул следователь. – Дело-то я все-таки заведу.

– Но они же меня били! – Михаил возмутился. – Они ребенка хотели увезти. Я с ними час пререкался, пытался отбазариться. И я же не стрелять хотел. Только чтобы вас дождаться!

– А вот этому всему подтверждения нет. Эти трое утверждают, что сначала твоя Ирма им машину разбила, а потом ты выскочил на них с ружьем и положил всех на землю. А они мирно хотели вызвать ГИБДД.

– Конечно! – фыркнул Михаил.

– Да. Чтобы КАСКО оформить.

– У них КАСКО? Вот суки, а с девчонки десять штук требовали. Сами в нее въехали спьяну, и сами денег хотели. Шантрапа.

– Не спорю, – согласился следователь. – Но как доказать-то?

– А знаете, – улыбнулся Миша, – если вы мне поможете… Есть одна мысль. Может, и пустышка, а может, и нет.

– Что вы имеете в виду? – сосредоточился следователь. Его тоже можно понять, ему раскрываемость нужна. В ту сторону, в другую – как пойдет. Но раскрываемость.

– Я имею в виду доказательства. Толстые, жирные, для любого суда.

– Да что вы? – ухмыльнулся следователь. – Говорите.

В конечном итоге Ирме и Михаилу очень повезло. Обстановка на дорогах нынче из рук вон плохая. Малому бизнесу очень-очень тяжело. То пьянота какая-то платить откажется, водку будет из-за прилавка таскать, то подростки придут за пивом, тоже без денег. То к продавщицам пристанут. В кафе и того хлеще. Конечно, уже не девяностые, кривая преступности пошла вниз, кто спорит. И все же на дорогах бывает всякое. И наезды, и просто всякая мерзость. Типа поджогов, наездов всяких скинхедских. Кафе-то с магазинчиками кто держит? Да и неважно, кто там на самом деле. Считается, что приезжие. Кто они там именно: армяне, азербайджанцы или вообще, по чистой случайности, русские – какая разница. Черные. Так что приходят всякие чистить Русь-матушку, как будто той есть до этого дело. И будто от одного-другого избитого армянина или таджика России станет легче.

Однажды зимой около кафе «Придорожное» убили продавца жидкости для стеклоомывателей автомобилей. Кому мешал? Стоял на обочине, около стойки с синими баллонами, перепрыгивал от холода с ноги на ногу. Звали Ахмедом. По-русски говорил плохо, работал за копейки, приехал к брату. Улыбчивый был, всем помогал, заливал жидкость прямо в бачки омывателей, причем безо всякой дополнительной платы, чисто из любви к искусству. Такой сервис. Так нет, зарезали, расисты. Пьяные, конечно. За догоном приехали, а когда обратно из магазина шли, он им и улыбнулся. Люди были, конечно, и видели, все видели. И драку, и крики, и разлитую жидкость для стеклоомывателей вперемешку с кровью Ахмеда. Но найти кого-либо и что-то доказать не вышло. Как в воду канули, никто их не видел, не слышал, тем более ни номеров, ни марки машины. Куда там. Глухарь.

С тех пор на столбах около кафе «Придорожное» и магазина «Продукты», а также и внутри оных имелись камеры слежения. Дорого, конечно, но зато можно хоть что-то доказать. Именно одну из них и заметил Михаил, нежась на асфальте после устрашительного удара в челюсть. Конечно, камера могла оказаться нерабочей, выключенной. Или пленка могла в ней закончиться, или что там сейчас – диск. Но повезло. Все было запечатлено, все зафиксировано и предоставлено интересующейся общественности в лице следователя, причем в разных ракурсах. И как Ирмину машину ударило, подбросило, оттащило назад. Хорошо еще, никто не проходил мимо в этот момент. И как ей Малиновый по щеке залепил (этого она, кстати, Мише не говорила). И как документы отбирали – в общем, все.

– Из города все-таки пока не выезжайте, – попросил следователь к утру, закончив собирать показания. – И ружье ваше пока, до суда, у нас будет.

– А если я живу в Мытищах? Мне из какого города не выезжать? – уточнил Миша.

– По месту прописки, – пожал плечами следователь.

– А если к вам надо? Вы же – другой город.

– Так! – хмыкнул следователь. – Не путайте меня. Живите спокойно и будьте на связи.

– А в поход? Мы хотели в поход в Карелию пойти. Год готовились, неужели же теперь отменять?

– Ну что такое, – расстроился следователь. – Сколько от вас проблем, товарищ свидетель. Ладно, когда едете?

– На той неделе.

– Конечно, ничего хорошего. А когда вернетесь?

– На две недели всего.

– Ладно, езжайте. Только чтоб без фокусов. На суд чтобы – как штык!

– Есть, товарищ следователь, – кивнул Миша и вышел из кабинета.

Ирма сидела на скамейке в коридоре и грызла ногти.

Глава XII

Когда умер Бенедикт Михайлович, Лерин отец, ее рядом не оказалось. Не то чтобы в городе или в стране. Ничего такого, что могло бы являться уважительной причиной для отсутствия. Она была в Москве, она была молода, глупа и любила деньги. Она считала, что отец с его представлениями о социалистическом долге устарел, а оказалось, что он просто постарел. Состарился, хоть это и не бросалось в глаза. Он не смог пережить затянувшийся Лерин переходный возраст, ее нежелание учиться, стремление кривляться и дергать где-то ногами (пусть зовет это как угодно, артистка). Когда она впервые отказалась идти по намазанной маслом дорожке, во второй МОЛГМИ, где у Бенедикта Михайловича в ректорах старый дружок, он думал – справится. Ну, дурит девка. Молода, избалована. Хочется всего и сразу, хочется славы. Но ведь из театрального ее бортанули? Это же что-то да значит! Ну, нет таланта, не Марлен Дитрих, зачем же опять на те же грабли? Лера кричала:

– Ты ничего не понимаешь! Им на талант наплевать! Они своих тащат.

– Ты, конечно, красавица. Ну и что плохого, если доктор – красивая женщина. Станешь хирургом…

– Ни за что. Я резать никого не буду и в чужих кишках ковыряться не буду! – возмущалась Лера. Знала бы она, в чем приходится копаться тем, кто хочет быстрой, дешевой славы, заработанной, как говорят в народе, красивыми глазками. Предпочла бы взять в руки скальпель и кое-что прооперировать. Начисто.

– Ну, пусть хоть терапевтом, – поморщился отец. – Но высшее образование получить надо.

– Ага! Ты тоже ведь тащишь меня по своим связям. Кумовство разводишь, – ехидствовала доченька, но после года работы в театральном институте в качестве девочки на побегушках, душераздирающей драмы второго экзамена, нервов, слез, нового, уже второго, провала (снова исключительно по произволу комиссии), Бенедикту Михайловичу все же удалось убедить капризулю идти в правильный вуз. Конечно, он переживал, а мать пекла пироги, котлеты и передавала с оказией в Москву, дочке. Хотя, если посмотреть на Леру повнимательнее, нужды в передачах у нее не было.