Любовь на руинах (СИ) - Иванова Ксюша

Поэтому я и не ждал ножа в спину. Верил им, и ребята это чувствовали.

Хотя я отлично понимал и свои минусы — я умел тренировать солдат, организовать бой, наступление, оборону. Наш завод был неприступной крепостью, а оружие в руках умели неплохо держать даже женщины и дети. Но хозяйственник из меня был никакой. Наладить вопросы с питанием, например, мне было сложно. И да, вот здесь бы мне не помешало перенять опыт таких группировок, как те самые предатели-землекопоеды или выращивающие так же под землей здесь у нас Питере всевозможные зерновые, овощи и даже фрукты, ребята из Южной группировки.

… Тем временем вопрос с упрямым Лимбетом все-таки был решен. Выматерившись, он шагнул с крыльца проходной, нашел меня глазами, скривившись, недовольно кивнул и остановился неподалеку от входа во двор, подозрительно оглядывая всех вокруг. Его бойцы толпой встали за спиной своего командира. Ну, теперь можно начинать.

Пророк, видимо, почувствовав что-то, вопросительно взглянул на меня, я кивнул, и он, глубоко вздохнув, заговорил:

— Я хотел начать свое выступление с красивых слов о солнце, о вере, о любви. Но вижу перед собой лица простых людей, с печатью обычных повседневных забот — чем прокормиться, как выжить, где раздобыть то необходимое, без чего жить нельзя. Я знаю место, где все это есть. Я вам о нем расскажу, — он замолчал ненадолго, собираясь с мыслями, а потом заговорил вновь, тихим ровным голосом, который однако было слышно даже с моего места, а я находился достаточно далеко. — Я был в городе, который многие называют Живым, а сами жители — городом Солнца, Солнечногорском. Не буду говорить о том, как добрался до него, но поверьте мне, путь был неблизок и труден. Хочу сказать вам о том, как устроена жизнь в этом далёком городе.

Я перевёл взгляд на Таисию и поразился ее внешнему виду. Она смотрела на толпу людей, скинув с головы капюшон плаща, широко распахнутыми глазами. Ее лицо было бледным, а губы то и дело что-то тихо шептали. Я слышал каждое слово Пророка, но при этом смотрел только на нее и не мог отвести глаз — настолько нереально красивой Таисия мне казалась. Стараясь остаться незамеченным, я осторожно осмотрелся вокруг. И понял, что многие из мужиков, чуть ли не облизываясь, глазеют на нее! Меня точно обухом по голове шандарахнули — суки, если кто из вас хоть шаг в ее сторону сделает, да я… А что ты? Ты, дружок, так же безоружен, как и все остальные. Я усмехнулся своим мыслям — и голыми руками справлюсь, пусть только попробуют!

Невероятной силой воли заставил себя не смотреть на нее, сосредоточился на Пророке, которого, кстати, внимательно слушали и не перебивали.

Он рассказывал о человеке, который является президентом города, которого безмерно все уважают и любят. Из толпы вдруг кто-то выкрикнул:

— И какая же у него охрана?

На что последовал молниеносный ответ, как если бы Пророк ждал подобного вопроса:

— Никакой.

Тот же мужик, незнакомый мне, недоверчиво рассмеялся. А Пророк, абсолютно не смущаясь этого смеха, даже как-то воодушевившись. продолжил:

— Нет, у них есть собственное войско, но оно скорее для защиты от внешних врагов. И предупреждая дальнейшие вопросы, скажу, что на власть президента никто не претендует. Он живёт, как все, не имея ничего, сверх того, что есть у других, кроме забот. Но это — не самое главное.

В ста километрах от города добывают нефть. В Солнечногорске работает завод по ее переработке. У них две действующие электростанции — тепловая и ветряная. Кроме того, придуманы специальные системы очистки воздуха и грунта, как следствие их работы, почвы стали понемногу плодоносить. Открытые почвы. А значит, у них нет голода. Я не буду врать — не знаю наверняка, но слышал от местных жителей, что в пригороде остатки коренных народов, не знаю уж точно, кто именно там живет — эвенки, ненцы — даже вновь приручили оленей, и, как во все времена, выращивают целые стада! И этим мясом кормят город!

В Солнечногорске всегда рады пришлым. Да их проверяют. Но там невозможно солгать. Я не буду объяснять почему, в другой раз — это длинная история. Особенно хорошо принимают там людей, имеющих технические специальности, умеющих что-либо делать своими руками — механиков, инженеров, слесарей, электриков, строителей… Но это вовсе не значит, что нам с вами нужно туда идти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

… Он говорил долго. А я смотрел в лица людей и поражался их горящим глазам, воодушевлению и надежде, которые явственно читались во взглядах. А потом вдруг спросил Витька Лимбет, вскочивший на крыльцо, чтобы привлечь к себе внимание.

— Ладно, оратор! Все это красиво и заманчиво звучит. Но что ты предлагаешь нам?

Пророк стоял, опустив голову и молчал. Оглядев толпу, я совершенно не заметил агрессии, даже тот же Лимбет, и то спрашивал больше из любопытства, чем желая развести на драку. И хоть мой жизненный опыт подсказывал мне, что в месте, где собираются настолько разные, не раз пострадавшие друг от друга, группы людей, обязательно будут конфликты, пока ничто не предвещало подобного.

Глаза упорно возвращались к Таисии. Взглянув, я сразу же заметил ее бледность. Мне даже казалось, что она покачивается из стороны в сторону. Не отдавая себе отчёта, я, расталкивая ребят, пошел сквозь толпу к ней. Остановился рядом и, наклонившись, тихо, чтобы не помешать вновь заговорившему Пророку, прошептал на ухо:

— Тебе плохо?

Она открыла глаза и, увидев меня, вдруг прямо при всех прижалась всем телом, обняла за талию и прошептала:

— Вот именно сейчас мне очень хорошо, только ноги не держат.

Я совершенно не понимал, что с ней происходит. Но и оставить, оттолкнуть, уже не мог.

— Может, тебя посадить куда-нибудь?

— Отнеси меня в мою комнату, пожалуйста, я сама не смогу. Больше я здесь не нужна.

Я, конечно, мог и должен был сделать знак кому-то из ребят, но неприятно шевельнулось в груди чувство, идентифицированное мною как ревность — не хотел позволить, чтобы руки моего бойца прижимали к себе эту странную, непонятную, но такую влекущую женщину. Легко поднял, с радостью ощущая, как ее руки обвились вокруг шеи, и понес, не слушая больше того, что рассказывает Пророк и не смотря по сторонам. Но не в их с отцом комнату, а к себе — чуть дальше по коридору.

Видела ли она? Понимала ли, куда несу? Скорее всего, понимала, но молчала. И с каждым шагом я чувствовал, как учащается мое сердцебиение от ее близости, от ее запаха, от приятной тяжести ее тела, прижатого к моей груди. Ногой распахнул дверь, прошел в комнату и положил свою ношу на кровать. И замер, опираясь на свои руки, расставленные по обе стороны от ее тела. Глаза закрыты, лицо бледное, может, сознание потеряла?

— Тая, тебе плохо? — спросил, не ожидая ответа. Но глаза распахнулись и она сказала:

— Нет, все нормально, — потом добавила. — Ты, наверное, думаешь, что я ничего не сделала, обманула тебя снова?

Я молча пожал плечами — мне эти "психотропные" штучки, действительно, были непонятны. Но ей почему-то было важно объяснить:

— Ты же заметил, что никто не скандалил? Что негатива не было?

— Заметил, — она намекает, что это благодаря ей никто скандал со стрельбой не устроил? — да ладно, а что так можно сделать? Внушить людям, что устраивать бойню ни к чему? Прямо всем и сразу?

— Можно. И наоборот можно. И это, как раз, легче сделать всей массе, когда они одним делом объединены, одними мыслями заняты, а не отдельному человеку. А сегодня многие пришли с целью сорвать выступление — пришлось потрудиться! Я умею забирать их эмоции, все плохое, что волнами исходит от человека. И хорошее чувствую, если эмоции переполняют хозяина… Только когда много такого… меня их энергия разрывает изнутри. Я не могу с ней справиться… А с такой толпой мне нечасто приходилось работать, — она вдруг замолчала, как-то странно глядя на меня. — Антон?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я и так-то был на пределе, наблюдая за ее губами с такого ничтожного расстояния, а мое имя, произнесенное ею, еще больше завело, заставило вздрогнуть всем телом.