Информаторы (Стукачи под прикрытием) - Валерий Михайлович Карышев

Гришка все равно не знал и не мог знать. Во-первых, он был новичком, и посвящать в такие детали его никто бы не стал. Во-вторых, как знал он со слов все того же Свирида, никто из пацанов, за исключением, может быть, Чалого, не знал, где квартируют лидеры.

Он вспомнил, как еще при въезде на квартиру, после гулянки с проститутками, когда они с Вадимом вдвоем допивали водку, затронулась эта тема.

Гришка тогда поинтересовался, не опасается ли Свирид, что хозяйка может заподозрить своих квартирантов и вложить ментам.

— Не успеет! — уверенно объявил тогда Вадим. — Через месяц, максимум пару — мы свалим на другую хату.

— И так постоянно?

— Это что! — усмехнулся кореш. — Костя с Геной каждый месяц хаты меняют. И снимают сразу две!

— Зачем? — не допер сразу Парфен.

— А затем, чтобы не вычислили! — пояснил Вадим и, перегнувшись через стол, доверительным голосом добавил: — Даже из пацанов наших никто не знает, где старшие ночуют! Телефон для связи — и все!

«Вот житуха — постоянно скакать, как блоха!» — подумал тогда Парфен.

— Ну, это не навсегда! — словно угадав его мысли, успокоил парня более опытный друг.

Поэтому, когда по телевизору в камере «Матросской тишины» Гришка увидел арест Хвороста и Чалого, он очень удивился, что взяли их на квартире.

«Кто же их сдал?» — гадал тогда Парфен. Вопрос так и остался открытым.

Меж тем Олег Андреевич, помешав ложечкой в своей чашке, аккуратно отложил ее на стол. Он негромко спросил о чем-то Ходакова. О чем — Гришка не расслышал. «Вечный старлей» только промычал в ответ. Как раз в этот момент один из негров, пониже ростом, поверг в нокаут противника и ожидался повтор кадра. В связи с этим обстоятельством Ходакову было не до вопросов приятеля.

Судя по тому, что переспрашивать Тарасов не стал, интересовала его какая-то ерунда. Некоторое время все молча смотрели бокс. Сказать по правде, никого, кроме Артема Михайловича, он не вдохновлял, но Гришка и Тарасов терпеливо досмотрели до конца. Победил, как и прогнозировалось, более темнокожий. Под рев трибун судья поднял руку в боксерской перчатке, и Ходаков скинул напряжение, расслабившись в своем кресле.

— Ох, Артем Михайлович! Представляю, как тогда вы смотрите футбол! — глядя на старшего коллегу, улыбнулся капитан.

— Не говори, — вздохнул тот, — жена из квартиры порой убегает! Ну а уж если «Локомотив» играет…

Раздалось характерное пиликанье, и Тарасов извлек из внутреннего кармана сотовый.

— Жена, наверное, — покосившись в сторону приятеля, буркнул Ходаков.

Получилось так, что Гришка как раз смотрел на следователя. Парфен четко запомнил, что Олег Андреевич, сказав привычное «да, слушаю», неожиданно изменился в лице, будто ему сообщили о смерти близкого человека. Но тут же, справившись с собой, он улыбнулся и отключил телефон, так и не сказав ни слова.

— Жена? — еще раз спросил Артем Михайлович, с интересом глядя на следователя.

— Да, она, — подтвердил Тарасов, но Гришке отчего-то показалось, что он врет. — Как ты догадался?

— Парни из отдела по городскому позвонили бы — они знают, где ты! Зачем лишние гроши жечь? Только бабам наплевать! — вздохнул Ходаков. Семейный бюджет — для него больная тема.

— Слушай, Артем, мне домой сгонять нужно, на часок. Обойдешься тут без меня или из отдела прислать тебе бойца?

— Давай, — равнодушно обронил Ходаков, не отрывая взгляда от экрана. Как раз вышла новая пара и рефери давал последние указания перед боем.

— Я быстро! — пообещал Тарасов и торопливо покинул квартиру. Впрочем, через минутку он вернулся и сообщил Ходакову: — Я на всякий случай Валерке Меньшову звякнул. Он через двадцать минут подъедет!

— Зачем? — поморщился старший лейтенант. — Чего парня дергать? Отдыхал бы себе, он сегодня после дежурства.

— Ничего, полчасика посидит с тобой!

После этого он уже окончательно покинул квартиру и больше не возвращался.

Бокс порядком надоел Парфену, и он лениво поднялся. Как раз в это время раздался звонок в дверь. Звонили как условлено — два коротких и один длинный. Несмотря на это, бывалый опер пружинисто поднялся и чуть ли не театральным жестом извлек табельное оружие. Встав сбоку от двери, он отпер замок и громко пригласил:

— Проходите!

«Рисовщик!» — мысленно фыркнул Гришка.

К большой радости парня, пришла его девушка.

Татьяна принесла домашних пирожков, которым обрадовались оба мужчины. Чайник моментом был водружен на плиту. Ходаков рысью подбежал к креслу, вновь безвозвратно погружаясь в мир спорта.

Гришка с Татьяной удалились на кухню. Некоторое время они просто целовались, затем, оторвавшись друг от друга, молодые люди принялись не спеша обмениваться впечатлениями. Рассказчиком была Татьяна, ибо Парфену со своей стороны и рассказать было, в общем-то, нечего: его пребывание в двухкомнатной квартире на окраине столицы было однообразным. Тоже заточение, только более комфортное. Одна радость — посещение родных или Татьяны. Пирожки, как оказалось, напекла его мама — Таня днем заходила к Гришке домой.

Пока девушка выкладывала принесенное в тарелку, Парфен устроился на подоконнике и, слушая подружку, поглядывал то и дело на улицу. Неожиданно он позабыл обо всем на свете и во все глаза уставился на происходящее во дворе дома.

В арку дома влетела тачка и лихо остановилась у их подъезда. Тройка «ребятишек» в легких осенних плащах до пят выскочили из нее и торопливо заскочили в подъезд. Все это не понравилось Парфену, и, хотя буквально через минуту звонок издал два коротких и один длинный, Гришка очень даже не был уверен, что открывать нужно. Он в открытую сказал об этом Ходакову, и опер выглянул в окно. Уже здорово стемнело, и под лимонно-желтым освещением уличного фонаря проглядывались только контуры машины.

— Кажется, не Валеркина! — пробормотал Ар-тем Михайлович, доставая свой ствол. — В спальню, ребята! — скомандовал опер, рукой подталкивая девушку по направлению к указанной комнате.

Звонок опять огласил квартиру правильным условным сигналом.

— Валера, это ты? — поинтересовался Ходаков, прежде чем открыть.

— Конечно я, а кто же еще? — ответили ему.

Дальше все происходило довольно быстро. Но, удивительное дело, в сознании Григория время опять потеряло свои реальные границы и растянулось до вечности. Он видел, как Ходаков открыл дверь, и в ту же секунду ее резко толкнули на него. Тут же раздался выстрел. Ходаков неестественно дернулся и повалился на пол. Уже падая, старый опер выстрелил. Всего один раз.

Парфенова словно парализовало. Невообразимо долго, как ему представлялось впоследствии, тело Артема Михайловича, «вечного старлея», так и не успевшего стать капитаном, падало на пол. За дверью послышались матюги и шум возни. По всей видимости, Ходаков своим выстрелом уложил одного из нападавших, и спешащим бандитам нужно было быстро убрать ставшее помехой тело товарища с дороги.

Секунду спустя дверь начала открываться, и в