Гонки на выживание - Андрей Таманцев

— Почтальон Печкин, — кивнул Муха.

— Почтальон, не почтальоны — не важно, — улыбнулся Константин Дмитриевич.Это ралли — уникальная, исключительная возможность переправить топливо и материалы одним махом.

— Но ведь его там может и не быть! — в отчаянии воскликнул Муха. — Это только ваше предположение, что оно там. Могли же найти и другой способ переправки… Согласны?

— Согласен, — кивнул Голубков. — Но если возможна такая лазейка, мы обязаны попытаться перекрыть ее. Образцы были похищены за день до прибытия в Москву участников ралли. Вероятно, к этому дню уже были скопированы и все документы.

Прихватить и то и другое здесь было проще всего. Приблизительно через четверо суток головные машины участников пересекут границу государства Рашид-Шаха.

Делайте выводы… — Где они сейчас идут? — спросил Артист.

— Прошли участок Западного Казахстана, подходят к границам Туркмении. Еще через сутки должны выйти к границе с Ираном. А там, как вы понимаете, все для нас резко осложнится. Вы должны их догнать и присоединиться к гонке, пока они еще на территории бывшего Союза.

— А как же визы, документы, карты маршрутов, снаряжение? Машина, наконец!воскликнул Артист. — Когда мы успеем все это?

— Поднажмем — успеем! — заверил Голубков. — Документы все уже есть, все оформлено, нужно только вписать данные и приклеить фотографии. Ну как?

— Вы же знаете наш ответ, — сказал Артист.

— Коли так, вы должны знать самое главное: вся эта заваруха не только ради сохранения военных секретов. Мы должны выявить и разоблачить тех, кто осуществляет этот, с позволения сказать, проект века. Нам нужны железные, неопровержимые доказательства. Нужны свидетели и исполнители. Только живые и в трезвой памяти.

— Есть вещи возможные и невозможные, — засомневался Артист. — Мы не боги.

— Значит, станете богами, — сказал Голубков. — Через пять часов с аэродрома дальней авиации в Андреаполе, под Тверью, уходит транспортный Ил-76.

Коммерческий груз для свободного демократического Туркменистана… Посадка в Красноводске, на берегу Каспия. Гонка придет туда, и вы встретитесь с ними.

— Какая у нас будет машина? — спросил Муха.

— На твой выбор.

— То есть как?

— Как сказано.

— Тогда я бы, конечно, предпочел «лендровер», — ответил Муха. — А легенда?

— Ты — гонщик, — сказал Артист, — я — штурман. Радиожурналист. Наушники, микрофоны… Шебутной парень, проныра, всюду суется, со всеми на «ты», сорвиголова… — Годится, — одобрил Голубков. В кармане легкой курточки полковника Голубкова вдруг завибрировала черная «зажигалка».

— А ну погодите, — сказал он. Выпустив антеннку, Голубков отошел в сторону и поднес хитрый агрегатик к уху.

— Как дела? — донесся искаженный голос генерала Нифонтова. — Докладывайте.

— Хохлов и Пастухов в данный момент должны выйти в расположение аэродрома Ч. Перегудов и Ухов выходят на встречу для работы на объекте Б.

— Поддерживаете с ними связь?

— По оперативным соображениям все контакты обрезаны.

— Что с гонщиками для ралли? Вы нашли людей?

— Так точно! Злотников и Мухин.

— Патроны из той же обоймы? Разумно, — отозвался генерал. — Успеют?

— Должны успеть.

— А вы сами?

— Все согласно нашему плану. Как только отправлю ребят, рвану на объект "Ч".

— Может быть, отправим туда кого-нибудь из наших? Вы же не железный.

— Нет, я должен сам.

— Понимаю… Тогда немедленно в Тушино, и берите мой вертолет.

— Спасибо.

Он выключил микрорацию, вновь подошел к Мухе и Артисту.

— Оба со мной. В машину!

Вице-премьер Клоков принял Роберта Николаевича в Доме правительства, в «Белом доме» на набережной, в том же своем роскошно убранном кабинете. Но разговор начал не в нем, а в небольшой смежной «переговорной» комнате без окон с плотно закрывающейся толстой металлической дверью.

Герман Григорьевич усадил Стенина в кресло и сел напротив. Примерно с минуту оба молчали. Наконец Клоков озабоченно взглянул на своего гостя и сказал:

— Мне не нравится, как вы выглядите. Устали? Нездоровы? Тяжела шапка Мономаха?

— Да уж, не легка… — кивнул Роберт Николаевич.

— Так что все-таки произошло? На вас лица нет.

— Да бред какой-то. Даже смешно говорить. Минут сорок назад, когда я ехал к вам, мне позвонил в машину Андрей Терентьевич. Он был вне себя. Вообразите: он сообщил, будто бы я отдал распоряжение нашим людям подменить макет разгонного модуля ракеты, который мы готовим для авиасалона, на такой же блок, но с настоящим собранным двигателем.

Клоков молчал, спокойно глядя в глаза Роберту Николаевичу. Неожиданно на лице вице-премьера появилась улыбка.

И при виде этих прищуренных светло-голубых глаз и этой улыбки профессор Стенин, генеральный директор, доктор наук, лауреат многих премий, вдруг почувствовал леденящий ужас, какого не испытывал никогда.

А Клоков, подавшись к нему, заговорил очень тихо, внушительно и непреклонно:

— Дорогой Роберт Николаевич, помните наш разговор несколько месяцев назад в этом кабинете? Тогда мы поняли друг друга с полуслова, верно? Я спросил вас, смогу ли когда-нибудь рассчитывать на вашу помощь и поддержку. И помню ваш ответ. Этот момент наступил.

— Да, но… — чуть слышно пролепетал Стенин. — Ведь это же… — Это большая политика. Высшие интересы государства. Не все и не всегда совершается явно, гораздо чаще вопросы высшего порядка решаются в тишине и тайне. Вы в самом деле отдали такое распоряжение, и в Сингапур будет отправлен подлинный рабочий экземпляр двигателя.

— Но зачем?! Для кого?!

— Это не моя инициатива, и я не имею полномочий давать вам отчет. Скажу больше: вы несете личную ответственность за то, чтобы эта акция была доведена до конца и осталась в абсолютной тайне.

— Но это невозможно! Совершенно невозможно! — вскричал Стенин. — Ведь там же люди — инженеры, монтажники… Как говорится, шила в мешке не утаишь. А это, прямо скажем, не шило!

— Все эти люди много лет работают в обстановке абсолютной секретности. Они привыкли молчать и будут молчать. Их обязанность — выполнить ваше распоряжение, не больше и не меньше. Но самое главное — они ничего не будут знать. После того как двигатель будет смонтирован и надежно укрыт оболочкой обшивки, вы распорядитесь, чтобы весь персонал был заменен. В монтажных боксах рядом будут стоять на стапелях два нижних блока. Внешне неотличимых. После сборки вы, как обычно, прикажете зачехлить оба блока. Вот и все. Остальное — дело техники.

— Но… Я не хочу… Я не имею права! Вы хотя бы понимаете… — Я-то понимаю, — усмехнулся Клоков. — А вот понимаете ли вы? Он взглянул на часы.

— Я не знаю, — почти беззвучно, мертвым голосом проговорил Стенин, — я не знаю, что и думать… — А зачем вам думать? — сказал Клоков. — Вы получили приказ. Так что думать вам нужно совсем о другом.

Несколько минут они сидели в молчании. Герман Григорьевич снова взглянул на часы и нахмурился. Затем легко поднялся из кресла.

— Так я… могу ехать? — поднял голову Роберт Николаевич. — Мне действительно что-то… нехорошо… -А куда вам спешить? — улыбнулся Герман Григорьевич. — Поспешишь — людей насмешишь. Посидите, передохните, Я сейчас распоряжусь — выпьем с вами кофейку с хорошим коньячком, а? — Он негромко рассмеялся. — Вернемся в кабинет.

Стенин почти не мог двигаться. С трудом сделав с десяток шагов по кабинету вице-премьера, он тяжело опустился в кресло, обитое черной кожей.

За высокими окнами кабинета садилось солнце. Его теплые огненные лучи скользили по столам, стульям, книжным шкафам, по узорам ковра на полу.

Роберт Николаевич смотрел на закат. Клоков сидел в таком же кресле против солнца, и его почти не было видно за черным силуэтом высокой спинки с подголовником. За ним просматривался большой российский флаг у стены.

— Пейте, пейте кофе, — чуть иронично прозвучал его спокойный голос.

— Да-да… — отозвался Роберт Николаевич, не притрагиваясь к дымящейся чашке.Назвался груздем — полезай в кузов… Хочешь кататься, люби и саночки возить.

— Ах, бросьте! — решительно оборвал его Клоков. — Пропади пропадом эта народная мудрость, ибо цена ей — грош!

— А какая вообще чему-нибудь цена? Клоков опять засмеялся, вырвал из блокнота листок и, быстро написав что-то на нем, протянул Стенину. На листке значилась цифра: 3000000.

— Долларов, — как бы между делом сказал Клоков. — На мелкие расходы.

— А-а… — усмехнулся Роберт Николаевич. — И, взяв из рук Клокова этот листок, зачеркнул пять нулей и показал ему. — Сребреников… — Чушь, чушь! — продолжал веселиться Клоков. — Совершеннейшая чушь! И вообще, к вашему сведению, дорогой мой, мы живем в постхристианскую эпоху. — Он снова взглянул на часы и пожал плечами.

— Мы ждем чего-то? — спросил Роберт Николаевич.