Тайная связь его величества - Дарья Донцова

– Таисия рассказывала, что ты теперь детектив, богатый человек, свое агентство имеешь, с клиентами занимаешься, преступников ищешь. Говори откровенно, зачем прикатил? Что разузнать надо? Гусевы тебя интересуют?

– У тебя потрясающая интуиция, – похвалил я собеседницу, шагая в глубь магазина. – Сразу поняла, что к чему.

– Вань, я четыре раза счастливо замуж выходила, – улыбнулась Зинаида, впуская меня в небольшую кухоньку. – В пятом браке двенадцатый год, мужиков, как телевизор, понимаю. Мы с тобой друзья детства, хоть давно и не виделись, но люди близкие. Из-за кого ты приехал?

Я сел за стол, покрытый голубой скатертью, и решился на откровенность.

– Ты права, мне надо кое-что узнать о Гусевых.

Зинаида включила чайник.

– Они отсюда съехали, когда у Константина Петровича внук в колодец упал. Нехорошо так говорить, но деревня тогда свободно вздохнула. Мальчишка бешеным уродился, от него все стонали. У Гусевых вообще плохо с детьми было. Не всем же так, как Виктору Петровичу, везет – вот у того родная дочка уродилась на зависть народу! А у Гусева порча в семье завелась. Елизавета Георгиевна, царица наша, изображала, что у нее наилучшая семья, но я-то правду знаю, изнутри ее изучила.

Я удивленно поднял брови.

– Да?

Зина отложила нож, которым резала батон.

– Я очень радовалась, когда мама меня к вам брала, знала – Таисия вкусным угостит, конфет в карман насыплет. Еще она мне три раза в неделю бидон вручала и велела к Феньке-коровнице бегать. Молоко я вам в шесть утра приносила, за что каждую субботу рубль получала. Обалденные деньги для маленькой девочки! Я на них потом так в этом магазине, где сейчас за прилавком стою, шиковала! Мороженое-то семь копеек всего стоило.

– Плодово-ягодное, в картонном стаканчике, – улыбнулся я. – Мне его есть не разрешали, боялись, что заболею, а ты меня угощала.

– Народ лакомство плодово-выгодным называл. Эх, мужики… – фыркнула Зина. – Как речь о еде пойдет, сразу склероз пропадает. Спроси моего Колю, в каком платье Зина на свадьбе щеголяла, начнет в затылке чесать. А поинтересуйся, что на столе в ресторане стояло, он тебе все меню перечислит. Я брала в магазине две деревянные палочки, и мы с тобой мороженку на пару лопали у нас на огороде в грядках. Ты мне нравился – не дрался, не ругался, умный такой, объяснил, когда мягкий знак в глаголах ставить. До сих пор помню: надо вопрос задать. Ну, например, как правильно написать, «прогуляться» или «прогулятся»? Вечно я двойки за диктанты получала, а ты сказал, спрашивай: что сделать? В вопросе есть мягкий знак? Значит, смело его между «т» и «с» пиши. А вот если, скажем, «прогуливается», вопрос будет: что он делает? Нет мягкого знака? И не ставь его в глаголе. Ох, путано сейчас говорю.

– Похоже, во мне пропал педагог, – усмехнулся я.

– Хорошим ты, Ваня, мальчиком рос, – продолжала Зина. – Таисия была ласковая. Павел Иванович приветливый. Мамка моя все его книги прочитала. Николетта, правда, с гонором, но я ее редко видела. Вы были богатые, мы с мамой бедные, но неудобства в вашем доме я не ощущала. А вот у Гусевых… Мамуля у них по пятницам убирала. Там совсем не так, как у вас жили. Не нравилось мне у них.

– Почему? – спросил я.

Глава 29

Зинаида пододвинула поближе ко мне тарелку с приготовленными бутербродами.

– Ешь, колбаска свежая. Правила у них в семье Елизавета Георгиевна, мать Константина Петровича. Она главврачом в больнице работала, хорошим хирургом слыла, но я ее до одури боялась.

– Чем тебя старшая Гусева пугала? – не понял я.

Зина встала.

– Погоди, сейчас из спальни альбом принесу.

– Ты тут живешь? – удивился я.

Успевшая сделать пару шагов Зинаида остановилась.

– Ну да. Из магазина прямехонько на свою кухню попадаю. У нас четыре комнаты и веранда. А чему ты изумился?

– Вроде ваш с матерью дом стоял последним в ряду, неподалеку от тропинки, которая вела к нашему коттеджу. Или я ошибаюсь? – усомнился я.

Зина сложила руки на груди.

– Неужели ты забыл, как мы с мамкой ночью полуголые к вам прибежали? У вас телефон стоял, Павел Иванович пожарных вызвал. Спасибо Таисии! Она нас, поломойку с дочкой, временно во флигеле поселила. Твой отец в местную администрацию сходил, мою маманю продавцом в сельпо поставили, поселили нас туточки, в служебной квартире.

– Не помню, – растерянно ответил я.

– Не расстраивайся, у самой многое из памяти вывалилось, – успокоила меня Зина и ушла.

Я отхлебнул прекрасно заваренный чай и взял сэндвич. Надо же, события детства почти полностью выветрились из головы. Сейчас, правда, всплывают отдельные моменты, вроде поедания фруктового мороженого.

– Вот, гляди! – воскликнула Зинаида, возвращаясь и кладя передо мной раскрытый альбом. – Изучи снимок.

Она показала на серьезного мальчика, наряженного в пиджак, брючки и сорочку с галстуком, и я рассмеялся:

– Это же маленький Ваня Подушкин.

– Рядом с тобой я, – уточнила Зина. – Во втором ряду два пацана на одно лицо – Владик и Ростик. Слева Аня Федькина, Олег Пименов, Степа Бранкин, Ира Астапова, царствие ей небесное. Администрация поселка устроила детям Новый год, елку нарядили, подарки давали. Потом всех на память щелкнули. Вон там, около Снегурочки, видишь тетку?

Я взглянул на худую женщину в элегантном приталенном платье. На ее шее был повязан бордовый платок, в ушах висели совсем не дешевые серьги, над волосами явно поработал умелый парикмахер. Дама выглядела безукоризненно, но ее портило жесткое, даже злое лицо с поджатыми тонкими губами, без намека на улыбку, и с глазами, похожими на змеиные. Меня невольно передернуло.

– Ага, – обрадовалась Зина, – теперь ты понимаешь, почему я к хирургу не обратилась? Елизавета родилась с жабьей кровью. Помню, как Виктор Петрович Горелов руку повредил – выходил из магазина, упал, и упс! Я к нему бросилась, вижу – плохо ему совсем, кричу: «Мама, вызывай «Скорую»!» И тут смотрю, Елизавета идет. Я к ней: «Помогите!» Она на корточки присела и цап Виктора Петровича. Тот как заорет! А доктор ему говорит: «Хватит визжать! Подумаешь, плечо выбил. Не нога, всего лишь рука, чего валяешься? От такого никто не умирает. Мужчина обязан боль терпеть, а не вопить. Стыдно слушать». И как дернет дядю Витю за руку… Такой хруст раздался! Я чуть не умерла от ужаса, Горелов закричал.

– Мда, – крякнул я.

Зинаида закрыла альбом.

– Мне показалось, что Елизавета нарочно ему больно сделала. Горелову плохо, а ей радостно. Потом она свой платок поправила и ушла. А дядя Витя сел и говорит: «Все прошло, вылечила меня Елизавета». Мамка моя в ответ: «Хороший Гусева доктор, но безжалостный». Дома она такой же была, разговаривала, как бритвой резала. Ни разу я Лизу в халате не видела, а ее шарфик на меня ужас наводил.

– И почему тебя платок пугал? – не понял я.

Зина пожала плечами.

– Не знаю. Елизавета Георгиевна всегда с ним появлялась, к любому наряду повязывала. Что-то он для нее значил, наверное. Наши говорили, что у бабы на шее родимое пятно уродливое, вот она его и прикрывает. Понятия не имею, правда ли это. Ох и злющая же Елизавета была! Если ей кто не понравился, со свету сжить могла. В авдеевском клубе летом работал детский театральный кружок. Ты в него не ходил, а я с радостью. В июне, когда дети-дачники наезжали, мы пьесу репетировать начинали, в июле готовый спектакль показывали. Один раз…

Я, забыв про вкусный чай и бутерброды, слушал, а Зинаида погрузилась в воспоминания.

…Однажды летом ставили «Белоснежку». Злую мачеху играла Ира Астапова. Она старше всех была, ей уже восемнадцать исполнилось, девушка работала медсестрой в медпункте, остальным участникам было от семи до пятнадцати. Недели за две до премьеры Елизавета Георгиевна зачем-то к Ирине зашла, увидела, что та Анне Семеновне, коровнице, пытается укол в вену сделать, и раскричалась:

– Безобразие! Не умеешь – не берись, человека покалечишь!

Выхватила у Ирки шприц и сама живо все сделала. А Анна Семеновна по дури возьми и скажи:

– Видала, Ирка, как работать надо? Ты полчаса возилась, вену найти не могла, а Елизавета Георгиевна – раз, и готово. Нечего по мужикам таскаться, учиться надо, над учебниками сидеть, а ты, Астапова, вместо занятий в темную голову гуляла.

– Я этого так не оставлю, – пригрозила Гусева Ирине. – Позвоню кому следует, пусть твою квалификацию проверят.

Астапова испугалась, начала просить:

– Не надо, я только в мае диплом получила, освою все манипуляции непременно.

Елизавета Георгиевна отбрила:

– Этим следовало заниматься в училище, а ты, как сейчас я слышала, вместо занятий веселилась. Преступное поведение для будущего медика! Или ты не понимала, что от тебя потом жизнь людей зависеть будет?

В общем, Гусева в самом деле подняла шум. Иру не уволили – где новую-то медсестру в Авдеевку найти? – Однако крови у Астаповой проверяющие целый литр выпили. И решила Ирина отомстить.