Завтрашняя запись - Шарон Ли

— Да, — только и сказал Анджелалти.

— „Зеленодол“ — вестовому кораблю „Гиацинт“. — Теперь связь шла уже почти без помех. Женский голос был четким и деловым. — Ваше местонахождение определено, корабль опознан. Корректируйте направление и скорость на стыковку в тридцать два ноль-ноль, второй уровень, первый причал. Передаю данные для ориентировки.

Пульт дал зуммер, и Корбиньи переправила информацию в навигационный компьютер.

— Данные получены. — Она чуть помедлила. — Докладываю: помимо меня и Будущего Капитана Кристефиона на борту еще один пассажир.

— Его характеристика?

— Планетник… — Она закрыла рот прежде, чем у нее вырвалось добавление „дикарь“, и посмотрела на Анджелалти, который теперь наблюдал не за экранами, а за ней. — Он называет себя Свидетелем Телио.

— Какие у него права перед Кораблем? Анджелалти пошевелился — и замер. Корбиньи перевела дыхание:

— Он сопровождает Будущего Капитана.

— Так. — Промежуток, заполненный только треском помех, а потом ответ: — Корабль его примет.

— Благородно со стороны Корабля, — пробормотал Анджелалти.

Корбиньи бросила на него укоризненный взгляд, хотя он говорил не настолько громко, чтобы быть услышанным сквозь помехи.

— Прошу сообщить Будущему Капитану о нашей большой радости по поводу его возвращения, — проинструктировало радио. — Конец официальной части. Корбиньи?

— Да, мама?

— Ты здорова?

Она поколебалась, посмотрела на мягкие руки, которые с неподобающей им быстротой двигались по пульту. Наклонив голову, почувствовала, как качнулась тяжелая коса, ощутила тяжесть грудей. У нее была мысль… но одна мягкая рука нажала на кнопку передачи.

— Я здорова.

— Голос не похож на твой.

— Прошло несколько лет — а связь плохая.

— Да, правда. Тогда до стыковки, дочь.

— Мама…

Индикатор связи погас.

Она сидела, застыв на месте, глядя на погасший глазок и пытаясь думать…

— Корбиньи!

Это ее окликнул Анджелалти. Она глянула на него.

— Для стыковки нужно ввести коррективы, — сказал он осторожно. — Я сделал бы это сам, но ты говорила, что пульт может счесть мое прикосновение… отталкивающим.

— Да, — сказала она, отдавая приказ мягким незнакомым рукам.

В конце концов это ее долг. Тот же долг, который отправил ее из дома, оторвал от привычной жизни и заставил оказаться среди планетников на десятке миров — и в итоге в Синем Доме. Долг — это единственное, что у нее оставалось. И она будет выполнять свой долг с честью, пока ее не лишат даже долга.

Глава сорок седьмая

Стыковка была проведена под стоны и скрипы различных механизмов Корабля. По ее окончании Корбиньи осталась сидеть в кресле пилота с потными и холодными руками, глядя на пульт управления, где индикаторы один за другим меняли зеленый цвет на желтый — это „Зеленодол“ постепенно брал на себя функции „Гиацинта“.

Наконец весь пульт заполнился янтарными огнями, она сидела и смотрела на индикаторы, пока они не слились воедино, сияя, словно маленькое солнце. Уже скоро.

— Корбиньи?

Это опять был Анджелалти, вернувшийся от своих — неизвестно каких — дел, которыми он отправился заниматься, как только убедился, что стыковка идет нормально. Он вздохнула и закрыла глаза, чтобы не видеть расплывающегося сияния индикаторов пульта.

— Корбиньи!

В его голосе звучало упрямство и нотки приказа. Он вздохнула, развернула кресло и открыла глаза.

Он стоял в дверях, держа в одной руке Трезубец, а в другой — аварийный бакен. Свидетель Телио маячил у него за правым плечом.

— Стыковка завершена?

— Мы соединены с Кораблем, — сообщила она ему, слыша, как усталость звучит в голосе, который ей не принадлежит. Она махнула рукой на пульт. — В мирном союзе.

— Нам разрешено входить?

— О. Да. — Она встала и нахмурилась на бакен. — Зачем ты его взял?

— Память мне говорит, что на Корабле всюду, кроме Сада, темно, а у меня глаза всегда были слабыми. Позволь мне воспользоваться средством, с помощью которого я смогу ясно разглядеть лица Экипажа.

Темнота. Она об этом не подумала. Для нее на Корабле прежде никогда не было темно. Она кивнула.

— Тогда идем, кузен.

Она открыла люк и вылезла первой, попав в темноту настолько густую, что она громко вскрикнула, выбросила вперед руки — и чуть было не упала. Чьи-то пальцы больно впились ей в запястье и чей-то голос у нее над головой отрывисто приказал молчать. А потом ее отпустили, но ничего не было видно, хотя она напрягала глаза так, что темнота стала сочиться радугами…

Свет — великолепный и золотистый, дрожащий от подсевших аккумуляторов — залил причал.

— Гораздо лучше, — сказал Анджелалти и легко спрыгнул на причал.

Следом за ним вылез Свидетель со второй лампой с „Гиацинта“.

— Так. — Анджелалти высоко поднял свой бакен и секунду смотрел, прищурившись, на выстроившийся перед ним Экипаж. — Ага.

Он шагнул вперед, неся в руке Трезубец, и встал перед женщиной с измученным лицом, которая была чуть выше остальных — и чуть более худой.

— Полагаю, вы — моя тетя Мейл. По крайней мере так я вас называл, верно? Лучшая подруга моей матери.

— Да, правда, — согласилась Мейл Фазтерот. — И надеюсь, ее сына тоже.

Она помедлила. „Дело в синих глазах, — подумала Корбиньи. — Или в том, что он так похож на планетника…“

— Вряд ли вы найдете во мне большое сходство с ней, — ответил Анджелалти будто извиняющимся тоном. — Мой дядя всегда говорил, что я похож на отца.

— Не совсем так, — возразила Мейл. — Хотя я припоминаю, что у него глаза были голубые… Его звали Иова Флэнри. Я покажу тебе, где о нем написано в Вахтенном журнале.

— Это будет очень любезно, — откликнулся Анджелалти, и Корбиньи удивилась, как мягко говорит этот человек, проклинавший Корабль и Экипаж.

Он еще раз обвел взглядом кольцо лиц.

— Боюсь, что больше никто…

— Меня ты не знаешь, да?

Озорник вышел из-за других. Волосы у него топорщились, одежда была смята. Анджелалти посмотрел на него сверху вниз.

— Велн Кристефион, — негромко сказал он и поклонился, не выпуская из рук Трезубец и фонарь. — Кузен.

Озорник моргнул, несколько опешив, но быстро пришел в себя и указал на бакен.

— А зачем тебе это?

— У меня слабые глаза, — ответил Анджелалти. — Учись проявлять снисхождение к чужим недостаткам.

Мальчишка снова моргнул и открыл рот, намереваясь выпалить еще бог знает какую бестактность. Какая-то женщина поспешно сжала ему плечо:

— Велн!

Он замолчал, а Анджелалти перевел взгляд на эту женщину.

— Сиприан Телшовет?

— Она самая, — отозвалась она спокойно, хотя на ее лице отразилось беспокойство, а на руке, сжимавшей плечо мальчишки, побелели костяшки пальцев. — Главный Навигатор.

Он кивнул и посмотрел ей прямо в глаза.

— Моя вендетта умерла с моим дядей. Ты передо мной так же чиста, как и мальчик.

На ее лице отразилось облегчение, и пальцы, стиснувшие плечо мальчика, разжались.

— Я тебя слышу… Капитан.

— А он — Капитан? — спросил неукротимый Велн, и его вопрос шорохом пролетел по кругу Членов Экипажа, но никто не дал ему ответа. Мальчик вырвался от матери. — А где кузина Корбиньи? — воскликнул он.

Анджелалти строго посмотрел на него, а Корбиньи почувствовала, как сердце у нее екнуло, а тело вдруг облилось потом. Она облизнула губы.

— Здесь, — хрипло сказала она и напряглась под взглядами десятка пар глаз Экипажа.

„Я не дрогну, — сказала она себе. — Я не заплачу. Я не буду умолять. Я — Корбиньи Фазтерот, Разведчик Планет и Искатель…“

— Это не моя дочь! — заявила Мейл Фазтерот.

На причале воцарилась тишина, которую нарушил Велн. Он подбежал к ней, застывшей на месте с подгибающимися коленями и задохнувшейся, и уставился ей в лицо.

— Кузина Корбиньи?

Его лицо сморщилось от огорчения. Ей мучительно хотелось обнять его и успокоить.

— Да, — прошептала она, а потом откашлялась. — Да, Велн.

Он закусил губу, неуверенно протянул руку и дотронулся до косы, спустившейся ей на плечо.

— У тебя вид… — его глаза стали вдвое больше обычного и наполнились слезами, — …совсем не такой.

— Я стала другой, — сказала она, и на этот раз ее голос звучал ровно, в привычном ритме рассказа. — Меня… избили грабители, и мое старое тело… умерло. Но на Хенроне есть место, которое называется Синим Домом. Там берут память и… душу человека и переселяют их в тело, оставшееся без памяти и души.

Она оторвала взгляд от лица мальчика и посмотрела на мать, которая стояла с каменным лицом и молчала.

— Я — Корбиньи Фазтерот! — горячо сказала она, презирая себя за мольбу. — Во всем, кроме тела…