Жрицы любви - Ги Кар

Накануне, стремясь вырвать сестру из нечистого прошлого, Элизабет мгновенно приняла решение, как поступить; столь же быстрым и эффективным было ее вмешательство из потустороннего мира. Агнесса понимала, что во время мучительного допроса ей не пришлось ни минуты играть отвратительную комедию: ее ответы были искренними, потому что она на самом деле стала сестрой Элизабет. А умерла Агнесса-Ирма.

Через несколько секунд, когда она встретится с тем, кого любит всей душой, придется перенести труднейшее испытание: она добровольно пожертвует любовью, потому что того требует тень покойной. Элизабет без колебаний отдала жизнь, чтобы освободить ее от прошлого; настал момент, когда Агнесса должна заменить сестру, продолжив ее миссию на земле. Ни одна из сестер не предаст другую.

Если Джеймс был первым офицером американского морского флота, посетившим дом престарелых на авеню-дю-Мэн, то сейчас в одной из приемных натовского штаба впервые появилась скромная монахиня-благотворительница.

Капитан не заставил себя долго ждать.

— Элизабет! Какой сюрприз! Чему я обязан такой честью?

Не получив от монахини никакого ответа, он встревоженно спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Да, Джеймс!

— Что?

— Агнессы больше нет…

Он смотрел на нее, не понимая, что она говорит, и она повторила:

— Господь призвал вашу невесту к себе, Джеймс!

Она с большой мягкостью повторила для Джеймса то, что уже рассказывала полицейским об обстоятельствах, связанных с гибелью сестры. Слушая ее со все возрастающей тревогой, офицер в ужасе прошептал:

— Убита? Но почему? Что она сделала плохого?

— Ничего тому, кто ее убил… Но по отношению к вам она поступила плохо!

— По отношению ко мне?

— Да, она скрыла от вас, какую жизнь вела… Поверьте, Джеймс, мне очень трудно сказать это вам… Но долг повелевает сделать это, потому что Агнессы уже нет в живых… Она была недостойна вашей любви.

Белокурый гигант долго смотрел монахине прямо в глаза:

— Не говорите так, Элизабет. Ни вы так не думаете, ни я. Я знаю, с какой нежностью вы всегда относились к Агнессе, и она отвечала вам тем же, как вы того и заслуживали, зачем же чернить то, что было так прекрасно? Я знаю, Агнесса любила меня и была готова на все ради нашего счастья!

— Я рада, что вы это знаете, Джеймс. Вы правы: Агнесса искренне любила вас. Я благодарю Бога за то, что он призвал ее к себе раньше, чем вы узнали всю правду…

— Какую правду? Есть только одна правда: мы любим друг друга! И я буду любить ее всегда…

— Молитесь за нее, Джеймс. Так будет лучше. Вы должны забыть о ней и соединить свою жизнь с одной из ваших соотечественниц.

— Никогда! Вы, ее сестра и монахиня, не имеете права говорить такое! Господь слышит вас…

— Знаю, что Он меня слышит… Но я тоже слышу Его! И Он один диктует мне эти слова.

Снова он внимательно посмотрел на нее. Он понял всю глубину ее горя. Монахиня избегала смотреть ему в глаза, точно боялась, что он догадается о чувствах, которые она тщетно пыталась скрыть в глубине своей измученной души. Ее взгляд выражал такую тревогу, что он, наконец, прошептал:

— Понимаю… Есть вещи, о которых вы не можете сказать из любви к Агнессе и уважения к покойной… Я ни о чем не прошу вас. Но должен признаться вам, сестра: я знал, что Агнесса жила с недостойным человеком…

Она почувствовала, как леденеет кровь, и повторила, пораженная:

— Знали?

— С того дня, когда я заявил своему начальству о намерении жениться на ней. Это выяснилось в результате расследования, проводимого обычно нашими службами в подобных случаях.

— И, несмотря на это, вы бы женились на ней?

— Я ответил начальству, что если бы я чувствовал, что одинок, то у меня, может, и недостало бы душевных сил помочь ей покончить с прошлым. Но я знал, что имею союзницу — вас! Я был уверен в том, что вы поможете мне сделать ее счастливой!

— А… Что ответило начальство?

— Оно тоже поверило в вас.

— Как вы любили ее, Джеймс!

В последний раз на одно мгновение полные любви глаза монахини поймали взгляд белокурого гиганта и снова со смирением опустились. Офицер, почувствовав внезапное смущение, увидел лишь слезы, текущие по лицу, обрамленному белым чепцом.

Взволнованный, он спросил:

— Могу ли я увидеть ее в последний раз?

— Вам лучше не видеть ее, Джеймс… Это будет слишком тяжело! Похороны состоятся послезавтра в нашей часовне.

— Послезавтра? В день, когда мы должны были венчаться?

— Да, в этот самый день.

— Я приеду.

— И еще мне нужно возвратить вам это…

Она протянула ему обручальное кольцо.

— Оставьте его себе, сестра!

— Не могу, ведь я дала обет жить в бедности.

— Тогда используйте средства от его продажи для друзей, «вредин».

— Они и без того достаточно избалованы! Можно мне употребить это кольцо на дело, которое более соответствует планам Агнессы?

— Поступайте, как найдете нужным. Я тоже должен кое-что возвратить вам.

И он продолжал, доставая из бумажника фотографию пятнадцатилетних близнецов, подаренную ему настоящей Элизабет:

— Знаю, это единственный ее портрет, оставшийся у вас… Мне он больше не нужен!

Взяв фотографию дрожащей рукой, она сказала:

— Спасибо, Джеймс… Мне кажется, нам пора расстаться…

— Хочу, чтобы вы знали, сестра: что бы ни случилось, какие бы расстояния ни разъединяли нас, вы останетесь навсегда членом моей семьи… Вы будете для меня образцом Франции! Вы понимаете меня?

— Да, и очень хорошо, Джеймс.

— И если однажды у меня возникнет непреодолимое желание вновь увидеть лицо моей невесты, я приеду в дом престарелых… Вы примите меня?

— Да, в приемной, пред ликом святого Иосифа.

— Значит, мы не прощаемся навсегда, сестра! До свидания!

— До встречи, Джеймс!

— Агнесса!

Она была уже в дверях, когда у него вырвался этот крик. Она застыла на месте, не имея сил даже шелохнуться. Наконец тихо прошептала:

— Почему вы так меня назвали?

— Простите меня, Элизабет… Это вышло помимо моей воли. У меня вдруг возникло странное чувство, будто моя любовь оставляет меня ради служения Богу…

В полицейской машине по пути на улицу Фезандери мнимая Элизабет разорвала фотографию двух длинноволосых девушек и выбросила в окно обрывки, разлетевшиеся по ветру. Зачем ее хранить, если две сестры теперь слились в одной, навсегда простившейся с миром?

На улице Фезандери она провела всю ночь в молитве возле покойницы. Она была не одна: вместе с ней молилась настоятельница монастыря Преподобная Мать Мария-Магдалина.

Стоя на коленях рядом с мнимой Элизабет, настоятельница, привыкшая больше читать в душах, чем по лицам, не сводила с нее глаз. Под этим строгим, но доброжелательным взглядом Агнесса разрыдалась и преклонилась перед Преподобной Матерью, как бы в знак почтения перед ней.

— Встаньте, дочь моя, — сказала Мать Мария-Магдалина. — Я знаю, что здесь нет никакого маскарада. Не без моего ведома попыталась сестра Элизабет смягчить чудовище. Она исповедалась мне во всем: я полностью отдавала себе отчет в безрассудстве ее шага, но не воспрепятствовала ей в этом, понимая, что она действует по вдохновению свыше. Господь принял ее жертву, и сейчас она пребывает в Его божественном свете. Но подобную жертву могло оправдать лишь одно: искупление ваших грехов. Когда я увидела вас в этом одеянии, я поняла, что искупление свершилось.

— Я обязана заменить сестру, — сказала Агнесса. — И пусть мне далеко до ее святости, хотелось бы, чтобы замена была полной.

— Вы будете сестрой Элизабет, — сказала Преподобная Мать. — Сначала пройдете сокращенный срок послушничества в монастыре Тур Сен-Жозеф. А затем поступите в наш дом на авеню-дю-Мэн, где сестру Элизабет не забудут за такое короткое время. К тому же, благодаря этому перерыву, разница между прежней и новой сестрами не будет заметна. Вы станете сестрой Элизабет! Только ответьте мне: считаете ли вы себя способной во всем заменить ее?

— С Божьей помощью, да, Преподобная Мать.

— Мы будем молиться за вас. И у вас есть надежная союзница перед Его лицом.

И Мать Мария-Магдалина перевела взгляд на лицо покойницы:

— Помолимся за нее…

В два часа утра тишину их молитвы нарушил телефонный звонок. Мнимая сестра Элизабет вздрогнула: это напомнило ей ту ночь, когда она сказала Джеймсу, расставаясь с ним в Сен-Жермен: «Вы можете позвонить мне через полчаса, чтобы убедиться, что я благополучно возвратилась домой».

Трубку взял полицейский, оставленный охранять квартиру. Он вошел в комнату, где находилась покойница, и обратился к коленопреклоненной Агнессе:

— Сестра, у меня для вас сообщение…

Она встала и пошла за ним в гостиную.