Бесконечное движение к свету - Эдуард Велипольский

Андрей последовал за ними. Пошёл как обычный человек, на которого в данный момент, просто, никто не обращал внимания. Пошёл обычным человеческим шагом, будто бы живьём присутствовал там.

Они как-то вскользь, при разговоре, упомянули его фамилию и поэтому он принял такое решения.

Какое-то время военные шли молча. Наконец полковник заговорил первым.

– Лейтенант, ты случайно не еврей?

– Нет – коротко ответил тот.

Они снова прошли молча метров десять.

– Ты, наверно, думаешь, что я еврей? – снова спросил полковник.

– Не думою я… – ответил лейтенант и вдруг добавил – Но даже если это и так, то, что здесь меняется?

– Я забыл – как твоя фамилия? – полковник наморщил лоб, глядя в сторону лейтенанта.

– Антонов – все в той же манере ответил лейтенант.

– Ну, конечно! – полковник, словно чему-то обрадовался – Антонов, сын Антона…. Здесь всё понятно. А вот моя фамилия Кицысов. Что она обозначает – не знаю. И эта буква «ы» после «ц». Когда пишут – всегда путают. Помнишь в школе правописание буквы «ы» после «ц»? «Цыган сел на цыпочки и сказал цыплёнку цыц». Меня в школе дразнили – «Цыган Кицысов сел на цыпочки и сказал цыплёнку цыц». Лейтенант, а ты обращал когда-нибудь внимания, что евреи, сами про себя рассказывают далеко не безобидные анекдоты? Как ты думаешь – почему?

Лейтенант пожал плечами и, немного подумав, ответил – «Наверно, что бы таким образом узнать реакцию окружающих».

– Зачем?

– Что бы знать, как они относятся к евреям.

– Логично. Ну а как ты думаешь, почему Гитлер их не любил?

Лейтенант вдруг остановился, и какое-то время пребывал в глубокой задумчивости.

– А это не Гитлер их не любил, это Германское общество того времени их не любило.

– Хорошо, пусть будет общество. Так за что же их это общество не любило?

– Я думаю, политическая ситуация того времени, сложилась не в пользу Германии. Версальский договор был для немцев унизительным и оскорбительным. В то время, когда немцы чувствовали себя униженными, евреям это всё было безразлично. Их обособленность, практичность и прагматичность не могли не раздражать германское общество. А Гитлер, просто отображал настроение и взгляды этого общества. Вот и всё.

– Да, лейтенант. Человека нельзя унижать, а нацию тем более. Унижение это не просто обида. Унижение генерирует зло и со временем не забывается. Униженный человек самый опасный. Он редко прощает и при любой возможности мстит. Пример Германии это доказывает. А вот скажи, почему Сталин не любил евреев?

– Это не верно…

– Ну как же? Вспомни тридцать седьмой год.

– Просто тогда, Сталин уничтожил прослойку общества, среди которой были евреи. Возможно, евреев там было большинство, но нельзя сказать, что это относилось к целой нации.

– Хорошо. А зачем он уничтожил эту прослойку?

– Потому что это был отголосок политики, которая проводилась да этого. Репрессии тридцать седьмого года, это детский лепет по сравнению с диктатурой пролетариата. Если в тридцать седьмом расстреливали за вредительство или подозрению во вредительстве, что, в общем-то, если не в большинстве, то в половине случаев, имело место, то тогда могли убить лишь за то, что ты хорошо одет. Уничтожение буржуазии как класса. Эту идею ещё Маркс придумал, а Ленин воплотил в жизнь.

– Ого, лейтенант! Откуда такие крамольные мысли? Если бы тебя теперь слышал замполит, полковник Киселько, он бы от возмущения в штаны наложил. Неужели этому сейчас учат в школе?

– Не совсем. Просто сейчас больше дают разносторонней информации, а выводы я уже делаю сам.

– Это хорошо, что ты сам делаешь выводы. В наше время, информацию, давали лишь ту, которую считали нужной. И выводы за нас делали, какие надо. Самому делать выводы у нас было опасно. Смертельно опасно. Это я понял ещё в молодости, правда, никому об этом не говорил. В своё время, будучи курсантом, мне пришлось работать в архиве КГБ. Архив перевозился в другое место и нас направили туда таскать и сортировать папки с личными делами. Обычная рутинная работа, для которой используют бесплатную рабочую силу – курсантов. Нам, естественно, не разрешалось вскрывать пачки и читать. Но старый шпагат часто рвался и мы втихаря, в ожидании машины, кое-что почитывали. Просто так, без определённых целей и умыслов. И вот тогда я понял, что выводы надо делать самому, что нельзя верить тому, что нам преподносят. Лейтенант, а кто у тебя в училище преподавал психологию?

– Полковник Драсанка.

– Что? Феликс Драсанка?

– Да. Вы его знаете?

– Ещё бы. Я с ним прошёл Афганистан. Гордись, лейтенант, в жизни ты прикоснулся к настоящему гению. Это уникальная личность. Его способности понимать людей, предвидеть их поступки а следовательно, и предсказывать события – нет в мире равных. Вот, например – он смотрел на дорогу. Совершенно пустую, чужую, незнакомую дорогу. Просто неподвижно стоял и, как могло показаться со стороны, тупо, бессмысленно смотрел. Но на самом деле он всё сопоставлял, рассчитывал, анализировал. И кто знает, может быть, таким образом он видел будущее? Потом он, вдруг, заявлял, что там то и там должны находиться мины. Или за тем поворотом, возможно, устроена засада. И он, в большинстве случаев, оказывался прав. В полку у него была кличка «Пророк». Хотя внешне в нём ничего сверхъестественного не было: обычный человек, обычной внешности. Просто он хорошо изучил психологию человека вообще и психологию восточного человека в частности. Он знал, о чём он думает, как он думает, что он будет делать в определённой ситуации, как поступит при определённых обстоятельствах. Говорят, однажды он попал в плен, к душманам и сбежал. Но сбежал, это официальная версия, а неофициальная – они его сами отпустили. Как это случилось, он никому не рассказывал. Ходили слухи, что он владел сильным гипнозам.

В Афганистане наш полк бросили на Дабарский хребет. Есть там такой городишко – Дабар. Ну, город это по местным понятием. По нашим же, это просто довольно большая деревня. И вот наше руководство, в Союзе, решило сделать доброе дело: облагородить Дабар. Решили построить современные жилые дома, детские сады, школы, больницу. Оттуда недалеко до Сардской равнины и там можно было выращивать хлопок. Но что бы в Дабаре что-то построить, нужно было из Союза вести строительные материалы и технику. Аэродром, который мог принимать транспортные самолёты, находился на одной стороне хребта, а Дабар – на другой. Эти два пункта связывали между собой две дороги – одна горная, вторая равнинная. Равнинная дорога была, конечно же, безопаснее во всех отношениях, но протяжённость её составляла больше пятисот километров. А напрямую, через горы – сто пятьдесят километров. Но в этих горах имелось так называемое «Чёрное плато». Там был неиссякаемый источник опийного мака. Все окрестные жители, да и Дабар в том числе, существовали за счёт данного промысла. Следовательно, эти места кишели душманами. Раньше здесь различные кланы дрались между собой за сферы влияния, а когда появились Советские войска, стали воевать против них. Наши колонны, проходившие через горный хребет, были для них лакомым куском.

Весь путь в сто пятьдесят километров разделили на три участка. Каждому батальону досталось по пятьдесят километров. Мы должны были следить за состоянием дороги, сопровождать проходившие колонны и обеспечивать их безопасность. Сказать, что это нелёгкая задача, будет не правильно. Это смертельно опасная задача. Дорога узкая, маневренности никакой, о поддержке с воздуха можно было забыть, потому что где-то в то время у душманов появились «стингеры».

Каждый батальон считал свой участок самым тяжёлым. Да оно так и было. Первую же колонну пришлось развернуть и отправить объездным путём. Батальон тогда потерял взвод. А руководство по-прежнему требовало: обеспечить безопасность.

Драсанка разработал операцию под названием «охота на охотника». Душманы на нас устраивали засады, а мы на их засады – свою засаду. Это был целый комплекс мероприятий и подготовка занимала много времени: имитировалась прохождение колонны, рассчитывалось место, где на неё можно напасть, вычислялись огневые точки, забрасывались снайпера и корректировщики, и, наконец, запускалась сама информация о прохождении колонны. Бойцам, в ожидании часа "икс", приходилось неделями сидеть в горах, зашившись в расщелинах как тараканы. Подготовка проводилась тайно, под строжайшей секретностью. Об истинных намереньях знал очень узкий круг людей. И это не удивительно – ведь бандиты были хорошо вооружены и имели довольно обширную сеть информаторов. У нас негласно соблюдались определённые условия – во время проведения операции, никого не брать в плен. А так же мы не должны были оставлять следов. После боя всё убиралось – трупы, вещи, оружие, даже стреляные гильзы. Мы за собой очень хорошо «подчищали» и держали «язык за зубами», поэтому компания имела успех. Даже в полку не знали подробности. И не удивительно: это ведь не просто линия фронта, где спереди враг, а сзади свои. В нас стреляли и спереди и сзади, и снизу и сверху. Доверять нельзя было никому.