Убийство Кирова Политические и уголовные преступления в 30-х годах - Михаил Росляков

В июле 1933 года Сталин вновь приезжает в Ленинград вместе с К. Е. Ворошиловым. Сталин, Ворошилов, Киров ознакомились с работой Беломорско-Балтийского канала, посетили Мурманский порт. Извещение в газетах об этом событии было напечатано лишь после их отъезда. Никаких собраний или встреч на этот раз Сталин не проводил. Об этом посещении мы, ответственные работники, знали до опубликования только друг от друга. Информацию я имел еще из одного источника. Мой заместитель по облфинотделу Евгений Андреевич Гайлит был в служебной командировке. Ночевал в Крестцах. Встав рано утром, он увидел поток правительственных машин, а от местных жителей получил разъяснение — это приехал Сталин. Машины, по словам Гайлита, промчались на предельно высокой скорости. И Сталин и Киров любили быструю езду. У Сталина, возможно, это было по соображениям безопасности, у Кирова же в основном вызывалось спортивным интересом; в этом он, в частности, видел один из способов снятия усталости. Объезжая же город, его стройки, улицы, Киров ехал достаточно медленно, чтобы получить больше впечатлений.

В названной совместной трехдневной поездке руководителей партии некоторые товарищи, уже после гибели Кирова, видели какой-то особый смысл; мне же кажется, что это вызывалось деловыми соображениями — ознакомиться с нашими северными границами, надежностью их состояния и возможностями использования в стратегических целях только что построенного канала.

И наконец, последнее — о развитии отношений Сталина и Кирова за годы совместной работы.

Суммируя сказанное и зная, что людские отношения развиваются в зависимости от условий и времени, считаю необходимым сказать свое мнение об изменениях в отношениях Сталина и Кирова на протяжении почти девяти лет— 1925–1934 годы — период работы Кирова в Ленинграде.

В 1925–1926 годах Сталин с помощью Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова, Томского и многих других убрал с руководящих постов в партии и государстве главного соперника — Троцкого, не допустив и признаков раскола внутри партии. В 1925–1927 годах Сталин опять же в союзе с Бухариным, Рыковым, Томским и другими устраняет от руководящей роли в партии и государстве Зиновьева, Каменева и их единомышленников. И в том и в другом случае среди тех, кто ему помогает, кто вместе с ним, — и Киров, и Орджоникидзе.

Но если в борьбе с Троцким, против его меньшевистских и эгоцентристских вожделений Киров выступает как местный деятель, в основном действующий в пределах Азербайджана и частично Кавказа, то в борьбе с линией Зиновьева, Каменева он играет уже ведущую роль. К тридцатым годам Киров — член Политбюро ЦК, основной боец против оппозиций в теории и на практике. Киров — руководитель крупнейшей и наиболее старой организации большевиков.

За эти девять лет должностное, партийное положение Сталина остается на достигнутом ранее уровне, но с ростом авторитета все больше и чаще проявляются отрицательные черты в его характере, отмеченные Лениным. Сталин замкнут, редко куда-либо выезжает, еще реже выступает, почти не общается с трудящимися массами. Растет число недовольных его окриками, резкими выпадами, насмешливой иронией, нерасположением к людям, растущей самоизоляцией, его капризными поворотами в симпатиях и антипатиях…

Авторитет же Кирова как на дрожжах поднимается все выше и выше, он располагает к себе людей, привлекает простотой, обаянием; он вырастает в центральную фигуру партии и государства; разрыв в положении между Сталиным и Кировым все уменьшается. Сергей Миронович — массовик по складу характера и мышлению, постоянно находится в гуще масс, общается с ними, умеет слушать людей, доброжелателен, без раздражения и осложнений. Киров — оратор, подлинный народный трибун. Да и в Политбюро все более повышается его активность. Его поддерживают Серго, Куйбышев, с ним вынужденно считаются Молотов, Каганович, ревниво оберегая при этом свои связи со Сталиным.

Словом, отношения Сталина и Кирова с 1926 по 1934 год резко видоизменились, и Сталин увидел в Кирове возможного преемника, а он ведь — Сталин — незаменим, отсюда настороженность, напряженность. И если в ноябрьские дни 1932 года — трещинка, то в феврале 1934 года почти конфликт[63]. Несостоявшаяся попытка прибрать Кирова к рукам означала провал предложения Сталина в Политбюро. Это непостижимо. А что делать?

Возьмем еще один аспект отношений Сталина и Кирова. В учебнике «История КПСС», вышедшем под руководством Б. Н. Пономарева вторым, дополненным изданием после XVII съезда ВКП(б), есть следующая запись: «Многие делегаты съезда, прежде всего те из них, кто был знаком с завещанием В. И. Ленина, считали, что наступило время переместить Сталина с поста генсека на другую работу»[64].

В третьем же издании, вышедшем в 1969 году, при том же руководителе авторского коллектива, приведенная фраза опущена. Что это может означать? Результат нового исследования не подтвердил ранее сделанных выводов? Появились новые варианты? Мне кажется, что категоричность первого утверждения (о делегатах) создала много дополнительных недоумений. Озадачены даже сами делегаты XVII съезда. К примеру,

А. Г. Слинько, которая в 1967 году, будучи вызванной к приехавшему из Москвы Г. С. Климову — сотруднику КПК, занимавшемуся в 1960–1962 годах расследованием убийства Кирова, говорила мне: «Я не помню, чтобы на съезде обсуждался (?!) вопрос о замене Сталина на посту генерального секретаря». Да, конечно, на заседаниях съезда этот вопрос и не обсуждался, да и не мог и не должен был обсуждаться, так как избрание генерального секретаря — дело ЦК, избранного на съезде, и по тогдашнему, и по теперешнему Уставу партии.

Конечно, формулировка во втором издании учебника — о делегатских разговорах — неосторожна и бездоказательна, стоило ли ее давать? Вместе с тем в руководящих кругах партии, среди активистов разговоры о замещении Сталина бесспорно были, но в другой плоскости. В 1923 году не было очевидной кандидатуры, чтобы заменить Сталина на посту генсека, да и обстановка не была благоприятной для этого шага. Е. Я. Драбкина в рукописном варианте своего произведения «Зимний перевал», ссылаясь на авторитет своих родителей, утверждает, что в кругах партии в 1923 году называли только одну кандидатуру — М. В. Фрунзе. Так ли? Не знаю. Но как делегат I съезда СССР (декабрь 1922 года) хорошо помню, с каким энтузиазмом делегаты съезда встречали М. В. Фрунзе, его горячее выступление на съезде. Вспоминаю и то, как в предшествующие декабрьские дни на X Всероссийском съезде Советов М. И. Калинин назвал Фрунзе «победителем Врангеля» и какую восторженную реакцию делегатов это вызвало.