Ролевик: Хоккеист / "Лёд" - В. Кузнецов

Последние очаги бунта угасли около трех часов ночи. Несмотря на размах выступлений, всего сотня человек была арестована. Множество магазинов было ограблено, десятки машин сожжены, перевернуты и побиты. Тысячи людей получили проклятия охранных духов тех домов и зданий, куда они пытались проникнуть. Сотни оказались в больницах. Семнадцатое марта, День Святого Патрика вошел в историю под двумя именами.

Монреальским бунтом его назвали по указу Священной Курии Реформированной Церкви Вуду.

В народе же, события семнадцатого марта навсегда остались "Бунтом Святого Патрика".

Глава XI

Duality

После каждого вдоха невыносимо хотелось прокашляться. Воздух в нефе целиком состоял из приторного запаха мира и фимиама и удушливого дыма ладанных курильниц. Патрик старался вдыхать неглубоко, мелкими порциями, через нос. Причер, стоящий перед ним, нисколько не тяготился удушливым одором. Он смотрел на гостя с безразличием, кивая в такт его словам.

— Да, сын мой, в этом храме есть иконы и символы Ибеджи. Вы можете вознести им хвалу и совершить подношения.

— Мои подношения им не нужны. Я знаю, для каждого лоа есть молитва призыва. Я хотел бы ей научиться…

Причер продолжал кивать, словно игрушечный болванчик.

— Такая молитва есть, — голос его, похожий на свист ветра в расщепленной колоде, раздражал. — Но вы же не думаете, что высшие лоа явятся на зов дилетанта? Только опытные бокоры…

— Вы можете научить меня молитве? — перебил Патрик. Причер, ростом ниже Руа, из-за выбеленного человеческого черепа, закрепленного на голове, казался с ним одного роста. Кряжистый, фигурой похожий на винную бочку, в черно-белом длиннополом облачении, он стоял неподвижно, сложив руки на необъятном животе.

— Обращение дилетанта может прогневить Божественных Близнецов… или иных духов, которые услышат призыв.

Руа разглядывал пылинки, пляшущие в слабом луче света из узкого окна под куполом. Церковь, серая и приземистая, не была ни красивой, ни величественной. Идолы и символы божеств, темные и лоснящиеся, почти растворялись в густых тенях, властвующих здесь. Единственными источниками света, помимо узких окошек в основании купола, были угольки курильниц расставленных тут и там, без всякой системы.

— Я услышал ваше предупреждение. Вы можете научить меня молитве?

— Твое упрямство, сын мой, достойно лучшего применения. Но я вижу, что ты не отступишься, — причер не спеша заковылял вглубь наоса. Патрик последовал за ним. В средокрестии, вудуист свернул вправо, к месту на углу нефа Послания. Там, в небольшой нише был установлен эбеновый крест на гранитной подставке со слегка искаженным розовым сердцем на перекрестье. У подставки стояли две фарфоровые пиалы, абсолютно белые, без всяких рисунков.

— Вот малый алтарь Ибеджи, — сделал приглашающий жест причер, затем извлек откуда-то из недр своего одеяния небольшой молитвенник. Пухлая книжка легко умещалась на ладони Руа, но казалось необычно тяжелой для своих размеров.

— Нужная тебе инкантация находится на шестнадцатой странице.

— Спасибо, — кивнул Патрик, осторожно открывая книгу. Причер покачал головой и удалился, скрывшись в сумраке помещения, разделенного множеством колонн. Патрик прищурился, стараясь разобрать мелкий шрифт в густом сумраке церкви. Сложные, бессмысленные сочетания букв плыли перед глазами, не желая складываться в слова и фразы. Можно было выйти, заглянуть в ближайшее кафе и при хорошем свете переписать молитву на отдельный лист крупным, хорошо различимым почерком. Правильный вариант, хороший способ не прогневить Божественных Близнецов небрежностью и спешкой. Если небрежность и спешка вообще гневят их.

Тело, словно во время игры, само приняло решение. Губы и язык зашевелились, легкие вытолкнули нужную порцию воздуха, голосовые связки сократились, вибрируя в положенном молитве тоне.

   Вамуш комер каруру, дойш, дойш.   На прайя тем каруру

Вязкая, тягучая речь казалось чуждой, не принадлежащей Руа. Словно кто-то другой внутри него проговаривал эти слова. Они отзывались странной вибрацией в зубах, в костях черепа, зудели, словно пластины в харпе, раздуваемые дыханием блюзмена.

   Вамуш комер каруру, дойш, дойш.   Но боске тем каруру

Молитва сплетала кокон вокруг тела Патрика, стягиваясь все туже, все плотнее. Еще немного и нельзя будет даже пошевелиться.

   Вамуш комер каруру, дойш, дойш.   Но террейру тем каруру

И вместе с тем, ритмичная речь уносила разум в бесконечную, сияющую бездну, составленную из одного лишь ласкового, согревающего свечения. Уже не было сомнений в правильности произношения, не было неуверенности и неуклюжести в произношении непонятных слов — они лились сами по себе, чистые и спокойные…

   Вамуш шамар аш крианкаш   Пра комер мунгаза   Вамуш шамар аш крианкаш   пра сарава но конга.

Ощущение эйфории росло с каждой строчкой. Уже не раздражал полный тяжелых ароматов воздух, не мешал сумрак, не давили тяжелые серые стены и низкий потолок. Все это перестало играть какую-либо роль, оставив только экстатический восторг богослужения.

   Вамуш шамар о Жоаозиньо   Мариазинья и Сиприану   Вамуш шамар о Зезиньо   О Манезиньо и о Мариану.

Финальные слова прозвучали подобно величественному крещендо. Конструкция поражала своей завершенностью и гармоничностью — хотя по-прежнему слова казались бессмысленным набором звуков. И в то же время, тайный, сокровенный смысл молитвы проник в глубину сознания, оставшись там, подобно нераскрывшемуся семени, принеся ощущение обретения, но не подарив плода познания. Эйфория откатилась, словно волна прибоя, не оставив после себя ничего, кроме влажного песка и выброшенных на берег ракушек. Зрение вернулось к норме, и Патрик увидел перед собой все тот же алтарь, не изменившийся ни на йоту. Замерев в ожидании, он буравил розовое сердце в перекрестье, против воли отмечая, что краска на нем выгорела и потрескалась.

Но ничего не произошло.

Боги не явились к нему, хотя силу призыва он ощущал очень ясно. Пугающе ясно. Смущенный и сбитый с толку, Патрик почти выбежал из церкви. В руке он сжимал забытый молитвенник.

— Да не расстраивайся ты. Пошли все к барону, парень. Все и всех. Я-то знаю, каково тебе сейчас. Надо еще поискать в лиге такого придурка, которого отстраняли за драки больше чем меня.

Патрик кивнул, Откинулся на спинку скамейки и запрокинул голову. Сквозь рваную пелену облаков уже начинало проглядывать солнце. Сезон пришел к повороту — раньше обычного в этом году.

— Хорошо, что выкарабкался, Крис, — сказал он через секунду.

Нилан пожал плечами, щурясь от яркого света. Амели говорила, что нейротоксин, которым была смазана игла, нарушил работу рецепторов и повлиял на рефлексы. Сейчас, когда яд удалось нейтрализовать и вывести, врачи проверяли, насколько пострадала нервная система хоккеиста. Нет, внешне Крис почти не изменился — ноги не подволакивал, тремором не страдал. Повышенная светочувствительность была единственным ярким проявлением, но даже ее обещали со временем привести в норму. "Я тонул в Вековечной Тьме, — шутя говорил Нилан. — Вот глаза и отвыкли от света".

Неуверенный солнечный луч осторожно пополз по растрескавшемуся, в темных пятнах талой влаги, асфальту. Двое пареньков из какой-то юниорской лиги стояли метрах в двадцати и во все глаза пялились на Руа и Нилана, о чем-то в полголоса переговариваясь.

— Хорошо, что ты выкарабкался, — повторил Патрик. Крис шутливо ударил его его по плечу.

— Да брось ты, — положив руки вдоль края спинки, заявил он. Больничная скамейка, несмотря на частые дожди была сухой и чистой — привязанный к ней дух, замысловатый сигил которого был отлит из чугуна и выкрашен бирюзовой краской в самом центре спинки, дело свое выполнял исправно. Сигил изображал сложившего крылья орлана в окружности с четырьмя алхимическими рунами по концам косого креста.

— Говорят, в Африке Церковь Вуду тоже у власти. И теперь Африка новый центр цивилизации в Восточном Полушарии. А Лагоса — новая столица мира.

— Лагоса — это в Нигерии? — спросил Патрик, сам не понимая, откуда это знает. Нилан пожал плечами:

— Меня не спрашивай. Мой старик там не воевал. Да и не верю я в это. Если чернокожие на той стороне Атлантики сумели выжить и даже подняться, почему к нам до сих пор не прибыли?