Ткань Ишанкара - Тори Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты сильнее Зулейхи в сотни раз. Искренне сочувствую Йену: он с тобой наплачется. Но выше нос, – подбодрил ее Гиварш. – Сделаешь то же самое, только в сотню раз слабее, поняла? И Сэла зовешь сразу же. Я буду искренне верить, что он тебя услышит. Так что приготовься, чтобы заминки не было. Все делаем одновременно. Если повезет, я еще кой-кому устрою праздник!
Они стояли рядом и молча смотрели, как сфера сжимается и стремится к нулю, пока багровые всполохи спереди и холодная тьма сзади не подобрались совсем близко. Тайра шагнула ближе к Гиваршу и почувствовала, что коснулась его руки своей. Морис обнял ее, и она уже без стеснения обхватила его за пояс. Когда алое пламя коснулось ее туфлей, она снова рассекла ладонь, уткнулась лицом Гиваршу в грудь и отпустила поток.
Лабиринт был большой и старый, созданный из плотно посаженных зеленых кустов, и Тайра знала, что если выберет правильное направление, то сначала доберется до центра, где обязательно будет маленькая деревянная лавочка и аккуратная клумба с розовым шиповником, обвивающим железную арку, а потом дойдет и до самого особняка, симметричного и основательно царственного, как все, принадлежащее к викторианской эпохе. Она бродила по лабиринту уже не первый день, и хотя твердо придерживалась направления, дойти до центра все никак не получалось, а, минуя его, до особняка было не добраться. Тайра не знала, зачем ей надо в этот особняк, но войти в холл надо было обязательно, и там, уже на месте, она вспомнит, зачем так упорно стремится пройти через этот лабиринт.
От обилия зеленого цвета устали глаза. Периодически сквозь ветки изгороди просматривались полупрозрачные, светящиеся зелеными искрами, фигуры, но они, когда она пыталась разговаривать с ними, или быстро удалялись, или, наоборот, преследовали ее, рассказывая какие-то нелепые истории про забытые в тайниках письма и сгоревшие утюги. Иногда Тайра смотрела в небо, ожидая появления первых звезд, чтобы сориентироваться, но в лабиринте были постоянные сине-лиловые сумерки. Она разговаривала сама с собой, чтобы не потерять ощущение реальности, и чтобы все эти истории бестелесных фигур про письма и утюги не вытеснили из ее сознания главную цель – дойти до особняка. Тайра утешала себя тем, что первым делом обязательно позвонит маме, но потом начинала сомневаться в том, что в особняке вообще есть телефон, зато там наверняка было полно тайников, набитых старыми письмами, и хоть в одном обязательно должен был оказаться сгоревший утюг… А если так, то почему бы там не найтись и телефону, пусть даже с конусовидной трубкой, которую надо прикладывать к уху?
Ужасно хотелось пить. Тайра облизала губы, но язык был сухим и шершавым, во рту чувствовался привкус крови и еще так нелюбимых ею молока и меда. Она подумала, что молочным рекам давно пора перестать фигурировать в сказках: толку от них все равно было мало, уж лучше бы вместо молока тек прохладный зеленый чай. К тому же, в викторианской Англии чай был гораздо более к месту.
Где-то за спиной послышалось шуршание, какое бывает при начинающемся ливне, когда первые крупные капли падают на сухую упругую листву. Она обернулась назад, ожидая дождя, и протянула руку ладонью вверх…
…Дождь барабанил по окнам и жестяному откосу, чинара мягко скреблась в окно голыми ветками. Тайра чуть приоткрыла глаза – мир вокруг виделся сквозь зеленое стекло. На тумбочке возле кровати лежал градусник, и ртуть на нем можно было различить возле отметки тридцать девять и семь. Она медленно повернулась на спину. Голова болела, в ушах неприятно звенело, откуда-то долетали обрывки разговоров, и лишь два голоса из общего фона принадлежали живым людям.
– Я прям и не знаю, что сказать, – голос был манерным, словно принадлежал продвинутому москвичу. – Вы хотите невозможного!
– Я хочу понять, чем она больна, – спокойно ответил ’т Хоофт. – Вторую неделю температура сорок просто так не держится. Так и умереть можно, Макс.
– Ой, напугали, – растягивая гласные, произнес тот, кого сэр ’т Хоофт назвал Максом. – Это для некросов не повод, чтобы суетиться.
– Макс, – укорил его хет Хоофт. – Не стыдно? Не можешь определить, в чем дело, иди в каменщики. Это, как я слышал, ваша национальная профессия.
– Ну начинается! – Макс недовольно цокнул языком. – Я вам который раз говорю: вот ее карточка, вот все записи… Вот все анализы… А, черт, вы все равно по-русски ничего не понимаете. Учите язык, сэр, вот что я вам скажу.
– Ты мне попереводишь поначалу.
– Я переводчиком не нанимался!
– Это приказ, – абсолютно спокойно сказал ’т Хоофт.
– Ну, вот всегда вы так! Чуть что – сразу приказ! По-человечески общаться совсем не умеете!
– Да, я такой. Ишанкарский монстр.
Тайра поймала себя на том, что улыбается, а еще что комната обрела свои истинные цвета, избавившись от зеленых отсветов.
Наставник сидел в кресле, заложив ногу за ногу и подперев голову двумя пальцами правой руки. В левой у него была ее амбулаторная карта, которую он только что забрал из рук у Макса. Макс присел на краешек стола и сосредоточенно изучал свой маникюр, периодически встряхивая рукой, на запястье которой красовался браслет из железочек и разноцветных деревянных и костяных бусин, которые звенели и трещали при малейшем движении. Примерно та же конструкция была у него на шее. На Максе были рваные голубые джинсы, заштопанные в некоторых местах белыми и синими нитками, и майка с изображением эмблемы «Пепси-колы» и надписью под ней «I’m pepsy». Тайра поняла, что улыбается во весь рот, и тихонько засмеялась.
– Очень смешно! – сказал Макс по-русски, заметив, что она без стеснения его разглядывает. – Смейся, смейся! Начнешь получать от него по полной – будет не до смеха. Тогда вспомнишь меня, и как ты надо мной смеялась, и как тебе было меня ничуть не жаль, и скажешь: «Максик, дорогой, пожалей меня!», а я тебе скажу: «Нет!», и тоже буду смеяться. А что, око за око.
– Перестань нести чушь, – по-английски попросил хет Хоофт.
– А вы учите язык, сэр, и это для вас чушью не будет, – ответил Макс, переходя на английский, и многозначительно надул губы.
’Т Хоофт поднялся из кресла и присел на краешек ее кровати.
– С возвращением.
– Спасибо, сэр. А почему с возвращением?
– Ты была за Гранью.
– То есть… – Тайра запнулась, – мертвая?
– Именно так.
– Поэтому все было зеленым? А я думала, что сплю, и что этот лабиринт мне снится.
– Какой лабиринт?
– Обычный, с высокими кустами и шиповником… Как в книжках про старую Англию.
– Странно, – ’т Хоофт задумался, застыв взглядом на дальней стене. – Некроманты могут спать, и находясь за Гранью, но тела при этом не покидают, а ты не все время была в своем теле. А когда тебя в теле не было, человеку, далекому от некромантии, со стороны могло показаться, что ты крепко спишь. Макс вот так и думал… Даже воскресить его пришлось после того, как он до тебя дотронулся.
– Хотел проверить, есть у тебя температура или нет, – Макс выразительно покивал.
– А я тебе сотню раз говорил, чтобы ты без спроса ничего, принадлежащего некроманту, не касался, – напомнил ему хет Хоофт и, обращаясь уже к Тайре, продолжил: – Зеленый маркер на твоих глазах однозначно свидетельствует о том, что ты спала не все время. В какие-то промежутки ты была мертва. Но мы выходим из тела иначе, и уж точно ни в какие не в лабиринты… Странно.
– И почему я была мертва?
– Пока не знаю, – честно признался маг. – Надо подумать.
– А как ты вообще себя чувствуешь? – спросил Макс.
– Нормально. Только пить хочу.
– На, температуру померяй, – Макс встряхнул градусник – браслет опять затрещал и зазвенел – и протянул ей. – Я тебе принесу попить, – и он вышел из комнаты.
– А мама где?
– Ушла в магазин, – ответил ’т Хоофт. – Не бойся, нас
