Тайник - Павел Гейцман

Она наполнила две рюмки и накрыла их салфеткой. Пророк ничего не видел. Ветер приносил сюда спокойное, размеренное дыхание моря, тончайшая водяная пыль фонтана порой овевала прохладой их лица. Над головами простирался небосвод, каменные кружева арок были еще белее и нежнее, чем при солнечном свете. Она с удовольствием пригубила вино и улыбнулась.

— Мне кажется, что у тебя не депрессия, а большие заботы. Не хочешь рассказать мне о них?

Вино было замечательное. Его делали еще карфагеняне, а после — римляне; оно не стало хуже во времена исламского лицемерия.

— Не могу, — сказал он еле слышно. — Пока не могу — может, когда-нибудь потом, позже…

— Я хочу еще раз искупаться, — сказала она рассеянно, будто ни о чем и не спрашивала, — хотя… — Она посмотрела на часы. — Пожалуй, теперь уже поздно. Допьем бутылочку, и я пойду спать. — Она не сказала «пойдем спать», сказала «пойду» — а это большая разница. Видимо, она обиделась. Конечно, она ведь ждала этого вечера, так же, как и он, и вот как все получилось.

Еще с полчаса они говорили о пустяках, а затем поднялись. Он проводил ее до двери номера, поцеловал на прощанье.

— Скорей бы снова оказаться здесь, — вздохнула она. — Мне все меньше хочется мотаться, не люблю менять налаженный распорядок. Если у тебя найдется время, можешь приехать меня встречать.

— С удовольствием, но когда?

— Этого я точно не знаю… Пожалуй, лучше не надо, я сама тебя разыщу. Спокойной ночи. — Она еще раз коснулась губами его щеки.

Город плавился и коробился на полуденной жаре. Вездесущий запах рыбы, гниющих фруктов и помоев, которым несло из канав, заменяющих здесь канализацию, стоял над городом, но в просторной канцелярии доктора Териаки пахло розами и тихо жужжал кондиционер.

— Доктор Териаки просит извинить его, — сказал услужливый смуглый молодой человек, — но он был вынужден спешно выехать по неотложному делу. Я его секретарь, и мне было поручено заняться вашим делом. Договор подготовлен, пожалуйста, — и он подал кожаную папку. — Достаточно только подписать.

Вошла служанка с закрытым лицом и принесла сладости и неизменный зеленый чай.

Винтер подумал, что Териаки, скорее всего, просто велел сказать, что его нет, или нарочно куда-то уехал, чтобы не встречаться с Винтером.

— В первую очередь я хотел бы изучить договор, — сказал Винтер, когда служанка исчезла. — Подпишу позднее. Если разрешите, я возьму его с собой и при случае еще раз заеду к вам.

— Договор с фирмой «Мицуи» оформлен по всем правилам, мсье, — удивленно сказал секретарь. — Компания заключает такие контракты систематически.

— Я в этом не сомневаюсь, но я ведь иностранный подданный, да вдобавок еще нахожусь на службе в ООН. Прежде всего я должен удостовериться, что этот договор не затрагивает интересы вашего государства.

— Как вам будет угодно, мсье. Я информирую доктора Териаки: он временно уехал в Европу, но поддерживает со мной регулярную связь по телефону.

— Он путешествует вместе с семьей? — с неподдельным интересом спросил Винтер.

— Конечно, с семьей, — простодушно ответил секретарь.

— Передайте ему и его семейству мои наилучшие пожелания.

— Как вам будет угодно, мсье. Если решите подписать договор, достаточно просто переслать его сюда, не обязательно затруднять себя лично.

Еще с минуту они обменивались любезностями, потом он вышел в пекло африканского полдня. Интересно, знает ли Суриц, что Териаки уехал? А если знает, то почему не сказал ему об этом? У Териаки богатый опыт еще со времен Ливана, он явно не хочет ни во что впутываться. Но что ни делается — все к лучшему. Подписание договора Винтер может затянуть на неопределенное время, до тех пор хотя бы, пока не переговорит с министерством.

Человеческая река подхватила его и повлекла за собой. Он с трудом пробился к краю тротуара, где у него стояла машина. Обожженный солнцем и весь побитый «лендровер» походил на раскаленную печь. Он затаил дыхание и осторожно уселся. Страшно было прикоснуться к рулю, к рычагу коробки передач. И так каждый день… Он повернул ключ зажигания. После обеда возвратится на базу, нечего здесь терять время. Ему вдруг страшно захотелось взяться за работу, съездить к буровикам, забраться в шахту. Просто вернуться к нормальному образу жизни.

Мотор мгновенно завелся. Он нажал кнопку сигнала, толпа слегка расступилась, и машина с черепашьей скоростью двинулась к авеню Хабиба Бургибы. Только там он прибавил газу, свернул на набережную и поехал в отель.

Наверное, Генрика уже в Утице и изучает свои фрески. Как мало он ее знает, как мало знает о ней. Жаль, что нельзя вечером ни отправиться к ней, ни связаться по радио, она ведь где-то на другом конце страны.

То, что она так далеко, почему-то его раздражало. До Кебили он тоже не ездил каждый день, но одно только сознание, что можно сделать это когда угодно, успокаивало. Теперь же ему казалось, что Генрика неимоверно далека, что он ее уже никогда не увидит. Три дня показались ему вечностью.

Он с удивлением прислушивался к чувству, которое в нем пробуждалось. Уж не влюбился ли он? Разве это возможно? В его возрасте? Но почему же ему так неприятно, что она уехала на каких-то три дня? Почему ему становится легко и спокойно, когда они спорят друг с другом, даже когда ругаются? Но ведь ему уже сто лет не приходило в голову, что он вообще может влюбиться, вновь испытать эту изумительную тревогу, нетерпение и опьянение.

Он грустно улыбнулся. И тут же осознал, что в этом нет ничего смешного. Он старый холостяк, старый взбесившийся козел. И тоже попался на эту удочку. Не он управляет своим чувством, а оно им. И вот теперь ему не хватает Генрики, ему надо поговорить с ней, надо…

— Мсье!… — громко позвал его работник бюро обслуживания с другой стороны холла. Он не слышал. — Мсье, это для вас, — окликнул тот снова и помахал большим конвертом. Точно таким же, в каком Винтер принес контракт от доктора Териаки.

— Час назад его доставил посыльный…

— Спасибо… — Он машинально вертел конверт в руках. Адреса не было, не было указано и фамилии. Он сдавил его в пальцах. Внутри, похоже, фотографии… Он пожал плечами и направился в свой номер. Кто бы мог послать ему фотографии в отель? На полдороге он остановился. Сердце забилось. Снимки! Его аэрофотоснимки! Тиссо что-то обнаружил! Затаив дыхание, он вбежал в номер и повернул ключ. На лбу выступили крупные капли пота. Конечно, других фотографий там быть не может.

Он разорвал конверт.

Голова в луже крови, выпученные глаза, изуродованное лицо.

У него задрожали руки, желудок свели неудержимые спазмы. Он не мог этому поверить, не мог понять. Два больших, великолепного качества снимка. Это была голова доктора Тиссо!