Нелегал - Елена Хаецкая

— По твоей манере выражаться. Она сходна с морановской.

Он сознавал, что сейчас поступает дерзко, и мысленно собирался с силами, чтобы достойно встретить гневный натиск Нитирэна.

Огромный тролль потемнел лицом, он стал совершенно черным, глаза его превратились в две тонкие ниточки, а пасть широко распахнулась, выставляя крупные оранжевые зубы.

— Козявка! — загремел с высоты Нитирэн. — Как ты посмел угадывать мою родословную? Ничтожество! Я и есть тролль из высших!

Авденаго потребовалась вся наглость, чтобы не дрогнуть и не побежать прочь от этой ярости. Повернись он сейчас к разъяренному Нитирэну спиной — и тролль попросту разорвет его пополам. Голыми руками разорвет.

Очень бледный, Авденаго покачал головой. И выговорил (и зубы у него, между прочим, даже не стучали):

— Нет, Нитирэн, хоть твои предки — и самые достойные из возможных, все же ты ниже их. Я знаю это, потому что долгое время питался объедками со стола Морана Джурича! Я знаю, например, что тролль из высших не стал бы считать Эхувана своим соперником. Ха! Он бы попросту перешагнул через Эхувана — вот как поступил бы тролль из высших.

— Кажется, ты не слишком высокого мнения об Эхуване? — хмыкнул Нитирэн. Судя по всему, его забавляло то обстоятельство, что какой-то коротышка набрался дерзости иметь мнение касательно великих и могучих троллей, претендующих на звание верховных вождей всего народа.

— Мое мнение об Эхуване никого не интересует, — отозвался Авденаго. — Ни Эхувана, ни тебя. Но если хочешь знать — так, ради любопытства, — то да, я не считаю его достойным. Он непревзойденный воин и истинный тролль, но не вождь. Если народ пойдет за ним, то погибнет.

— Существует третий, — напомнил Нитирэн. — Не ошибись, Авденаго. У меня имеется еще один соперник.

— Тагана, — кивнул Авденаго. — Он съест нас всех, если ты не победишь. Но ты победишь.

Нитирэн расхохотался, и окошки храма под черепами вдруг вспыхнули золотистым светом.

— Тагана! А ты хитер, коротышка. Ты видишь больше одного тролля за раз. Что ж, поговорим и о Тагане, если тебе так хочется. Ты забавляешь меня, клянусь ушами! Ну так знай, что Тагана больше никого не съест. Он лежит за храмом Комоти. Прямо сейчас и лежит. Черная Комоти готова принять его в своих объятия. И это произойдет, когда она выйдет из своей горы и даст нам знак, что новый правитель ей угоден.

— Я хотел бы посмотреть на Тагану, — проговорил Авденаго.

Нитирэн, забавляясь с каждой минутой все больше, кивнул ему.

— Идем.

И зашагал первым. Авденаго побежал следом, стараясь не слишком отставать.

Создавалось такое впечатление, что храм Комоти, несмотря на разницу в размерах, почти целиком закрывал гору Комоти. По крайней мере, с того места, где Авденаго встретился с Нитирэном, гора была практически незаметна.

Однако стоило им обойти храм кругом и оставить его за спиной, как гора выросла перед ними во всем своем зловещем великолепии.

Она была черной. Густые хмурые леса покрывали ее склоны. Срезанный конус верхушки повторял по форме крышу храма.

Как будто не строители храма подражали уже существующей горе, а некий таинственный созидатель горы избрал себе образцом воздвигнутый троллями храм.

Эта мысль так поразила Авденаго, что он застыл в неподвижности и уставился на гору с разинутым ртом. Нитирэн обернулся к нему, схватил за плечо и протащил вперед.

— Ты хотел видеть Тагану? Смотри!

Авденаго, влекомый мощной рукой Нитирэна, пробежал несколько шагов и споткнулся. На земле, распростертый, лежал тролль, костлявый, с физиономией, напоминающей череп. Кожа у него была желтоватая, туго обтягивающая кости, а глаза — совершенно круглые. Только эти глаза и выдавали, что Тагана еще жив. Они бешено вращались в орбитах, ни на миг не останавливаясь, как будто пытались охватить взором всю картину мира сразу.

Раскинутые крестообразно руки и ноги Таганы были прибиты к земле. Длинные тонкие медные прутья как будто вырастали из ладоней, запястий, они торчали выше и ниже локтя и недалеко от подмышек. То же самое было сотворено и с его ногами. Вся одежда Таганы пропиталась кровью, но это выглядело просто как грязь.

— Это ты с ним сделал? — спросил Авденаго, взглянув на Нитирэна.

Нитирэн расхохотался. Он упер кулаки себе в живот, выставил вперед локти и зашевелил ими, выражая явное удовольствие. Потом осведомился:

— Нравится?

— Очень, — ответил Авденаго. — Как тебе это удалось?

— Заманил, — лаконически ответил Нитирэн. — Он будет жить до тех пор, пока Черная Комоти не примет его в себя. Она сожрет его, потому что я так захотел! И она будет довольна, потому что он сытный.

— Как ты определил, что он сытный? — поинтересовался Авденаго.

— Откусил кусок. — Нитирэн указал пальцем на бедро своего поверженного соперника — там еще кровоточила рана. И выглядела она (понял Авденаго) так, словно кто-то действительно отгрыз зубами часть плоти.

— Жирный. Жилистый, — добавил Нитирэн. — Невкусный, но сытный. Вообще тролли не едят друг друга. И не все тролли едят людей. Ты ведь человек?

— Я — создание Морана Джурича, — сообщил Авденаго. — Я не знаю, человек я или нет. Моран Джурич ничего не говорил мне об этом.

— Моран Джурич жесток, — охотно подтвердил Нитирэн. — Если ты хочешь, можешь быть моим сторонником.

— Да, хочу.

Нитирэн сказал:

— Когда я уничтожу Эхувана, я заберу себе и его сторонников. Я убью только некоторых.

— Ты тоже жесток, — кивнул Авденаго. — Я понял смысл твоей жестокости.

Глава восьмая

— Нитирэн брезгливо относится к людоедам, — сообщил Авденаго своему рабу. — Как ты полагаешь, это обнадеживающий признак?

Этиго угрюмо посмотрел на него.

— Понятия не имею. Может быть, он поступает с людьми еще хуже.

— Съесть — куда уж хуже…

— Наверняка возможно что-нибудь и похуже, — повторил Этиго. — Не знаю. Просто подозреваю. С некоторых пор я утратил способность сравнивать. Все одинаково плохо, и лучше не становится.

— С каких это пор? — прищурился Авденаго.

— С тех пор, как не убил тебя.

— Не смог убить, — поправил Авденаго.

Этиго вздохнул.

— Говорят, чем больше неприятностей переживешь, тем больше ума наживешь. Но это, по-моему, не мой случай. Я глупею.

— Николай Иванович сказал бы, что заметить собственную глупость — первый признак приращения ума, — процитировал Авденаго.

— Николай Иванович? — удивился раб. — Странное имя.

— Мой первый тролль. Еще до Джурича Морана, — объяснил Авденаго.