Нормандия - Неман - Франсуа Жоффр

- Внимание, барон. Подойдите ближе, осмотрим железную дорогу на Инстербург.

Для проверки нажимаю гашетки пулеметов и пушки, и в воздухе раздается треск короткой очереди. Теперь мы летим уже над железной дорогой.

Внизу, совсем рядом с нами, прямо в небо поднимается белый столб: это дым паровоза, в этом нет никакого сомнения.

- Алло, Матрас. "На 12 часов" вижу поезд. Матрас покачивает крыльями самолета. Значит, увидел. Разворачиваемся и переходим в небольшое пике. Стрелка колеблется около отметки 500. Вот он - поезд!

Мы спускаемся еще ниже, летим параллельно составу в Некотором удалении, чтобы не обнаружить себя. Надо застигнуть состав врасплох, иначе он может увеличить скорость и скрыться в туннеле или его пассажиры успеют выпрыгнуть из вагонов. Кроме того, не стоит давать зенитчикам, если они сопровождают эшелон, возможности подготовиться к встрече. По-прежнему в легком пикировании мы скользим низко над землей. Разворот на 90°, и мы над целью! Теперь - не спускать глаз с прицела! Я отчетливо вижу силуэты товарных и пассажирских вагонов, сливающиеся в перекрестии прицела. Через десять секунд полета мы уже в пятистах метрах от дороги. Легкий разворот влево - это значительно увеличит сектор обстрела. Маневр окончен. Огонь! Резко нажимаю на гашетки! Трассирующие пули окаймляют паровоз. Он выплевывает пар во все стороны. Значит, котел пробит во многих местах. Вперед! Делаем заход с другой стороны. Глубокий вираж на бреющем полете. Огнем пушки и пулеметов я прочесываю состав по всей его длине. Зажигательные пули повсюду разбрасывают пучки огня. Солдаты, которым удается спрыгнуть на насыпь, гибнут от осколков рвущихся боеприпасов. Французы, как известно, любят доводить до конца начатое дело. Делаем третий заход. Весь состав объят пламенем, но Матрас и я еще раз бьем по паровозу. Паровоз буквально разваливается на куски, разрезанный длинными очередями наших 20-миллиметровых пушек.

В наушниках слышится голос Матраса:

- Внимание. Возвращаемся по-прежнему на бреющем. Задание выполнено!

Нам повезло, что немцы не прицепили к составу специального вагона с зенитными установками. Я присоединяюсь к Матрасу возбужденный, как школьник. Лихорадочное состояние боя во мне еще не затихло. Я стараюсь дышать более размеренно. Приближаемся к линии фронта. Все спокойно. Под нашими крыльями раскинулась притихшая равнина. Вдруг из рощицы в небо устремляются огненные молнии. Создается впечатление, что мы проходим полосу ужасной грозы! Все, кажется, оканчивается благополучно. Я облегченно вздыхаю, стараюсь успокоить сердцебиение, приговариваю вслух: "Не так-то просто подбить самолет на скорости более 500 километров в час, и к тому же на бреющем полете!"

Матрас сообщает:

- Через пять минут посадка.

Внезапно мой мотор начинает давать перебои. Повреждение! Стрелка указателя оборотов еще колеблется некоторое время, затем застывает. Смотрю на другие приборы. Черт подери! Давление бензина понизилось и продолжает падать! Что делать? Главное - не терять хладнокровия, иначе смерть. Проклятые зенитчики, они пробили мне бензобак! И к тому же после выполнения задания, за пять минут до посадки, на бреющем полете. Разве это не подлость?! Сообщаю ведущему:

- Алло, Матрас! У меня неприятность. Давление бензина - ноль. Сажусь на "брюхо", прямо перед собой. Мне отвечает радио аэродрома:

- Алло, де Жоффр! Постарайтесь дотянуть до аэродрома. Мы освобождаем посадочную полосу. Садитесь на "брюхо"...

Им хорошо говорить! Я бы с удовольствием сел на аэродроме, но мой "як" не хочет. Слегка отдаю ручку, чтобы разглядеть то, что меня ожидает... Но у меня уже нет никакого выбора.

Поле, на которое я вынужденно приземлюсь, мне представляется не самым плохим. Оно заканчивается небольшим леском, вернее, рощей, но есть надежда, что мне удастся остановить машину ближе.

Зажигание выключено. Больше оно меня не интересует. Я продолжаю планировать, не отрывая глаз от указателя скорости. 300... 280... 240 километров в час. Надо кончать! Беру ручку на себя. Самолет выравнивается. Слышится скрежет. Я коснулся земли. Страшная сила приковала ноги к педалям управления. Я напрягаю все мускулы, чтобы преодолеть эту силу, стремящуюся бросить меня вперед, на приборную доску. Сразу погасить скорость до нуля невозможно; чтобы избежать неприятностей, нужно не менее 150 метров пробега. В эту минуту мои мысли переносятся к моему механику. Это он повторяет мне ежедневно:

- Главное, не разбейте ваш самолет - это лучшая машина во всей эскадрилье.

Подлые гады, немецкие зенитчики! Самолет все еще несется по полю. Неужели это конец? Грохот становится ужасающим. От пыли в кабине ничего не видно. Я прилагаю невероятные усилия, чтобы удержаться на сиденье. Слышу сильный треск рвущейся обшивки, ломающихся ветвей, они хлещут по фюзеляжу машины, которая, словно метеор, пронизывает зеленый занавес. Мне кажется, что я участвую в гигантском бое быков в Техасе. Внезапно все затихает. Мой "як", почти без крыльев, с изогнутыми лопастями винта, с разодранным фюзеляжем, замирает у насыпи железной дороги Инстербург - Каунас на глазах советских солдат, работавших на пути. Я пережил страшные минуты. Я весь покрыт пылью. Срываю свой шлемофон, выпрыгиваю на землю и радостно пожимаю тянущиеся ко мне руки русских друзей. В глубине души я могу считать себя счастливцем. Если бы я упал рядом с поездом, который мы только что уничтожили, за мою шкуру нельзя было бы дать и ломаного гроша...

Спустя некоторое время меня вызвал командир полка и прочитал довольно длинную нотацию, которая закончилась словами:

- Пусть это послужит для вас уроком, де Жоффр. До тех пор пока мне не доложили о благополучном прибытии, задание не может считаться выполненным...

Вместо моего "яка" - обломки. И я, следовательно, без самолета. Чтобы не отсиживаться, нужно выпросить машину у одного из своих товарищей по эскадрилье. Но никто, честно говоря, не любит одалживать свой самолет. Каждый летчик привыкает к своему самолету, как наездник к своей лошади, как гонщик к своему автомобилю.

И вот я брожу, как неприкаянная душа, приставая то к одному, то к другому с наигранной непринужденностью, которая никого не может обмануть. Все это не очень весело, тем более, что погода тоже не способствует хорошему настроению: ветер с Балтики нагоняет огромные, низкие дождевые тучи. В такую погоду, как говорят, хороший хозяин даже собаку во двор не выпускает.

И все-таки ничто не может остановить летчиков "Нормандии - Неман"! Ле Мартело и Монье вылетают на задание. Видимость совершенно отсутствует. Даже невозможно из одного самолета различить другой. После продолжительного слепого полета, потеряв ориентировку, Монье почти с пустыми баками, совершенно один оказывается над морем. Полагаясь больше на счастье, чем на свой опыт и знания, он поворачивает на восток и благополучно достигает аэродрома. Ле Мартело после ряда акробатических, не лишенных драматизма попыток удается приземлиться на "брюхо" к югу от Риги, в 180 километрах от аэродрома. Нам сообщили, что его жизнь вне опасности, хотя он и получил сильную контузию. Война для него закончилась. На санитарном самолете По-2 Ле Мартело эвакуируют в Москву, откуда он возвращается затем во Францию. В этот день исчезает также Керне, о котором мы в дальнейшем так и не получили никаких известий.