Грозовые ворота - Александр Тамоников

– А в чем, собственно, дело?

– Да вид у тебя какой-то убитый, недовольный. Ты примером должен служить, а сам кислый как лимон.

– Ты за этим меня вызвал? Кому какое дело, какой у меня вид? Ты за собой, ротный, Лучше смотри. И учти, я тебе не Панкрат, изволь называть как положено, а лучше вообще никак.

– Надо было бы тебя заменить. Была же возможность. Нет, понадеялся, что здесь ты другим станешь,

– Зря надеялся, я другим не стану, так что принимай таким, какой есть. И давай общаться только в пределах служебных отношений?

– Договорились. Только предупреждаю, к солдатам обращаться уважительно, без оскорблений и высокомерия, а то ты большой любитель показать свое мнимое превосходство. Здесь тебе не в части, под крылом Куделина. Здесь и свои могут подстрелить невзначай.

– Угрожаешь?

– Дурак ты, Панкрат. Предупреждаю. И требую – больше заботы о людях, больше общения, что бы они в тебе командира, друга видели, а не врага.

– Может, мне еще анекдоты, как ты, по пьянке им рассказывать?

Доронин, играя скулами, посмотрел на Панкратова.

– Выполнять задачу!

– Есть, товарищ старший лейтенант. – Панкратов чуть не щелкнул каблуками, приставив ладонь к виску – Разрешите идти?

– Вали отсюда, клоун! Панкратов рассмеялся, пренебрежительно, надменно.

– Это тебе, Доронин, надо привести себя в поря док, нервишки-то не того?

Александр, посчитав ненужным далее продолжать бесполезную полемику, направился через высоту к северному склону, где его ждал Егоров.

– Ты чего смурной такой? – спросил капитан.

– Да взводный у меня один, заноза еще та. И что за человек? Есть же такая категория людей, даже на звать не знаю как.

– А так и называй – козлы. Неточно по определению, зато обидно и доходчиво. Плюнь на него. Такие до первого выстрела петушатся. Если возникнет заварушка, всю спесь мигом снесет, возможно, с головой вместе. Он у тебя, как понял, на Малой будет?

– Да. Взвод там покрепче. Пока этот не испортил.

– Ничего, я ему туда Голикова с отделением подсажу, если что, тот организует оборону похлеще иного офицера.

– Ладно. Ты хотел ввести меня в курс дела.

– Да. Слушай.

Егоров подробно рассказал о результатах разведки, о решении изменить схемы минных полей, о том, что надо бы организовать две огневые точки, контролирующие балку и часть ущелья, о завалах. Поведал и про диалог с Шахом, передав опасения и предположения последнего. Доронин слушал внимательно, смотря поочередно на карту и окружающую местность.

– Все понял! – сказал он, когда Егоров закончил. – Значит, Шах считает вероятным прорыв здесь крупных сил?

– Да.

– А сам ты как?

– Черт его знает. Тяжеловато все же сколотить приличный отряд и провести его незаметно через ущелье. Возможно, но тяжеловато. Да что гадать? Укрепимся, а там как бог даст.

– И то правда.

– Ты не сказал – утверждаешь мои решения, командир?

– А что мне остается делать? Егоров пожал плечами.

– Когда со взводными знакомить будешь?

– Пойдем, походу и познакомишься.

Офицеры вернулись на вершину высоты, где вовсю кипела работа. То тут то там взметались кирки и ломы, рушились на камни, выбивая искры. Работа давалась тяжело, но солдаты, понимая, что на этот раз это не пустая, никому не нужная работа, а их личная безопасность и, возможно, жизнь, вкалывали серьезно, молча, исступленно.

Первый, к кому они подошли, был лейтенант Лузгин.

– Лузган! Познакомься, капитан Егоров.

– Валерий.

– Андрей.

– Лузган – командир второго взвода, год как из института. Ну что, Андрей, как твои?

– Да ничего, пашут вовсю.

– Ты за режимом следи, отдыхать давай.

– Я смотрю.

– Какой-то он у тебя, как это мягче выразиться, немного потерянный, что ли? – высказался Егоров, когда они отошли от офицера.

– Есть немного. У меня в роте один балагур, парнишка, подчиненный Лузгана, чуханом его называет.

– И что? Прозвище соответствует действительности?

– Как сказать? Служит, словно срочную тянет. Ни то ни се, короче. Но, по крайней мере, исполнителен и лишнего не сболтнет.

– Это уже кое-что.

Они подошли к третьему взводу, где Егоров также был представлен командиру взвода старшему лейтенанту Дмитрию Боброву.

– Следующий– твой «петушок»?

– Да. Панкратов.

– Ну что ты – смотри, как Наполеон, на валуне стоит. Пулей бы его шугануть. Посмотрел бы я, как он остался бы на валуне красоваться!

– Панкратов! Старший лейтенант Панкратов, ко мне! Тот не спеша подошел, козырнул.

– Знакомься, Панкратов, капитан Егоров. Валерий.

– Старший лейтенант Панкратов, очень приятно.

– Управляетесь, господин офицер?

– Управляемся.

– Ну-ну. Пошли, командир, знакомство закончилось, надо с саперами заканчивать да отправлять их на базу.

Словно услышав мысли Егорова, между склонов показалась группа саперов. Во главе с начальником службы.

– Все, Валера! – начальник ИС обращался к Егорову как к старшему по званию. – Как ты и просил. Вот схемы. Подпиши.

– Это не ко мне, старший лейтенант Доронин – комендант этой горной заставы.

Сапер безразлично повернулся к Доронину.

– Подпишите вот здесь. А эти схемы возьмите, на них все подробно нанесено. Вроде моя работа закончилась? Сержант! Строй людей и к машинам. Ну что ж, ребята, храни вас бог. Мы сделали что могли. Удачи вам.

– Вить, привет комбату.

– Передам. «БМП» ждут нас?

– Да, так спокойнее.

Офицеры пожали друг другу руки, и начальник инженерной службы пошел к своим «шестьдесят шестым», на которые грузились саперы подчиненного ему взвода. Стало смеркаться.

Ночь в горах наступает удивительно быстро. Только что светило солнце, на виду были цветущие, зеленые склоны и белоснежные неприступные вершины, но вот светило спряталось за горизонт – и картина резко меняется. То, что еще недавно радовало глаз, становится неприветливым, однотонно серым, даже угрожающе враждебным. Первый одинокий всхлип укрывающегося где-то среди камней шакала сразу подхватывается его сородичами, и кажется, этот вой, плач, смех, крик окружают тебя со всех сторон, вызывая тревогу. Становится неуютно и одиноко, несмотря на то что ты не один. Это ощущение пройдет чуть позже, когда во всей красе раскроется звездный небосвод, необъятный и близкий отсюда, притягивая к себе взгляд, очаровывая,, меняя тревогу на чувство, сравнимое, пожалуй, с вдохновением. Такое чувство мы испытываем, наслаждаясь картиной великого мастера или убранством и грандиозностью православного собора..

Долгая, тяжелая, однотонная работа валила солдат с ног. Некоторые, отработав очередные пятьдесят минут, через короткий промежуток расслабляющего отдыха просто не находили в себе сил встать и продолжить долбить ненавистный камень. Но и оставаться на месте, значит показать, что ты слаб, что ты хуже других. Ведь другие работают? И встают, через силу встают, чтобы вновь, взяв в руки ломы, кирки и лопаты, исступленно вгрызаться в этот каменный грунт.