Духов день - Андреас Майер

Все так и сделали. Но потом старый Визнер в полной задумчивости вдруг сказал, он тоже кое-что слышал. Но это было давным-давно. А что было давным-давно, спросил Рюль. Визнер покачал головой. Нам ведь совсем ничего не известно про семейство Адомайтов, про их род, так сказать. Разве мы знаем, как обстояло дело с этой семейкой до войны? Хойзерову Руди рассказывал его отец, которому теперь девяносто пять, что Адомайтам принадлежал раньше какой-то участок земли, за городом, но город ведь был тогда значительно меньше, и что раньше находилось за городом, находится теперь, скорее всего, в его черте. Старый Хойзер не мог сказать ничего конкретного. Руди, который интересуется такими вещами (он является членом общества по изучению истории края), ездил ради этого в городской архив Фридберга, как раз позавчера, но он, Визнер, не знает, нашел он там что или нет, надо самого Руди спросить. По упорным слухам, Адомайты владели раньше участком земли вдоль шоссе на Фридберг, с большим приусадебным хозяйством, где потом возникли каменоломни Кубелака, ну, знаете, такой огромный кусок земли. Кун: а что было общего у Адомайтов с добычей камня? Разве они были каменотесы? Визнер: нет, они продали в итоге землю Кубелакам, при чем тут каменотесы и семейство Адомайтов? Кун, неуверенно: да нет, он просто подумал… ведь речь шла о каменоломнях… вот как, значит, раньше эта земля принадлежала им! Очень интересно. Визнер: но это все слухи. Рюль спросил, а что было еще раньше на этой земле? Визнер сказал, вообще-то очень большой крестьянский хутор, земли которого и тогда, насколько ему известно, возделывались не полностью. Может, они предназначались для сдачи в аренду. Усадьба все еще цела, это такое очень большое строение в южном направлении, молодой Кубелак хотел снести его несколько лет назад, припоминаете, об этом писали газеты. Но постройка является историческим памятником и находится под охраной, в один прекрасный день он получил извещение о налогообложении, естественно непомерно высоком для Кубелака, он ведь и без того хотел построить современное здание для конторы, а это продать. Но в результате ему пришлось выложить кругленькую сумму денег. Кун: и все это принадлежало старому Адомайту? Визнер: старому Адомайту это не принадлежало. Но, возможно, их роду. Отец Хойзера говорил, в деле с бывшей недвижимостью Адомайтов речь идет, с одной стороны, об огромном участке земли за чертой города, который сейчас занимает не то какой-то заводик, не то фирма или еще что-то в этом роде, с другой, это могли быть каменоломни Кубелака, а тот отсюда уехал, но может оказаться и так, и почти наверняка, что старый Хойзер перепутал все на свете. Кун: ему это все кажется в высшей степени интересным. Что же сделал Адомайт СО всеми этими деньгами? Тут снова вмешался Рюль и строго осадил Куна, надо же, в конце концов, уметь слушать, старый Адомайт не был владельцем этих богатств, и вообще это все слухи. Но Кун производил впечатление человека сильно возбужденного, узнавшего что-то новенькое и чуть ли не визжавшего по этому поводу от восторга. Слухи, что значит «слухи»! Слухов на пустом месте не бывает, в них всегда есть доля правды, так что лично он слухам верит! Да, он верит слухам, потому что хочет знать правду, а ее только и можно узнать, собрав слухи… да-да, собрав слухи… именно так, точно так! Старый Хойзер вполне надежный человек, добропорядочный, ему вполне можно доверять. Он, например, полностью доверяет тому, что говорит старый Хойзер. Верит этому безоговорочно, полностью и бесповоротно! Вилли Кун уже много выпил к этому моменту. Все, кто стоял вокруг, громко и дружно рассмеялись, только один Карл Рюль продолжал увещевать Куна. Старому Хойзеру уже девяносто пять, ты слышишь, девяносто пять, он уже сам не знает, что говорит, он тебе что хочешь расскажет. Но мне-то он ничего не рассказывал, крикнул возмущенно Вилли Кун. Я не говорил, что старый Хойзер мне что-то рассказывал. Это твои слова! Рюль: я ничего не утверждал, то есть я хочу сказать… Кун: ну нет, ты как раз и утверждал, вот, все кругом свидетели. Я даже незнаком со старым Хойзером. Хойзер рассказывал все это своему сыну, а не мне, а сын рассказал вот ему, Визнеру. Что ты все передергиваешь, горячился Вилли Кун. Он ни разу не беседовал со старым Хойзером и никогда ничего не утверждал. Все понимали, отчего вдруг завелся Вилли Кун, впав в словесную казуистику, речь-то до того действительно шла только о том, какие ходят слухи на этот счет, а вовсе не о том, кому и что рассказывал старый Хойзер. Кун все время делал упор на то, что не позволит, чтобы ему приписывали то, чего не было, а именно разговор со старым Хойзером, с которым он даже незнаком, а Карл Рюль, в свою очередь, не переставал успокаивать его, предлагая выпить минеральной водички.

Через три минуты все уже было забыто, и они только еще очень недолго постояли вместе, а потом Кун, по-прежнему недовольный, отошел к другим, где уже через несколько минут снова в прекрасном настроении начал воодушевленно рассказывать, какими несметными богатствами владел раньше Адомайт, и о том, что никто не знает, куда он дел деньги, а ведь раньше ему принадлежали даже каменоломни Кубелака, о чем, впрочем, он, Кун, до сих пор понятия не имел etcetera. А в кружке возле гриля разговор также шел своим чередом дальше. Господин Гайбель сказал, от сестры Адомайта вчера тоже никто ничего нового не выведал о размерах состояния Адомайта. А ведь еще до того поговаривали, что Адомайт куда более состоятельный человек, чем все думают, глядя на него. Но госпожа Адомайт вела себя вчера целый день очень скрытно. Она ни словечком не обмолвилась по этому поводу. У него было свое, у меня свое, большего от нее никто не услышал. Рудольф, до которого тоже доходили кое-какие слухи, спросил ее о предполагаемых земельных участках и той роли, какую прежде играл во Флорштадте род Адомайтов. Нет, мы вообще не играли никакой роли, сказала госпожа Адомайт, а во всем остальном она придерживается прежней позиции: то, чем владел ее брат, это его тайна. Давить на даму никто не стал, она и так была в горе от утраты брата. Очевидно, у них были очень теплые и близкие отношения. Визнер: а он как раз слышал противоположное. Говорили, что старый Адомайт знать ничего не хотел о своем семействе. Гайбель: нет-нет, это все одни разговоры, все только слухи. Адомайт и в самом деле поддерживал добрые отношения со своей сестрой. Просто сестра все это время избегала приезда во Флорштадт, из-за той старой истории, из-за сплетен. Из-за каких таких сплетен, спросил Рюль. Гайбель: ну, по поводу внебрачного ребенка, конечно. Тогда ведь это породило кучу разговоров, в те далекие пятидесятые годы. Она родила ребенка, от кого, он не знает, но внебрачного, и это вызвало множество толков, что и заставило сестру Адомайта уехать за границу. Тем более удивительно, как она ведет себя все эти дни по отношению к флорштадтцам, подчеркнуто вежливо, без мести и не держа ни на кого зла. Позднее она все-таки вернулась в Германию (она жила в Англии), но не во Флорштадт. Но как говорят, ее брат навещал ее в последнее время. Его ведь часто видели по пути на вокзал, разве не так? Очевидно, он ездил к своей сестре, с которой был в хороших отношениях. Гайбель выжидательно посмотрел на Шустера и Шоссау, думая, что они подтвердят его слова. Но Шустер только сказал, Себастьян Адомайт никогда не навещал своей сестры. Этого даже нельзя себе было представить. Между ними вообще не было никаких отношений. Гайбель тут же возмутился, немедленно повернулся к Визнеру и Рюлю и сказал, обращаясь только к ним, насколько ему известно, у Адомайта всегда были хорошие отношения с сестрой и он часто ее навещал, так ему, во всяком случае, рассказывали, и у него нет оснований сомневаться в этом. Старый человек наверняка не был таким хмурым и мрачным, как его любили изображать некоторые. Ему, Визнеру, следовало бы вчера немного поговорить с сестрой. Адомайт действительно был другим, чем здесь про него думали. А споров и ненависти в этом семействе и следа не было. Шустер испытывал все большее беспокойство, а Гайбель, не обращая на него внимания, продолжал говорить свое. В самых мельчайших деталях обрисовал он образ всеми не понятого Себастьяна Адомайта, собственной вины которого в том, что его не понимали, вовсе никакой не было, все дело скорее в цепочке разных бессмысленных случайностей. Впрочем, он, Гайбель, должен подчеркнуть, что сам он находился в очень дружественных отношениях со своим соседом, господином Адомайтом, старый Адомайт всегда очень тепло осведомлялся о его делах и здоровье его семьи, последний год он с интересом расспрашивал его, как продвигаются у него, Гайбеля, ремонтные работы по дому, Адомайт действительно проявлял живой интерес к этим работам. У него не было причин иметь что-то против Адомайта. Да, сказал Визнер, у него их тоже не было. Правда, он никогда не имел с ним дела. Я тоже не имел с ним никаких дел, сказал Рюль. И кузен Георг тоже вставил свое слово, сказав, что вообще не знал Адомайта и впервые услышал о нем, когда тот умер. И когда им вдруг всем стало ясно, что никто из них, кроме Гайбеля, не имел ничего общего с Адомайтом, они тут же сменили тему разговора. Антон Визнер тем временем неотступно ждал, когда же Ута наконец-то подойдет к нему и скажет то, что она непременно хотела сказать ему во время пикника. Что она могла сообщить ему? Визнер впервые задумался об этом. Он заново проиграл в памяти всю сцену их встречи на улице, задавая себе вопрос, почему у Уты была такая реакция на его слова. Тут ему вспомнилось, что шок наступил после того, как она ему сообщила о своей обусловленной с кем-то встрече. Она сделала особый упор на то, что встреча будет не случайной. Визнер почувствовал, как в лицо ему ударила краска, он мгновенно осознал, почему Ута так странно отреагировала. Он должен был проявить ревность и спросить ее, с кем это она договорилась о встрече, а он этого не сделал, он вообще не придал этому никакого значения, его мысли были в этот момент заняты совсем другим. Ну конечно, как же я раньше-то этого не заметил, воскликнул он. И тут же снова впал в задумчивость.