Идут по Красной площади солдаты группы «Центр». Победа или смерть - Максим Шейко

Времени на проведение всех мероприятий, необходимых для подготовки грядущего наступления, оставалось совсем немного. Александр Михайлович Василевский понимал это как никто другой.

Понимало это и немецкое командование. И потому торопилось, подстегивая свои ударные группировки. Пока основные силы танковых армий Гепнера и Гота при мощнейшей поддержке с воздуха перемалывали окруженные в степях западнее Сталинграда войска 62-й, 64-й общевойсковых, 1-й и 4-й танковых армий, авангарды двух танковых корпусов вышли к окраинам города с севера и юга. Немцы отбросили слабые заслоны, занимавшие городской оборонительный обвод, и перерезали все сухопутные пути из города – теперь попасть в Сталинград можно было только через Волгу. Но это была лишь прелюдия грядущих событий. Вопреки тому, что план Манштейна (разгромить советские войска в степях, не дав им зацепиться за «каменные джунгли» мегаполиса) в целом удался, взять город с ходу, без борьбы, немцам так и не удалось.

Во-первых, окруженные армии Сталинградского фронта, несмотря на явную безнадежность создавшегося положения, вместо того чтобы развалиться на отдельные подразделения и сдаться, как это обычно происходило еще год назад, оказали ожесточенное сопротивление, организовав массу попыток прорвать кольцо окружения и выйти к городу. Своей кровью окруженные части купили столь необходимые для организации обороны города дни. В этих боях оказались скованы четыре танковых и два армейских корпуса, а также основные силы авиации и частей поддержки. Эти же бои поглощали львиную долю боеприпасов и снабжения, с которыми уже начались перебои – немецкие войска, с конца мая почти непрерывно ведя активные наступательные бои, далеко оторвались от своих складов, оставшихся на Левобережной Украине.

Другим фактором, помешавшим занять город с ходу, оказалось чрезмерное усердие люфтваффе – «Молот ведьм» превратил большую часть города в груды щебня с возвышающимися тут и там остовами стен и оплавленными металлоконструкциями. Не только наступать, но даже просто передвигаться и ориентироваться в этом хаосе развалин было весьма проблематично.

Все это делало невозможным немедленный штурм Сталинграда, а советское командование тем временем не сидело, сложа руки, используя каждый подаренный ему день для укрепления обороны и подготовки к новым боям. В этом немцы убедились уже 13 июля, когда предприняли первую серьезную попытку штурма. Несчастливое число полностью подтвердило свою репутацию.

Если на подступах к городу неделю назад немецкие авангарды были встречены разрозненными и почти неуправляемыми подразделениями с весьма условной боевой ценностью, то теперь пошедшим на штурм корпусам приходилось преодолевать уже нешуточное и, главное, организованное противодействие. В дополнение к разгромленным частям дивизии ПВО, укомплектованной в основном женщинами, батальонам городского ополчения, остаткам попавших под бомбардировку и полностью дезорганизованных частей и прочим эрзац-подразделениям, занимавшим городской обвод, подошли три свежие стрелковые дивизии, срочно переброшенные из-за Волги. Также прибыли танковая бригада и морская стрелковая бригада, укомплектованная моряками Каспийской флотилии. В бои включилась и дивизия войск НКВД.

Еще большей неприятностью для немцев стал подход двух относительно свежих армий с севера и одной с юга. Эти формирования, даже не дожидаясь полного сосредоточения, немедленно перешли в наступление, стремясь отбросить немецкие дивизии от Волги и проложить путь в блокированный город. В результате два мощнейших танковых корпуса и значительные силы артиллерии и авиации оказались скованы боями с этими деблокирующими группировками, что существенно ослабило натиск на Сталинград.

В хаосе развалин наступающие немецкие части были лишены большей части своих преимуществ. Танки были малополезны, преимущество в маневре вообще не имело никакого значения… Даже вездесущее люфтваффе мало чем могло помочь в таких условиях. Зато на первый план выходили упорство и стойкость отдельных бойцов, цепляющихся за очередную руину, а здесь советские пехотинцы ни в чем не уступали своим немецким визави. В результате вместо стремительного штурма начались упорные и кровопролитные городские бои с медленным продавливанием советских боевых порядков. Потери немцев стремительно поползли вверх…

Ганс в этом не участвовал – его дивизия, как и весь XLVI танковый корпус, расположившись севернее города, отражала упорные попытки 66-й и 1-й ударной армий прорваться на помощь защитникам Сталинграда.

– Was geht ab?! «Иваны» вообще с ума спятили или им жить надоело?

Этот вопрос Нойнера так и повис в воздухе. Наводчик Вилли Ровель ограничился меланхолическим пожатием плеч, а остальные члены экипажа самоходки и вовсе никак не прореагировали. Впрочем, вопрос и не нуждался в ответе. Так что таким немудреным способом Ганс просто попытался снять копившееся с утра нервное напряжение. Получилось так себе, но ведь попытка – не пытка. Вздохнув и разочарованно мотнув головой, Нойнер сплюнул через борт самоходки на пожухшую под июльским солнцем степную траву и скомандовал:

– Ладно, сами напросились! Выдвигаемся на исходную.

Фыркнув мотором, «куница», украшенная белой надписью «KiTi», плавно стронулась с места и двинулась к заранее облюбованной Гансом позиции – узкому, заросшему кустами оврагу, прорезавшему под острым углом немецкие оборонительные позиции и выходившему далеко на нейтральную полосу. Вслед за «KiTi» двинулись и самоходки третьего взвода (первый под командой Швайнштайгера оставался на старом месте). После памятного авианалета на донской переправе Нойнер, лишившийся штабной машины, конфисковал для своих потребностей последнюю уцелевшую самоходку второго взвода. Командир машины был отправлен в резерв роты, а щит орудия украсила белая надпись, ставшая чем-то вроде отличительного знака командирской машины. Удобств, да и просто свободного места, в «кунице», конечно, было поменьше, зато теперь была возможность лично поучаствовать в боях, не ограничиваясь только отдачей распоряжений, чем Ганс, собственно, и занимался всю последнюю неделю. Все это время советская пехота и танки трех танковых корпусов (в том числе одного сводного) неустанно, по нескольку раз в день атаковали позиции XLVI танкового корпуса, окопавшегося в междуречье Дона и Волги и надежно перекрывшего подступы к Сталинграду с севера.

Все эти атаки проходили по схожему сценарию и, по мнению Ганса, отличались крайним примитивизмом. Сперва проводилась не очень длительная артподготовка, причем огонь велся по площадям без всякой корректировки, затем следовал финальный залп «сталинских орга́нов»[40], после чего по открытой степи в сторону немецких позиций устремлялись волны отчаянно орущей пехоты и жутко громыхающих необрезиненными катками танков. Ответ немцев тоже был известен заранее: налет авиации на район сосредоточения и артиллерийские позиции, вал заградительного огня гаубичной артиллерии, бьющей с закрытых позиций, и сосредоточенный обстрел атакующих танков из многочисленных противотанковых и тяжелых зенитных орудий. Обычно этого вполне хватало. Русские, понеся потери, ломали строй и откатывались на исходные позиции, преследуемые огневым валом. В особо тяжелых случаях в дело вступала эсэсовская пехота, отсекая вражеских стрелков пулеметным и минометным огнем, а также мобильный противотанковый резерв, состоящий из «куниц» и новеньких длинноствольных «штуг». На всякий пожарный имелся еще и танковый батальон, но за все последнее время ему довелось вступить в бой лишь однажды, все остальное время танкисты «Тотенкопфа» были заняты приведением в порядок своих машин, порядком изношенных за время полуторамесячных рейдов по пыльным донским степям.

Вот и сейчас, русские, похоже, не собирались изобретать ничего нового, накапливаясь для атаки на тех же самых позициях, с которых атаковали весь вчерашний день и нынешнее утро. Вроде бы особых сложностей не предвиделось, но четвертая атака за день несколько напрягала. Именно для того, чтобы разрушить порочный круг, Нойнер и решился на довольно рискованный маневр, отказавшись от применявшейся ранее стрельбы с места из-за оборонительных порядков пехоты. И вот теперь, выполняя задуманный им маневр, четыре самоходки одна за другой углубились в облюбованный Гансом овраг и, ломая кусты, двинулись на нейтральную полосу, оставив довольно далеко позади кажущиеся теперь такими надежными и безопасными позиции 1-го полка с приданными ему многочисленными зенитками и ПТО.

Завершив выдвижение, Ганс спрыгнул со своего верного «железного коня» и во главе пары бойцов лично отправился на очередную рекогносцировку, ловко вскарабкавшись по заросшим склонам оврага. Осмотр не принес ничего нового – все осталось таким же, как вчера, когда Ганс впервые осматривал это место. Разве что подбитых русских танков в окружающей степи прибавилось, но задуманному маневру они не мешали. Собственно, цель рекогносцировки была в том, чтобы проверить: не заметил ли противник его приготовлений. Внимательно осмотрев весь проделанный путь и нынешнее расположение самоходок, Нойнер пришел к выводу, что все прошло гладко. Заросли кустов, через которые пришлось буквально продираться, не давали подыматься заметному издалека пылевому шлейфу, а крутые скаты довольно глубокого оврага и плавное понижение рельефа в сторону русских позиций, начинавшееся где-то с середины ничейного пространства, надежно маскировали любое движение на дне этой гипертрофированной промоины. Дело было за малым – дождаться очередной советской атаки. «Иваны» не заставили себя долго ждать.