Заговор обезьян - Тина Шамрай

И когда услышал шаги и увидел красный халат, обрадовался. Ну, эту он хоть знает, и даже слишком. Нет, нет, он ничего такого не видел, это только ему померещилось.

— Ну что, подошло? Шаровары дедовы, хорошо, не успели пустить на тряпки, а майка моя, — оглядела его женщина. — Ну, инженер, пойдём, что ли?

— Я могу здесь остаться… — попытался переиграть инженер. Нельзя ему в дом. Он принесёт туда заразу, и краем сознания хорошо это понимал. Но тут же сам себя принялся уговаривать: только до утра, только до утра. Вот и женщина что-то там такое говорит:

— Ну, ты совсем плохой! Где ж тебе здесь спать? Я ведь и за баню деньги возьму! Что, испугался? Давай, идём, а то у нас собака, знаешь, какая злая. Не бойся, со мной она тебя не тронет. Только тихо, а то тут такой народ, узнают, что чужой мужик в доме ночевал, разговоров не оберёшься, а мне это не надо?

«А как мне не надо», — обрадовался он и, пригнув голову, вышел из бани.

На улице было непроглядно темно. Небо было беззвёздным, мрачным, как перед дождём. И, оступаясь с тропинки, он трусил за хозяйкой и уже особо не рассуждал, хорошо ли это идти в дом. Нет, не хорошо, но ведь всего на несколько часов… В той стороне, куда вела женщина, дом возвышался тёмным кубиком, сбоку от него падал жёлтый оконный свет. В этом светлом квадрате прыгала на цепи собака. Учуяв чужака, она азартно тявкнула, но когда женщина замахнулась, позвякивая цепью, покорно отошла: ну, как знаете!

Они дошли уже до крыльца, когда женщина, будто что-то вспомнив, так резко повернулась, что он не успел отпрянуть и стукнулся в её плечо.

— А тебе никуда не надо? — подозрительно спросила женщина. Он сразу и не понял, о чём это она. «Куда мне надо, вам лучше не знать!» Но, тут же сообразив, поспешил с ответом: нет, нет, не надо!

— А то смотри, ночью дверь не сможешь открыть, нас с баушкой беспокоить будешь, — поднялась на крыльцо хозяйка. — Что встал, проходи! — подгоняла она, открывая дверь в дом. Он прошёл в полутёмный коридор и остановился: куда дальше? Женщина где-то там, у входа, гремела засовами.

— Да проходи, проходи. Гостем будешь! — И не успел он повернуться, а она уже открыла другую дверь. И, споткнувшись о высокий порог, очутился в комнате и встал у двери и, осторожно осматриваясь, пытался понять, что задом. Рядом на вешалке был только длинный брезентовый плащ, других признаков пребывания мужчины в доме не было, во всяком случае, табаком точно не пахло.

А комната была большая, уставленная какой-то тёмной мебелью, что неясно проступала из углов. Сбоку за занавеской была комната, прямо от входа за двустворчатой дверью была ещё одна. Там, в полутьме, светился экран, и мелькнул красный халат, и тотчас звук телевизора стал громким и резким. И по тому, как размыта была красно-зелёная картинка, он понял, что на нем нет очков. И бог с ними! Ему бы сейчас только добраться до койки, до топчана, до матраца на полу, или что там ему предложат, и лечь.

— Ну, проходи, на пороге, чё ли, стоять будешь? — услышал он чей-то голос. И, повернув голову, с трудом разглядел старушку на диванчике у круглого стола, её заслонял большой самовар.

— Сидай, сидай, раз в гости напросился.

— Прям стеснительный какой! Можно подумать, и правда, — выглянула из комнаты с телевизором внучка в красном. Гость с трудом опустился на табуретку, пришлось навалиться на стол. И будто сама собой перед ним появилась и большая эмалированная кружка с чаем, и вазочка с печеньем, и что-то ещё, сразу и не не опознать. Но, пробормотав «спасибо», он не решался вот так сразу приступить к еде. Да и особого голода не чувствовал.

— Мы уже повечеряли, а тебе Дорка, коли хочешь, зараз же согреет. Ты пока чаю похлебай, добрый чай, Дорка привезла, — выглянула из-за самовара старшая из хозяек.

— Спасибо, ничего не надо, — слабо запротестовал гость мельком удивившись имени внучки.

— Вот досмотрю кино и разогрею, — отозвалась из другой комнаты внучка Дора.

— Звать-то тебя как? — поинтересовалась старушка.

— Николай, — неожиданно для себя самого назвался он чужим именем. Почему чужим? Совсем даже не чужим, придумало ведь собственное подсознание.

— Хорошее имя, — одобрила хозяйка. — А меня зови Яковной, а хочешь, так бабой Нюрой.

— Зачем же? С вашего разрешения, я буду звать Анной Яковлевной.

— Зови, не жалко.

И тогда он двумя руками поднёс кружку ко рту, попробовал. Чай был крепким, горячим, сладким — мечты сбываются! Но наслаждаться целебным напитком мешал телевизор. Спина чутко ловила приглушённые звуки, а уши настороженно ждали оттуда из ящика, опасности. Программа новостей, судя по всему, уже прошла, но вдруг прервут трансляцию и… Или это уже было?

— Ты што ж это чинисся? Остынет чай-то, — напомнила приподнявшись, старушка. — Дорка, игде ты там?

Дора не отозвалась, но скоро телевизионные звуки смолкли и тут же совсем близко замелькали красные рукава, оголенные по локоть смуглые руки. Они стали двигать по столу какие-то блюдца, вазочки. Если это для него, то не надо, незачем, вяло подумал гость. Но, не удержавшись, вдруг спросил:

— Что там нового в телевизоре? Что в мире происходит?

— Да что там нового, мы новости и не смотрим, одно кино, — весело откликнулась Дора. И хорошо, и замечательно, и не нужно вам смотреть новости, тихо обрадовался он.

— Ты суп-то согрей! — напомнила старушка.

— Да понравится ли ему наша стряпня? — отозвалась внучка от стола с кастрюлями.

— Вы не беспокойтесь, я только чай попью, — запротестовал гость. У него просто не было сил на еду, рот будто забыл, зачем прорезан, с трудом пережёвывает печенье. Теперь ему, как старичку, придётся размачивать сухарики в чае. И он стал макать печенье в коричневый раствор и медленно жевать. И сам не понял, отчего вдруг защипало глаза, то ли от жалости к себе, то ли от благодарности к добрым женщинам. Или это всё от сытного запаха греющегося супа? Он так и сидел, уткнувшись в кружку, хорошо, хозяйки не досаждают с разговорами. Бабушка с внучкой, не обращая никакого внимания на нежданного гостя, вели какой-то свой разговор.

— Ты голубое одеялко возьми, голубое. И подушку дедову, она мягкая… Да я уже так и сделала. Простыню не найду в полоску… Дак ты не её ли стирать ладилась? Другой нет, чё ли?.. Вот и чё ли! Не буду же я ему стелить хорошую, а полосатенькая, хоть и рваная, но ещё чистая… Калитку-то закрыла, а то как в прошлый раз… Всё закрыла, сколько можно закрывать… Бельишко-то сними, дожж будет… Да он собирается, сколько уже? А бельё ещё не просохло… Сними, сними, ночью пойдёт, говорю тебе… Да какие там тучи, какие тучи! Прошлый раз тоже собирался…

Пришедший в благостное состояние гость почти не слышал голосов. Он выпил чай, съел несколько печений и теперь терпеливо ждал, куда его определят. Не проситься же в постель самому — это неприлично так сразу, вот и приходится сидеть, сложив руки на коленях. Тревожила только легкость, с какой хозяйки пустили его, совершенно незнакомого человека, в дом. Но он тоже хорош, мог бы дождаться ночи, потом и пробрался бы в баню. А утром ушел бы незамеченным и не было бы женщинам никакого беспокойства. Но он завтра уйдёт, обязательно уйдёт! Нет, ну, женщины! Разве можно быть такими беспечными?

Ему был совершенно неведом такой открытый способ жизни, в забайкальских степях в этом не видели ничего особенного. Женщины, может, и не пустили бы в дом незнакомца, но тот был таким слабосильным на вид. Вот старушка рассудила: трезвый, Христом богом просится переночевать, да и то сказать, какой-никакой мужик, оклемается, может, чем в хозяйстве подсобит. Анна Яковлевна уже прикидывала, как попросит приблудившегося инженера залезть под крышу и сбросить оттуда мешки с овечьей шерстью, Дорка бы принимала, а он бы скидывал. Там ещё и польта старые, и овчина, Дорка боится туда лезть, а она сама уже не годящаяся, больно высоко взбирасса. Не забыть ещё: в подполе бутыль стоит, стеклянная, здоровущая, нехай завтра достанет. Мужик вроде смирённый, а просписса, там посмотрим, чтой с ним делать…

Инженер мало-помалу настроился, было, похлебать супчика, но суп всё грелся и грелся на маленькой электрической плитке, и глаза сами собой закрылись, а потом и голова стала опускаться всё ниже и ниже. И когда женщины обратили на него внимание, нежданный гость уже спал праведным сном. И тогда его, отяжелевшего и неподъёмного, решили положить не в пристройке, а в комнатёнке рядом с кухонькой. Да и то сказать, до пристройки ещё дотащить надо, а спаленка вот она, рядом, за занавеской. Анна Яковлевна, не вставая, давала советы, а Дора трясла внезапно и крепко заснувшего инженера Николая. Так и не открыв глаз, тот с трудом поднялся и сделал несколько шагов туда, куда направляли его, готовое рухнуть, инженерное тело.

— Ммм алмн… иии… — пробормотал гость и тут же следом внятно выдал: — Я туда не пойду, иди один!