Шпион - Бернард Ньюмен

Когда уже после случившегося я обдумывал свой тогдашний план, то пришел к выводу, что он был очень плох. Конечно, Шляйхер был уверен, что Ллойд Джордж ничего не знает об его намерениях. Потому, если бы он пошел по тропе впереди, или даже позади своей жертвы, то его никак нельзя было бы заметить, но любой должен был быть настороже, на случай нападения человека, внезапно прыгнувшего с веток дерева. Однако в тот момент мне некогда было думать об этом, потому что за долю секунды он прыгнул ко мне, и я заметил блеск стали в его руке. Впрочем, это меня немного успокоило. Никакая сила не может противостоять пистолетной пуле, но если он собирается зарезать меня ножом, ну, ладно, у меня хватит силы, чтобы справиться с двумя Шляйхерами.

Но я снова совершил ошибку. Левой рукой я схватил его правое запястье и крепко держал его, но он подпрыгнул вверх, замахнувшись левой рукой над моим правым плечом. Ноги его сомкнулись возле моих, он пинал меня и боролся с такой силой, которую я в нем никак не мог бы представить. Его правое запястье изгибалось с такой интенсивностью, что я едва мог его удерживать. Наконец, мне удалось так скрутить его, что он издал крик от боли, и нож выпал из его руки. Теперь, подумал я, все кончено.

Но я поторопился. С воплем ярости он сам бросился на меня, крепко вцепившись в меня ногами и руками. Я попытался оттолкнуть его — чтобы он оказался хоть в нескольких дюймах от меня, что позволило бы мне размахнуться для хорошего, нокаутирующего удара. Но как жестко я ни боролся, мне это не удавалось. Он присосался ко мне как пиявка и я старался лишь удерживать его, надеясь, что вскоре подоспеет Маршалл и отдерет этого человека-присоску от меня. Но Маршалл не появлялся. Я волновался бы еще больше, если бы знал, что он в спешке неверно рассчитал высоту перелаза, зацепился ногой за верхнюю ступеньку, упал, ударился и на время вышел из строя.

Пока я искал глазами Маршалла, мою шею пронзила острая боль. Пару секунд я был так ошеломлен, что не понял, что случилось. Потом я сообразил, что маленький мерзавец укусил меня и укусил очень сильно! Только в этот момент я понял, что Шляйхер был не скромным и мягким патриотично настроенным дураком, а обычным сумасшедшим. В этом уже не было сомнения — он дрался и царапался именно как сумасшедший. Одной рукой он вырвал клок волос с моей головы — к счастью, это был парик, а не мои собственные волосы, иначе это оказалось бы слишком больно. Другой рукой, согнув пальцы как когти, он пытался выцарапать мой правый глаз — лишь отдернув голову на дюйм назад, я избежал страшной раны. Но его ногти все равно оставили глубокие царапины на моей правой щеке.

Я решил, что это уже абсурд. Я был достаточно высок и силен, чтобы одной рукой поднять человека такой комплекции как у Шляйхера, сумасшедшего или нет. Нужно было предпринять что-то решительное или моя репутация пострадает окончательно. Потому я дал волю грубой силе и изменил стратегию. Все еще обнимая друг друга, как влюбленные мартышки, я отошел на пару ярдов назад, прислонившись спиной к дереву. Защитив таким образом спину, я применил старый прием, знакомый борцам во всем мире. Я со всей силы ударил его коленом между ног. Издав дикий вопль, он на мгновение ослабил хватку, и тут я, освободившись, нанес ему ужасный апперкот в подбородок. Такой удар нокаутировал бы даже тяжеловеса, и Шляйхер упал на землю как срубленное дерево. Я не стал испытывать судьбу и подбежал к нему. Теперь, кажется, я не промахнулся. В тревоге я оглянулся на тропу, как раз теперь мне нужна была бы помощь Маршалла. В любом случае я не мог возвращаться в Уолтон-Хит таким оборванным и окровавленным. Но моего помощника все никак не было видно, и у меня возникла ужасная мысль, что, возможно, у Шляйхера есть сообщники, ликвидировавшие охранника премьер-министра!

Я спустился на пару шагов с тропы, чтобы попытаться все-таки отыскать Маршалла. Я поступил, конечно, глупо, но я думал, что удар, который я нанес Шляйхеру, успокоит его надолго. Но внезапно я снова услышал за своей спиной какой-то шум. Обернувшись, я увидел Шляйхера, пытавшегося встать на ноги, и если у меня раньше и оставались какие-то сомнения, то сейчас они исчезли — этот человек был совершенно и безнадежно сумасшедшим. Он уставился на меня глазами не человека, а зверя — для многих зверей было бы оскорбительным такое сравнение. Я двинулся к нему, двинулся безжалостно, готовый ко всему.

Я был достаточно осторожен, чтобы не подпустить его слишком близко к себе. Руки у меня были длиннее, и когда он приблизился, я стал наносить ему удар за ударом. Я почувствовал, как под моим кулаком сломался его нос. Кровь хлынула оттуда и из пореза под глазом. Как только мне удалось буквально перевернуть его вверх тормашками, я уже собирался усесться на него, но он снова поднялся, рыча, как волк-людоед. Наконец, бросившись на меня с блокировкой как в регби, он сбил меня с ног, и мы вместе упали на землю. Но тут ему не повезло. Мне кажется, я уже упоминал, что мой вес достаточно велик, и я, падая, обрушился всем весом ему на живот, полностью подняв под себя. Он боролся до последнего вздоха, и у меня со своей стороны не было к нему никакой пощады. В такой ситуации не следует соблюдать боксерские правила маркиза Куинсберри. Он действительно отбивался коленями, прижав обе руки к своему брюшку, с хрипом в горле. Но, как раз когда он стал на колени, хотя это и могло быть позой мольбы, я наклонился и нокаутировал его снова. На сей раз я знал, что он не поднимется.

Через минуту я с большим облегчением увидел Маршалла, бегущего по тропе. Он проклинал самого себя за свою неловкость, которая на самом деле могла бы привести к куда более печальным последствиям. Однако, хорошо все, что хорошо кончается, как говорил Шекспир, и теперь наша работа была сделана. Продолжая бдительно следить за лежавшим на земле Шляйхером, Маршалл принялся за мои раны. Мы оба не были уверены в последствиях этого ужасного укуса на моей шее. Мы знали, что укус бешеной собаки опасен, а опасен ли укус сумасшедшего человека? Мы решили, что прямо сейчас оттащим Шляйхера в деревню, где можно будет тщательно обработать мои раны.

Когда мы попытались поднять его, я почувствовал, что у меня осталось совсем мало сил. Было ли это боязнью последствий укусов, или сама борьба отняла у меня больше усилий, чем я рассчитывал — и я должен сказать, что это приключение отнюдь не было приятным, особенно, когда я понял, что Шляйхер — безумец — но, когда я поднял свою жертву со своей стороны, у меня едва хватило силы, чтобы удержать его. Но Маршалл был человеком тренированным и в наилучшей форме, потому он схватил Шляйхера нельсоновским захватом и легко потащил его, закинув, как пожарный, на плечо. Мы не пытались привести его в сознание, для наших целей было лучше, чтобы он продолжал пребывать в бессознательном состоянии.

Мы прошли так с четверть мили, когда я внезапно увидел самого Ллойд Джорджа, поднимавшегося на холм. Очевидно, он совершал свою обычную утреннюю прогулку немного раньше, чем мы ожидали. Если бы он пришел на несколько минут раньше то у него наверняка бы случился ужасный шок — ведь он встретил бы самого себя, с кровавыми ранами на шее и на лице! В данном случае у нас было время лишь для того, чтобы связать Шляйхера за кустами, а мне остаться с ним. Маршалл остался на тропинке. Премьер-министр хорошо знал его, и если премьер-министру пришлось бы встретить кого-то на тропе, то это должен был быть человек, по меньшей мере, известный ему. Ллойд Джордж прошел мимо, весело поздоровался с Маршаллом и остановился, чтобы переброситься с ним парой слов. Затем он пошел дальше шлепающими шагами, так никогда и не поняв, что лежало за кустами, и не узнав — возможно до сегодняшнего дня — как близка тогда была его смерть.

Шляйхер так и не предстал перед судом. Как я и ожидал, он был признан сумасшедшим и поэтому невменяемым. Его направили в психиатрическую больницу Бродмор до конца его дней. Чтобы у меня была хорошая «легенда» для Генерального штаба в Крейцнахе, одна из ведущих газет напечатала короткую заметку о том, что человек, напавший на армейского офицера в Даунсе близ Уолтон-Хит, был признан сумасшедшим и направлен в Бродмор. Я вырезал эту заметку и взял ее с собой в Германию. Мне хотелось бы сейчас точно назвать номер и дату этой газеты, но по глупости я не сохранил ее и сейчас не могу вспомнить с уверенностью; но это было точно в сентябре 1917 года, а газета была «Дейли Телеграф».

По странному совпадению — а странные совпадения, несмотря на злоупотребления ими в романах, бывают и в жизни — Шляйхер умер вечером 11 ноября 1918 года, когда огромные толпы народа отдавали дань уважения человеку, которого он пытался убить. Интересным могло бы быть исследование — как изменился бы ход войны, если бы Шляйхеру удалось убить премьер-министра. У меня мало сомнений — если бы войну продолжал вести человек с меньшей энергией, чем Ллойд Джордж, она не закончилась бы в 1918 году. Возможно, что ее результат не был бы таким успешным с нашей точки зрения. Пусть даже нынешний мир довольно мало нам дал, кто знает, какова была бы наша судьба при возможной альтернативе!