Шапка Мономаха - Наталья Иртенина

Ждали так долго, что тетивы начали отсыревать и у прочих, – расстояния на море обманчивы. Корабль оказался обыкновенной лодьей, однако парус был с княжьим знаком – двузубцем. Узрев его, Душило впал в глубокое раздумье.

Наконец лодья приблизилась. Парус на ней свернули, а с борта замахали:

– Свои!

– Орогост, – заулыбался Нестор, разглядев на носу лодьи слепого дружинника.

Суда сошлись бортами. Перекинули сходни. Орогосту помогли забраться на доски, а дальше он пошел сам, неторопливо и уверенно передвигая ноги. После приветствий бывший тьмутараканский посадник рассмеялся.

– Лихо вы повоевали. Греки так и не поняли, что это было. Своего хартулария сняли со стены над обрывом – хотел утопиться в море. Ему за имущество отвечать.

Он помолчал и добавил без смеха:

– А я пойду с вами на Русь.

Душило хотел возразить. Слепой остановил его жестом.

– Вы еще не знаете, а у меня был гонец из Корчева. Половцы с вашим самозванным царевичем воюют с империей на Дунае.

Храбр попросил Нестора заткнуть уши и длинно-предлинно выругался. Теми самыми словами, произносить которые можно лишь очень редко. Да и то полагается после в том исповедаться и от усердного попа обрести отлучение от причастия сроком на две седмицы, а от нерадивого либо снисходительного заполучить епитимью с поклонами.

Вынув из ушей пальцы, Нестор сурово посмотрел на него.

– А если… – предположил Душило.

– Если князь Мономах все же решит пойти на Тьмутаракань, – ответил Орогост, – там остались мои люди. Они сделают, что нужно.

Княж муж сел на скамью для гребцов и накрыл голову ладонями.

– Ну, теперь уж верно – в монастырь.

Из чего последовал такой вывод, ни Орогост, ни книжник не догадались.

30

В степные угодья кочевников Русь не ходила войной со времен стремительного князя-барса Святослава Игоревича, которого не устраивали под боком соседи-хазары, слишком длинно раскинувшие руки. Тому уж более сотни лет. Чтобы Русь, страна городов, как говорили варяги, по доброй воле и в здравом уме опять лезла вглубь незнаемой, бескрайней, враждебной степи?! Гоняться по Дикому полю за увертливой половецкой конницей?! От такой мысли многим становилось не по себе. Ворчали на князя Мономаха и бояр, затеявших опасный поход, с сомнением скребли в бородах и головах. Но глаза, иногда блестевшие мрачной радостью, все же выдавали охоту поквитаться с погаными. Дело спорилось – острили мечи, топоры и копья, чистили доспехи, запасали стрелы, сулицы. Возничие крепили телеги, чтоб не рассыпались на неторных степных путях. Кузнецы потеряли сон, обувая дружинных коней в новые подковы. Ополченцы по кличу князя наперебой записывались в пешую рать. Женки и девки шили-вышивали белые полотняные рубахи с особыми узорами. Если случится воину вернуться домой бездыханным на телеге, чтобы лечь в этой рубахе в мать сыру землю.

Но даже Святославу – беспощадному воителю не пришло бы в буйную голову идти на Дикое поле, едва солнце слижет с земли снег. Тут и бояре восстали на князя. Просили оттянуть хотя б до середины весны, до после Пасхи. Рисовали унылые картины – ослабевшие от бескормицы кони, застрявшие в распутице возы, одичалое голодное войско, бродящее по степи в поисках кочевников, еще не вернувшихся в летние становища. Мономах оставался непреклонен и уверен в успехе небывалого дела.

Настолько уверен, что киевский Святополк, спешно прибывший в Переяславль с гневными изрыганьями на брата, вдруг остыл, задумался. И быстро согласился. Лишь выторговал условие не идти на левый берег Днепра, где кочевала орда тестя, Тугоркана. Направление похода выбирали вместе. Сошлись на том, чтобы идти за Голтав – порубежную крепость за рекой Пселом, глядящую глазами дозорных прямо на степные кочевья.

Вместе составили и грамоту к Олегу. Предлагали черниговскому князю собирать войско, чтобы сообща выступить на половцев. Олег прислал гонца с заверениями: выступлю-де на лодьях плавучей ратью, еще опережу вас у Голтава. Но обманул.

К Пселу рать подошла скорым изгоном, кони не успели оголодать на прошлогоднем подножном корму. Дальше в степь, у Ворсклы-реки, сторожевые разъезды давно разведали несколько половецких веж, зимой пустовавших, а с весны по осень заполненных кибитками и шатрами. Двинулись к ним наудачу, не дождавшись Олеговых лодий. Конница шла впереди, далее пешцы на телегах и несколько попов для пения молитв о победе русского войска. В хвосте тянулся обоз с холопами, оружием, котлами и снедью.

В пути Святополк завел разговор.

– Как накажем черниговского обманщика? – спросил он, раздувая ноздри.

– Писание учит увещевать до трех раз, а потом уже отступаться от делающего зло, – сдержанно ответил Мономах.

– Надо отвадить его от дружбы с половцами, – пылал Святополк. – Навел поганых на Чернигов, наведет и на Киев!

– Боишься не усидеть на своем столе, брат? – недобро усмехнулся Владимир.

– Я твоему примеру не последую, – огрызнулся киевский князь. – И усилиться Олегу не дам. Тебе еще, должно, не донесли: в Чернигове укрывается отродье убитого тобой Итларя. Олег дал ему кров и защиту. Может, готовит твоего кровника к мести, – тонко улыбнулся Святополк, – чтоб вместе с ним отнять у тебя и другие земли?

Мономах сдержался, чтобы с разворота не садануть в глаз великому князю – иначе поход можно было б сворачивать. Но весть, что Олег пригрел на груди Итларевича, самого его словно приложила кулаком по лицу. Такого предательства он не ожидал даже от заносчивого и буйного, гордого нравом черниговского князя. Однако показывать Святополку ошеломление и растерянность Владимир не захотел.

– Я пошлю к Олегу гонца, чтобы выдал мне Итларевича или сам убил его как врага нашей земли, – мрачно сказал он.

– Он чересчур горд, чтобы послушать тебя. К тому же ты младший, – не преминул напомнить Святополк.

– Тогда отправь посла ты.

– Не послов надо засылать в Чернигов, – не договаривая, склонял его киевский князь.

– Что ты хочешь, брат, – хмурился Мономах, – не успев начать один поход, пойти в другой? К Чернигову – в обратную сторону. А я хочу идти в степь.

– В степь так в степь, – пробормотал Святополк, поворачивая коня к своей дружине.

На первое становище кочевников наткнулись быстро. Мономах заранее велел надеть брони и держать наготове оружие. На посрамление ворчунов, вежа битком была набита шатрами и крытыми половецкими возами. Здешняя степь успела покрыться зеленью, вокруг паслись стада скота и табуны коней. Явления русского войска здесь не ждали и конную сторожу к порубежью не высылали.

– Прав ты был, князь, – повинились недоверчивые бояре. – Поганые после зимы слабы – коней откармливают, а без коня половец не воин.

Оценили подступы к веже. Насыпные валы смехотворны, с плетнем, ниже человечьего роста, скорее от зверья, чем от двуногого врага. Ворота легко вышибить окованным бревном, особо припасенным для такой цели. Словом, не работа, а безделье.

Над русским войском взреяли бунчуки и знамена. Попы с хоругвями на взгорке грянули тропари святому кресту и Богоматери – небесной воеводе. Пока решали, каким порядком наступать, изумленные половцы высыпали на вал, выставили луки. Русские стрелки, окружив становище, запалили паклю на стрелах и послали огонь в городище. Наступать не спешили, пока пламя не заплясало на шатрах и кибитках. Половецкие женки и дети подняли вой, заметались. Часть воинов кинулась тушить пожары. Остальные били из луков, но попадали нечасто – дым разъедал глаза. Русский конный отряд рванул к воротам, бревно-таран с третьего удара снесло створки. На валах уже не осталось половцев. Многие, почуяв жар, перепрыгивали плетень и разбегались. Их убивали или отлавливали.

В ворота навстречу конным и пешцам, лезшим за добычей, бросилась целая толпа визжащих баб с детьми. Биться в городище было почти не с кем. Тех, кто выходил из дыма с саблями в руках, по-быстрому сминали. Скоро дышать стало совсем нечем. Дружинники покинули городище. Пешцы пленяли половцев, бросавших оружие, ловили последних женок и девок. Наглотавшись дыму до одури, успевали выбежать за валы.

Вежа выгорела полностью. В русском войске все – от князей до обозных холопов – считали добычу. Досталось немало – полоняники обоего полу, рабы, скот и кони. В степь удалось удрать лишь немногим половцам. Освобожденные рабы из русских тотчас пополнили рать пешцов.

Оставив добычу под охраной полусотни отроков, полки отправились дальше. У самой Ворсклы нашли еще вежу. Здешние степняки были предупреждены и выставили конное войско. В сравнении с ордами, находившими на Русь, это был малый отряд, вынужденный принять лобовой бой. Их наскоро притеснили, окружили и попленили. Вежа со всем имуществом, бабами и рабами досталась победителям. Среди скота обнаружилось стадо вельблудов. Кмети тут же нашли забаву – оседлали нескольких горбатых скотин и затеяли скачки. Вельблуды слушались всадников плохо, бежали вкривь и вкось, обильно плевались. От хохота половина дружинников и пешцов, наблюдавших зрелище, полегла на землю.