Эсхато. Бешеные - Даниил Корнаков

почти надавил на курок, и тут в голову врезались последние слова Дианы, сказанные ему вчера. Он дал ей слово, что вернется, дал слово, что расскажет о случившемся тут. Новости ее не порадуют, но он выполнит свое обещание. Нужно действовать прямо сейчас, пока есть время, только вот, сколько его? Час? Два? Несколько минут? Нет времени думать, нужно действовать.

В ушах зазвенело, кто-то кричит, зовет его.

Или нет?

Он не понимает.

В глазах мутнеет, все кружится.

Из последних сил он убирает ствол пистолета изо рта, кладет его в бардачок и заводит машину. Мотор авто загудел, усилилась решимость добраться до дома как можно скорее, чтобы предупредить Диану, сказать ей все, что успеется, а затем…

Снова чей-то голос. Словно бы «эй», или что-то в этом роде.

Он посмотрел в зеркало заднего вида и побледнел от страха. Не переставая вытирать глаза, сосуды которых уже набухли от крови, он увидел человеческие фигуры, неподвижные и неуклонно смотревшие прямо в его сторону. Их лица, они черные как ночь, как и их тела. Они машут, бегут в его сторону.

Это они… думает Алексей.

Он нажимает на педаль, задевает колесами пару тел на асфальте, но не придает этому никакого значения. Он должен убраться отсюда сейчас же, иначе они доберутся до него и окончательно уничтожат.

7.6 Семья Леоновых

В первый раз его стошнило собственной кровью когда он проезжал мимо бензозаправки, возле которой останавливался этим утром. Сиденье и руль были испачканы черно-красной вязкой жижей. Это произошло так внезапно, что Алексей еле успел нажать на тормоз, прежде чем машина почти не въехала в антенную опору. Из глотки словно шел огонь; глаза слезились, лицо вспотело: крупные капли стекали вниз и смешивались с исторгнутой кровью. Он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел свое неимоверно красное лицо, расширенные зрачки и пот, много пота. Времени, как он предполагал, не оставалось совсем. Он нажал на газ, не обращая внимания на индикатор скорости и наличия бензина, который приблизился к отметке Empty (пусто).

Он постоянно отрывал руку от руля, вытирая лицо. Глаза не моргали, сосредоточившись на дороге впереди. Он надеялся, что не пропустит тропинку, ведущую вглубь леса, за которым его ждет жена и маленькая дочка. Он повторял вслух все, что хотел сказать Диане, если доберется, только самое важное и необходимое, а затем даст ей пистолет и попросит ее об услуге… Если она откажется, он сделает это сам, уйдет в глубь леса и пустит себе пулю в лоб.

В очередной раз протирая лицо тыльной стороной ладони от пота он с ужасом обнаружил на ней кровь. Вновь посмотрев в зеркало заднего вида, он увидел, как красная дорожка крови начала свой путь от левого глаза и шла к уголку рта. Он нервно протер ладонью свое лицо, хотя знал, что в этом нет никакого проку: кровь по-прежнему продолжала выступать из-под глазниц. Затем подступил тяжелый и сухой кашель, заставлявший постоянно подставлять кулак ко рту. До хижины оставалось чуть меньше часа, но солнце вот-вот опустится за горизонт и оставит его во мраке, и тогда он точно не увидит съезд в лес.

Ты успеешь, успеешь.

И он успел. Спустя час появился съезд, ведущий прямо к хижине его отца. Он крутанул руль влево и заехал в голый лес, листья которого еще не успели расцвести. Во истину этот лес прекрасен летом, особенно, когда они сюда приехали первый раз и особенно тогда, когда он, вместе с отцом, ездил сюда охотиться.

Еще немного, немного…

Сейчас это были голые стволы и ветви деревьев с кучей грязи вокруг. Несмотря на отсутствие какого-либо намека на живописность, Алексей понимал, что видит он все это последний день и в последний раз. Больше никогда ему не почувствовать запаха елей, не услышать щебетание птиц утром, не ощутить прохладного вечернего ветерка.

Из-за грязи добираться до хижины было еще труднее. Машину то и дело покачивало то влево, то вправо. Благодаря такому веселому «аттракциону» его тошнота усилилась, и его стошнило красной жижей еще пару раз. Он переставал ощущать руль в руках, сиденье под ягодицами, и в конце концов в глазах его начало мутнеть. Он почувствовал подступающий постепенно необъяснимый гнев, ярость и что-то дикое, словно бы он становился животным, которое ничего не хочет, кроме как убивать. Изо всех сил он боролся с этим подступающим, необъяснимым чувством, крепко сжимая зубы и стараясь равномерно дышать.

Вдруг машина заглохла и медленно остановилась в вязкой грязи. Алексей посмотрел в сторону приборной панели, где значок бензоколонки мигал красным. Он нажал на педаль газа в надежде, что мерцающий значок ему мерещится, но машина не сдвинулась ни на миллиметр, а двигатель не издал привычного кряхтения.

Все вокруг расплывалось, глаза постоянно приходилось вытирать, уж очень они чесались. Он вышел из машины, забыв закрыв за собой дверцу, и пошел вперед, покачиваясь как пьяница из стороны в сторону. Он то и дело падал в грязь, лежал несколько минут в ней с мыслью не предпринимать более никаких усилий, но перед глазами вставало ее лицо и лицо его дочери. Они заставляли его вставать и идти дальше.

Сумерки понемногу опускались, делая комки грязи под ногами еле заметными. Идти было тяжело, а думать о предстоящем «преображении» совсем невыносимо. Коричнево-желтые стволы деревьев окрасились в ярко-оранжево от света заходящего солнца. Вечерний ветерок вышел на свое предстоящее ночное дежурство и принялся легонько раскачивать ветви.

Алексей продолжал идти, то и дело приговаривая.

– Еще немного, немного…

Диана оторвала взгляд от окна, когда услышала настойчивый топот маленьких ножек позади себя. Саша, по всей видимости уставшая сидеть на диване без дела, хотела обратить на себя внимание.

– Сашка, давай спать, поздно уже, – сказала мама. Она подошла к малышке, взяла ее на руки и понесла в сторону дивана. Она уложила ее в кровать и нежно погладила по голове.

– Тебе нужно выспаться, чтобы завтра у тебя было больше энергии донимать меня с отцом. – При этих словах она улыбнулась уголком рта. – Ты обещаешь мне, что не встанешь больше с кровати?

Ярко-голубые глаза девочки внимательно смотрели на мать, словно одобряя ее просьбу.

– Я люблю тебя, солнышко, – сказала Диана и поцеловала дочку в лоб.

Она укутала ее как следует, позаботившись, чтобы ножки и ручки были под одеялом, и направилась в сторону двери.

– Спокойной ночи, – сказала Диана.

Комната погрузилась в полумрак, когда она вышла из комнаты и вновь отправилась к окну.

Она