Хроника операции «Фауст» - Евгений Федоровский

— Это по твоей части.

С немецкой обстоятельностью и прилежностью Мантей перечислял родственников, чины и отличия в гимназии, гитлерюгенде, училище. Отец, Эгон Мантей, занимал пост старшего правительственного советника в министерстве внутренних дел. Мать, урожденная фон Тепфер, владела поместьями в Тюрингии. Младшая сестра Инген учится в гимназии…

Как и ожидал Павел, Оттомар на допросе в штабе стрелкового полка сказал, что стажировался в установке противотанковых заграждений, и указал на безопасный участок в минных полях, ведущий к господствующей над местностью возвышенности. Как раз там и сгорели танки Самвеляна и едва не погиб он сам, Павел Клевцов. На последующих допросах фенрих повторял прежние показания, хотя, как теперь понял Павел, несомненно знал о новом оружии.

Конвоир привел Мантея и вышел. Фенрих заученно вытянул руки по швам, отрапортовал о прибытии.

— С вами хотят познакомиться эти товарищи, прошу быть с ними предельно откровенным, — проговорил лагерный сотрудник контрразведки.

Мантей выполнил четкий поворот в сторону Волкова.

— Вышколили, как для парада, — сказал Алексей Владимирович по-русски. Сотрудник ответил:

— Это не мы. За внутренним распорядком и дисциплиной здесь следят сами военнопленные.

Алексей Владимирович взглядом показал на стул. Мантей послушно сел. Павел приготовился к переводу.

Стриженный наголо, с бледно-рыхлым лицом, фенрих производил впечатление жалкое, удручающее. Хотя мундир и сапоги были вычищены, однако что-то неуловимо неряшливое было во всем его облике. Мантей, кажется, уже потерял надежду когда-нибудь вернуться в Германию, и теперь у него осталась одна цель — просто выжить.

На просьбу рассказать о себе, он без запинки выпалил все, что уже писал в автобиографии, и с выражением услужливой готовности стал ждать новых вопросов.

— Начальник училища у вас по-прежнему генерал Леш? — спросил Волков.

— Так точно. Если его не сняли в последнее время.

— Наверное, он и сейчас далеко не дистрофик?

Мантей с удивлением посмотрел на пожилого русского, по его мнению, большого человека из разведки, не менее «превосходительства», заискивающе произнес:

— Да, генерал вполне упитан.

— Кто руководил вашей практикой на фронте?

Помедлив, Мантей ответил:

— Капитан Хохмайстер.

«Тот самый Хохмайстер, что сопровождал нас в Карлсхорсте!» — подумал Павел, взглянул на Волкова, но тот так же бесстрастно продолжал допрос, проговорив не то вопросительно, не то утвердительно:

— Значит, была целая группа…

— Мы прибыли в составе отделения.

— Чтобы провести боевые испытания противотанкового оружия?

Фенрих заволновался, но Волков и на этот раз сделал вид, что ничего не заметил:

— Как назвал это оружие Маркус?

То, что русский знает еще и имя Хохмайстера, окончательно сбило Мантея с толку. Сглотнув слюну, он проговорил:

— «Фаустпатрон»…

— После нашей беседы вы во всех подробностях опишите этот «фаустпатрон», а пока расскажите о Хохмайстере. Давно мы с ним не встречались… Отчего он забросил бокс? Ведь был хорошим бойцом.

— Он целиком отдался изобретательской работе.

— Над «фаустом»?

— Да. Но признаться, я не был близок к капитану. На него работала отдельная лаборатория. Допуск был разрешен далеко не всем.

— Лично вы там бывали?

— Да. Однако не во всем разобрался. Фенрихи со старших курсов изготовляли лишь отдельные узлы.

— Вот и опишите их… Где собираются наладить массовое производство?

— Я не в курсе. Правда, перед тем, как отправиться на фронт, Хохмайстер ненадолго ездил в Баварию.

— В Мюнхен? Розенхейм?

— Кажется, в Розенхейм. Я слышал, он несколько раз упоминал этот город. Там живут его родители.

— А чем они занимаются?

— По-моему, как-то связаны с детскими игрушками.

— Откуда у вас такое предположение?

— Случайно я видел в лаборатории на столе отцовскую записку Хохмайстеру… Она была написана на фирменном бланке «Кляйне», в переводе — «Малыш».

— Что было написано в ней?

Мантей покраснел.

— Ну-ну! Вы же настоящий немец и обязаны интересоваться делами других!

— Там речь шла о сроках каких-то платежей. Отец угрожал отказом в кредите…

Волков неожиданно переменил тему:

— Как вам живется в лагере?

Мантей бросил испуганный взгляд на офицера особого отдела, пожал плечами. Алексей Владимирович кивнул, тот вышел.

— Что думают ваши товарищи о положении на фронте?

На шишковатом лбу Мантея собрались морщинки. Он взглянул на Волкова и Клевцова, как бы решая, быть или не быть до конца чистосердечным. Смутное ожидание какой-то подачки подсказало, что русских устроит только прямой ответ.

— Многие верят в победу Германии. Но есть и такие, кто разочарован.

— Чью точку зрения разделяете вы?

— Я не знаю. — Мантей опустил голову.

— Вам известно, что армия Паулюса погибает под Сталинградом?

— Нам говорил об этом политический информатор…

— Благодарите своего бога, что вам уже не придется воевать и вы уцелеете.

Мантей вдруг сгорбился, в глазах показались слезы:

— Мне очень тяжело здесь…

— Что вы делаете в лагере?

— Ефрейтор Бумгольц заставляет чистить нужники.

— Кому-то надо исполнять и эту работу.

— Но не все же время! Он ненавидит меня.

Мантей засопел, как обиженный ребенок, вытер рукавом глаза.

— Почему ненавидит?

— Я имел неосторожность сказать о том, что мой папа — советник в министерстве внутренних дел. Так он назвал его душегубом.

В кабинет неслышно вошел сотрудник лагеря, показал на часы. Подходило время обеда. Алексей Владимирович сказал Мантею:

— Идите в столовую, потом возвращайтесь сюда.

Фенрих бросился к двери.

— Кто такой Бумгольц? — спросил Волков сотрудника.

— Командир взвода, куда зачислен Мантей. Из портовых рабочих.

— Видать, у ефрейтора свои методы воспитания?

— Его подчиненные ходят по струнке.

— Мантей жалуется.

— Такие всегда скулят. Это он сейчас пообтерся, а когда сюда попал, держался павлином, Женевскую конвенцию вспоминал. Свои же ему быстро сбили спесь.

— Попрошу вас еще об одном одолжении… Распорядитесь прислать нам побольше земляков из Мюнхена и Розенхейма.

9

Волков понимал, что перед отправкой в Германию надо дать Павлу хотя бы общее представление о той многослойной системе секретной службы, которая жестоко подавляла всякое сопротивление внутри рейха и за его пределами. Подобно клубку змей, отделы этой службы переплетались, дополняли один другой, расползались, смертельно жаля всех, кто попадал к ним.