Борт С-747 приходит по расписанию - Фридрих Незнанский

– Сколько времени вы здесь работаете?

– Около года. С прошлого сентября.

– Когда вы сюда поступили, Святковская уже работала?

– Да.

– Что вы можете о ней рассказать?

– Вы имеете в виду что-нибудь компрометирующее? – уточнила Сорокина.

– Не совсем так, – замялся Сергей Константинович. – То есть имеются подозрения, что в этом особнячке творятся кое-какие неблаговидные дела. Теоретически можно подозревать, что в них замешаны все обитатели, в том числе и вы. Но, в первую очередь, подозрения падают на хозяев.

– Святковская не хозяйка.

– Да. Но она подозрительна тем, что ее погибшая ныне внучка была связана с преступной группировкой, делом которой мы сейчас и занимаемся. Поэтому я и прошу вас подробнее рассказать про Василису Аристарховну.

Подумав, Сорокина сказала:

– Ее наняли, чтобы она изображала мать Феликса.

– Этого дебила?

– Олигофрена. Мне ближе медицинские термины. Василисе Аристарховне это очень хорошо удается. Хотя задача не из легких, с такой мало кто справится. Больной ее по-своему любит, она единственная, кто может на него повлиять в нестандартных ситуациях. А они случаются, сами понимаете, на каждом шагу. И чуть что – без нее не обойтись.

– Значит, Святковская только обслуга, нянька больного.

– Нет, она здесь более авторитетный человек. Поскольку давно работает и все здесь знает, то к ней постепенно перешли и другие функции. Можно сказать, Василиса Аристарховна исполняет здесь обязанности домоправительницы. Она ведет хозяйство, оплачивает счета, принимает и отправляет почту.

– То есть хозяева полностью доверяют ей?

– Выходит, что так.

– А сами хозяева какие люди, что из себя представляют?

– Я их вообще ни разу не видела, – ответила Сорокина.

– Вот те и раз! – удивился Сергей Константинович. – Почти год работаете и не видели?

– Ну да, они в Москве живут, бизнесом занимаются, к тому же, кажется, много времени проводят за границей, им некогда сюда приезжать.

– Ага. А разве Святковская здесь постоянно живет?

– Тоже нет. Она приезжает по мере надобности.

– И как часто появляется надобность в ней?

– По-разному. Иногда живет здесь несколько дней подряд, иногда приезжает два-три раза. Более длительных отлучек не случалось. Когда ее долго нет, Феликс тоскует и становится малоуправляемым. Правда, при мне такого не случалось. Об этом мне рассказывала врач, которая работала здесь раньше. Василиса Аристарховна куда-то уезжала, кажется, в санаторий, и они тут с этим Феликсом здорово намучались.

Багрянцев записал телефон предшественницы Валентины Николаевны на этой должности, после чего спросил:

– А вам не приходило в голову, что Святковская – настоящая мать Феликса?

Сорокина пожала плечами:

– Почему-то горничные и прочая обслуга тоже так думают. Однако веских доказательств ни у кого нет.

Разговаривать с врачихой было легко. Сергей чувствовал, что она отвечает на его вопросы совершенно искренне, не пытаясь кого-то выгородить или приукрасить ситуацию. У него сложилось впечатление, что Валентина Николаевна фанат своего дела, хороший специалист, но за пределами медицины, в быту, она человек несколько наивный, настроена романтично, и при желании ее доверчивостью легко воспользоваться, как говорится, в корыстных целях.

– Скажите, Валентина Николаевна, у Феликса это врожденное заболевание или последствие какой-либо травмы, стресса?

– Врожденное. Он олигофрен.

В это время зазвонил мобильник Багрянцева, и Андрей попросил его зайти в комнату напротив «детской». Сорокина вызвалась проводить следователя, но он отказался:

– Неужели вы думаете, я не запомнил дорогу на второй этаж?

Звонку Андрея предшествовала его беседа с Василисой Аристарховной. Она получилась намного тяжелее, чем разговор Багрянцева и врачихи.

Чтобы не расспрашивать женщину при Феликсе, Корешков дожидался прихода медсестры, которая подменит Святковскую, и тем временем исподволь рассматривал ее. Однако с таким же успехом мог бы делать это откровенно, потому что Василиса Аристарховна не обращала на него внимания. Она сидела к нему в профиль, опустив голову. Могло показаться, что она наблюдает за возящимся на ковре Феликсом. На самом деле у нее был совершенно неподвижный взгляд, женщина предавалась каким-то своим мыслям.

Когда наконец явилась медсестра, Святковская и Корешков перешли в другую комнату, напротив «детской». Ее обстановка напоминала и гостиную, и кабинет, и даже спальню, поскольку здесь находилась кровать. Помимо кровати здесь стояли шкаф, небольшой круглый стол, подле него два кресла, у стены красовался старинный секретер с выдвигающейся доской.

В комнате Василиса Аристарховна с гордым видом уселась в кресло. Сейчас она напомнила Андрею горьковскую старуху Изергиль. Сам Корешков садиться не захотел, предпочел походить по толстому ковру. Ему всегда казалось, что, когда находишься в движении, лучше думается. Сейчас же очень важно сформулировать точные и краткие вопросы, которые в дальнейшем не позволят допрашиваемой увильнуть в сторону.

– Василиса Аристарховна, я заметил, что за столь короткое время вы несколько раз в разговоре с Феликсом назвали себя его мамой. Почему?

Она ответила не сразу, говорила, медленно подбирая слова, словно боясь сказать лишнее:

– Так он лучше понимает. Ведь у него развитие трехлетнего ребенка. С ним нужно обращаться доходчиво.

– Развитие трехлетнего ребенка, – повторил Андрей. – Но ведь на самом деле ему существенно больше. Сколько?

– Я даже не знаю толком. Родители говорят на этот счет что-то невразумительное. Лишний раз спрашивать не хочу. Чувствую, им это неприятно.

Корешков остановился возле женщины и внимательно посмотрел на нее:

– Василиса Аристарховна, а это случаем не ваш сын Феликс, якобы умерший в младенчестве? А? Похоже, он вовсе не умер.

– Глупости. Несете какую-то околесицу. Слушать тошно.

– Значит, он не ваш сын?

– Ну что вы мелете! – Она говорила, не глядя на Андрея. – Как вам такое пришло в голову?! Тогда, по-вашему, и весь этот дом тоже мой? И прислугу, и врачей я оплачиваю из своей пенсии?

– Резонно, резонно.

– Тогда почему вы об этом спросили?

– Понимаете ли, в глаза бросаются всякие странные совпадения. А случайных совпадений, как подсказывает мой скромный опыт, не бывает.

– Почему же? Очень даже бывают, – возразила женщина. – Можно привести тысячи примеров. Только не пойму, про какие совпадения вы говорите.

– Да про те самые, благодаря которым мы с вами здесь встретились.

– Тоже мне – совпадения, – хмыкнула она. – Однажды зашли ко мне домой, вернее, к Надежде, а теперь встретились у меня на работе. Эка невидаль.

– Ну хорошо, – миролюбиво произнес Андрей. – Допустим, вы здесь такой же нанятый работник, как и все остальные. Тогда кто нанял вас? Кто владелец всего этого хозяйства? Как вы вышли на эту работу?

– Всех подробностей я не знаю и узнать не пыталась. Мне намекнули, что так будет лучше. Я искала подходящую работу и получила ее через агентство, которое имеет данные о вакансиях. Это агентство представляет собой нечто вроде биржи труда.

– Такие агентства действительно существуют. Но я хочу знать другое. Вы же живете не на облаке, ведь кто-то заключил с вами договор. Валентина Николаевна назвала вас своего рода домоправительницей. Значит, кому-то вы отчитываетесь в своих расходах. Кому именно?

– Домоправительница – это слишком громко сказано. А сведения о расходах я обычно даю господину Синглеру.

«Так, появился новый персонаж, – подумал Андрей. – Фамилию произнесла неуверенно, будто на ходу ее выдумала».

– Кто такой этот господин Синглер? Хозяин дома? Отец Феликса?

– Нет, он настоящий управляющий, в отличие от меня.

– А живет где?

– В Швейцарии. Он иностранец.

Ясно. Иностранца, скорей всего, сюда приплели для отвода глаз. Наверное, такой знакомый у них существует, только он даже не в курсе дела, что на него тут ссылаются.

– Василиса Аристарховна, насколько я знаю иностранцев вообще и швейцарцев в частности, они умеют считать деньги. Если вы совершаете какие-то затраты, то вам приходится вести бухгалтерию. Им же недостаточно вашего слова, нужно подтверждение, бумажка. Покажите, пожалуйста, мне счета. Ну, скажем, за последний месяц.

– Не знаю уж, каких швейцарцев вы знаете, но в данном случае вы ошибаетесь. Здесь частное владение, и все совершается без лишнего бюрократизма. Если делаются какие-то затраты, я сообщаю об этом устно, и мне доверяют. Хотя я на всякий случай беру квитанции. Вернее, раньше брала.

– А почему перестали?

– Чтобы подчеркнуть свое доверие, господин Синглер демонстративно рвал их на мелкие кусочки. Вот я и перестала брать.

– То есть вы хотите сказать, что никаких документов, которые могут каким-либо образом осветить жизнедеятельность этого оригинального дома, в природе не существует?