В ловушке - Мария Элизабет Штрауб

– Ты можешь позвонить ей отсюда, – крикнул ей вдогонку Йон, но лишь услышал, как захлопнулась дверь и щелкнул замок.

Уже через полчаса она дала о себе знать. Говорила лаконично, так как торопилась на встречу. До сестры дозвонилась и перенесла ее приезд на другое время. Завтра утром приедет в аэропорт.

– В шесть, – уточнил Йон. – Тебя разбудить?

– Не нужно. Пока.

Радостно насвистывая, он пробежался с коллажем в руках по маленькой квартире, подыскивая для него место. В конце концов повесил его в спальне, в правом углу от окна. Тут при ясной погоде на него будет пару часов в день падать солнце. Просыпаясь, Йон первым делом будет видеть этот маленький лес и наблюдать за творящимися в нем переменами.

29

В зале отлетов она появилась без двадцати семь, запыхавшаяся от спешки, с завязанными на затылке волосами. Их рейс давно уже объявили. С возрастающей тревогой Йон ждал ее на регистрации перед паспортным контролем, трижды безуспешно пытался до нее дозвониться. Когда же увидел, как Юлия в красной джинсовой куртке и красных сапожках, с дорожной сумкой через плечо, лавирует между пассажирами и багажом, как глядят ей вслед мужчины, его опять пронзило то особое чувство, которого он не знал до встречи с ней. Радость, волнение, энергия переполняли его. Если бы Юлия не приехала в срок, что он стал бы делать? Трудно сказать, но ни в коем случае не улетел бы без нее.

Она не слышала будильник. Потом целую вечность не приезжало такси, еще она никак не могла найти свой паспорт. Да, еще вспомнила про вечернюю тренировку, и пришлось отправить мейл для Керстин Шмидт-Вейденфельд, предупредить, что сегодня ее не будет.

– Я сослалась на то, что приезжает моя сестра, – сказала она. – Иначе Керстин просто замучает меня в понедельник. И вообще, она страшно любопытная. На мой взгляд, ее нам нужно особенно опасаться.

В самолет они поднялись самыми последними. При взлете она спросила:

– Ты тоже каждый раз ждешь, что самолет упадет?

Йон взял ее за руку:

– С нами вообще ничего не может произойти. Мы ведь только начинаем жить.

Она выглянула в иллюминатор.

– Ниндорфский парк! А там, за ним, и наша гимназия. Кажется, я вижу ее.

– А я счастлив, что не увижу ее целых три дня. – Йон рассматривал ее ухо, обычно скрытое под локонами. Нежный пушок по краю раковины, розовую и гладкую кожицу вокруг слухового прохода. Юлии не нравилось, когда он прикасался к ее уху языком, в ту ночь на Бансграбене. С тех пор он больше не делал такой попытки. И вот теперь его опять охватило желание вторгнуться внутрь ее тела через этот тайный ход. Он попытается сделать это еще раз. Научит ее возбуждаться от этого. Странно и удивительно, что при всей ее раскованности в любви именно уши оказались запретной зоной, табу. Но ведь как заманчиво нарушить, сломать табу. Сегодня в ее ушах не было украшений, – вероятно, она забыла про них в утренней спешке. Пожалуй, в Авиньоне они поищут серьги, которые бы ей понравились. Он уже предвкушал, как они станут бродить по городу в поисках подарков.

Когда самолет поднялся выше облаков, она закрыла глаза и спала до промежуточной посадки в Париже, положив голову на его плечо. Он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. В Париже им предстояло ждать местного рейса почти четыре часа. Они остались в здании аэропорта, купили для Юлии французские сигареты, пили кофе и ели теплые круассаны. Йон поинтересовался, как прошла накануне ее встреча с организаторами выставки.

– Выставки? – Юлия печально вздохнула. – Про нее придется забыть. Совершенно внезапно мне объявили, что зал будет перестраиваться. Поэтому выставку решено перенести на осень. Но я уже не верю ни одному их слову. А я-то, балда, целую неделю возилась с петрушкой!

– Но ведь о таких мероприятиях договариваются заранее, за несколько месяцев, – возразил Йон. – Выставки никогда не организуют спонтанно.

– Эти банковские крысы могут и спонтанно.

– Что они сказали по поводу твоих работ? Наверняка пришли в восторг?

Она слегка поморщилась:

– Один из них заявил, что его маленькая дочка тоже засушивает цветы. В детском саду. Догадываюсь, что они просто ожидали от меня чего-то другого. Вероятно, гигантской мазни красками. Огромных полотен в стиле арт-деко, чтобы отвлечь общественность от своих сомнительных финансовых махинаций.

Йон невольно рассмеялся:

– А ты считаешь, что твои леса из петрушки заставили бы публику быть внимательнее к финансовым аферам?

– Нет, конечно, но мне досадно. Да и денег теперь не получу.

Ему стало ее жалко. Совершенно очевидно, что она возлагала большие надежды на эту выставку; в конце концов, должна же она каким-то образом зарабатывать на жизнь, когда закончится контракт со школой. Разумеется, он мог ей помочь, с радостью стал бы переводить ей каждый месяц щедрую сумму, пока они еще не начали жить вместе, потом-то уж все будет оплачиваться из одного кармана. Но она никогда не примет от него такой помощи, бесполезно даже и предлагать. Придется сделать это тоньше, но как, он еще не знал. В любом случае он немедленно даст ей понять, что во время этой поездки все расходы, крупные и мелкие, пойдут на его счет, чтобы не возникало никаких дискуссий, как при покупке сигарет.

– Слушай, – проговорил он, – давай сразу договоримся. В течение этих трех дней за все платить буду я, идет? Поездка – моя идея, вот я и беру на себя все расходы.

– Мне это не нравится, – возразила она.

– Зато нравится мне. И давай больше не говорить на эту тему.

– А если я захочу купить почтовую открытку или что-то в этом роде?

Он усмехнулся, покачал головой и потыкал пальцем себя в грудь.

– Значит, мне придется настаивать на соблюдении нашей договоренности. Ладно, ничего, три дня ты как-нибудь выдержишь. Рассматривай это как эксперимент. Может, тебе и понравится.

Она показала ему язык.

Перелет в Авиньон занял почти столько же времени, сколько рейс Гамбург – Париж. Юлия снова заснула сразу после взлета. Йон держал ее за руку и таял от счастья. Эта поездка была предвкушением их совместной жизни. Еще пару месяцев, и им уже не нужно будет притворяться и скрывать свои отношения. Интересно, что скажет фон Зелль, когда узнает про них? Или Шредер? Йон с удовольствием представлял себе, как будут реагировать на новость его коллеги и как они побелеют от зависти, когда он в один прекрасный день возьмет расчет и отправится с Юлией в кругосветное путешествие.

До отеля они ехали на такси с опущенными стеклами, теплый ветерок приносил аромат цветов. Юлия развязала волосы, и локоны, словно темные змеи, моментально окружили ее лицо. К ней опять вернулась бодрость. Цветущие деревья, яркое солнце, дома розового цвета – все вызывало восторг.

– Не удивительно, что римские папы сделали Авиньон своей резиденцией на много столетий, – заметила она. – Я тоже могла бы тут прожить долго-предолго. Ты уже бывал здесь с женой?

– В двадцати километрах к северу, в Оранже.

– Тебе она снится?

Йон покачал головой.

– Я часто думаю о ней, – призналась Юлия. – С тех пор как побывала в вашем доме. Мне часто представляется, как вы с ней…

Йон прижал палец к ее губам.

– Не надо. Все прошло, Юлия, той жизни для меня уже не существует. Прошу тебя, не надо смешивать Вчера и Сегодня.

Она убрала его руку от своего лица, поцеловала ладонь.

– Но все-таки ты и со мной едешь сюда. Ведь мог бы пригласить меня, скажем, в Исландию. Или в Польшу. Возможно, я тебе нравлюсь только из-за того, что похожа на нее. Я имею в виду, что сейчас я такая, какой она была когда-то.

Йон искренне рассмеялся:

– Похожа? Да вы разные словно день и ночь. И мы приехали сюда, потому что тебе тут понравится, я в этом уверен. Потому что тут тепло и светло. В Исландии ты бы круглые сутки не вылезала из толстого свитера. А здесь мы будем купаться, плавать, загорать. Ночью сидеть где-нибудь и глядеть на звезды.

Кровать в их апартаментах была невероятных размеров. Юлия знала, что ее пядь, то есть расстояние между концами большого и указательного пальцев, составляет ровно двадцать сантиметров, и тут же измерила ширину; получилось дважды по два метра двадцать сантиметров. Роскошь ей понравилась – внимательное обслуживание, изысканный ужин с множеством сортов вин, полы персикового цвета, букеты лилий и гладиолусов, стеклянные двери с видом на старинный парк.

Пила она за ужином многовато, но Йона это забавляло, и он вновь и вновь наполнял ее бокал. Небольшой хмель ей шел, она стала еще прелестней. Ела с аппетитом, почти комичным: после десерта чей непременно захотелось снова отведать закуску – паштет из зайца с трюфелями. В результате она так объелась, что пришлось выпить «Фриголе», а вино оказалось таким вкусным, что последовал еще бокал и еще. По дороге в номер она совсем обессилела, и Йон последние метры коридора нес ее на руках. Словно в каком-нибудь голливудском фильме про любовь. Сравнение ему понравилось.