Повесть о бедных влюбленных - Васко Пратолини

— Так хорошо лежать на траве!

— Сыро становится, тебе вредно. Да и мне надо идти.

— Ты все говоришь: надо идти, а сам с места не двигаешься!

— Зачем ты ко мне пришла? Пойми, ты теперь для меня ничего не значишь! Через два месяца я женюсь.

— Вот именно поэтому, — ответила она и вздохнула.

— Отчего ты не переменишь свою жизнь?

— Когда человек попал на дно, ему уж не подняться. Да и зачем? Все равно помирать, у меня одышка! — и Элиза засмеялась.

— Как у тебя сердце колотится!

— Я и не чувствую! — сказала Элиза. И добавила: — Найди мне трилистник, я загадаю желание.

А загадала Элиза, чтобы Бруно хоть иногда вспоминал о ней.

Глава двенадцатая

С появлением Марио на виа дель Корно возродилось то беззаботное веселье, которое еще месяц назад так щедро расточал Уго, та жизнерадостность, без которой улица показалась бы даже самим ее обитателям, особенно в непогожее, осеннее время, чересчур убогой и нищей. И вот доказательство всеобщей симпатии к Марио: корнокейцы наперебой приглашали его обедать. Марио никогда не питался так хорошо. Он не говорил новым знакомым о себе самом, не рассказывал о своей жизни, но, как ни была еще коротка его жизнь, каждый понимал, что путь его не был устлан розами. Маргарита накладывала ему такие же порции, как и Мачисте, а, как известно, кузнец любил поесть. Марио не мог пожаловаться и на другие дома, куда его приглашали обедать. На нашей улице мясо едят раз в неделю, по праздникам, но когда за столом гость, его стараются накормить «чем-нибудь получше». У землекопа Антонио, например, к обеду подали картофельные клецки, называемые «мышатами», Леонтина готовила их так же хорошо, как обметывала петли. Каррези выступили с фаршированной савойской капустой — произведением Беппино, у повара был свободный день, и ему захотелось показать, что он свое дело знает хорошо. Мать Бруно, Семира, поставила перед Марио блюдо с пирожками. Вообще кормили его на славу. Но самый забавный обед был в прошлое воскресенье, у Квальотти.

Приглашение исходило от Клоринды, Ривуар его одобрил, а Бьянка сделала вид, что ей это безразлично, скорее даже неприятно, и тогда мачеха загорелась огнем гостеприимства. В конце концов Клоринда заявила:

— Тебе надо брать пример с таких людей, как этот печатник. Парень трудолюбивый, веселый и богобоязненный.

Марио начал с того, что перекрестился, прежде чем приняться за тарелку с лапшой. Потом принялся рассуждать об аскетизме святого Франциска и говорил так долго, что Ривуар стал посматривать на него с некоторым подозрением, но оно рассеялось, как только Марио с большим знанием дела приступил к обсуждению вопроса о превосходстве флорентийских бисквитов над пьемонтскими. От бисквитов он перешел к пралинэ и к шоколаду «Пальмоне», а от него до миндальных пирожных только один шаг. На миндальных пирожных Ривуар поставил точку. Теперь он начал припоминать, что действительно не раз видел Марио еще мальчиком в городском саду: его водила туда гулять бабушка по отцу, и она всегда накупала для внучка сладости у Ривуара. С помощью Марио (который и знать не знал эту бабушку, так как она умерла еще до того, как он родился) Ривуар ясно вспомнил, что бабушка носила очки, шляпу с вуалью, а летом раскрывала над головой фиолетовый зонтик.

— Я как сейчас вижу ее перед собой, — сказал в заключение пирожник.

Бьянка не удержалась и фыркнула. Она сделала вид, что почувствовала себя плохо, и ушла в свою комнату. Через дверь ей был слышен весь разговор между Марио и Клориндой.

— Вы уж извините ее, — говорила мачеха. — У нее такое слабое здоровье! Малокровие.

— Надо делать уколы, — сказал Марио.

— Делают, да плохо помогает.

— Тогда внутривенные вливания, — сказал Марио. — Внутривенные!

Вот уже несколько дней, как Марио уговаривает ее делать эти вливания, но Бьянка отказывалась, боясь, что ей будет больно. Теперь, когда она услышала, как Марио наставительно говорит: «Внутривенные!» — ей стало так смешно, что она не могла удержаться от хохота. Клоринда, Марио и Ривуар бросились в ее комнату. Но, чем больше Бьянка старалась сдержаться, тем сильнее разбирал ее смех. Тщетно Марио делал ей знаки, умоляя успокоиться.

— Это нервный припадок, — сказал он. — Синьорине необходим отдых. — А потом добавил, тоже давясь от смеха: — И внутривенные вливания!

Бьянка так и закатилась. Не совладав с собой, она повалилась на кровать. Юбка вздернулась, стали видны ноги выше колен и голубые штанишки. Растерянная и смущенная Клоринда бросилась оправлять падчерице юбку, а Ривуар тем временем увел с собой Марио. Немного спустя к ним вышла Клоринда и сообщила, что Бьянке уже лучше и что она задремала.

— Если бы вы знали, как мне жаль нашу дочурку! — сказала Клоринда.

— Будем надеяться, что у нее нет ничего серьезного, — ответил Марио. А потом сокрушенно, почти укоризненно сказал: — Возможно, она просто влюблена!

Снова раздался взрыв хохота, и сквозь смех Бьянка сказала:

— Хватит, Марио! Ты меня уморишь!

К счастью, слова ее расслышал один Марио, он понял, что комедию пора кончать.

В воскресенье Марио был в гостях у Нези. После смерти отца Отелло почувствовал себя независимым. Он стал свободнее в обращении с людьми, общительнее и за короткое время завоевал расположение всей улицы. Женщины больше не бойкотировали его лавку, и даже Клоринда снова покупала уголь только у него. Такой перемене в значительной степени способствовало то, что Отелло женился на Ауроре, узаконив свою связь с нею. Свадьбу справили без всякой пышности: Отелло и Аурора просто-напросто сходили в муниципалитету помещавшийся недалеко от нашей улицы; в качестве свидетелей взяли безработных, которые именно для того и околачиваются во дворе Палаццо Веккьо. Но ребенка Отелло еще не усыновил. Как бы то ни было, молодой Нези твердо решил, как он сказал Стадерини, поставить на прошлом крест. Он всячески старался заглушить мучительные угрызения совести. Для развлечения купил граммофон с тру-

бой и альбом пластинок. После ужина они с Ауророй слушали музыку. Отодвигали стол и немного танцевали. Ребенка они отдали на воспитание тем крестьянам, которых рекомендовала им Синьора, — у них воспитывалась и дочка Лилианы. Часто по вечерам Отелло уходил вместе с Марио и Бруно играть на бильярде. Душой их компании был Марио. Но Ауроре Марио не доверял. Она казалась ему хитрой и расчетливой, а ее заботы об Отелло он находил слишком подчеркнутыми и потому неискренними. Даже внешность Ауроры ему не нравилась. Она выглядела не только вполне сформировавшейся, но и несколько увядшей женщиной. Непонятно, как мог Отелло потерять из-за нее голову! В том, что случилось, Марио склонен был винить одну лишь Аурору. Приглашение отобедать у них он принял только потому, что не хотел обидеть Отелло. Марио был простой парень, он мог великолепно притворяться, когда хотел подурачиться и провести Клоринду, но ему никак не удавалось скрыть свои истинные чувства. С Ауророй Марио держался вежливо, но холодно. За обедом он не обнаруживал своей обычной живости, отвечал только «да» и «нет», не задавал вопросов и не поддерживал разговора. Аурора сказала, ему:

— Сегодня вы не на высоте своей славы. Чем вы озабочены? Сердечные тайны?

— Нет, — ответил Марио. — Должно быть, вам зря наговорили про меня, будто я весельчак.

Это было сказано так сухо и решительно, что Отелло удивленно взглянул на него.

Аурора же не придала этому никакого значения; она сказала развязно и с легкой иронией:

— Конечно, я сама тут виновата. Я не очень-то блестящая хозяйка. Надеюсь, вы извините меня: вы — первый гость, которого я принимаю.

Марио счел себя невоспитанным и, желая быть любезным, сказал:

— Сегодня мы пойдем навестить Альфредо. Будут Бруно, Клара и Бьянка. Мачисте и Марга приедут на мотоцикле. Почему бы и вам обоим не пойти вместе с нами?

Отелло и Аурора с восторгом согласились.

К концу обеда Аурора, жеманно наморщив нос, обратилась к Марио:

— Однако мы с Отелло не хотели бы помешать вам. Наверно, вы, влюбленные парочки, включили в программу своей прогулки немного «чип-чип».

Марио покраснел. Услышав это «чип-чип», он понял, что Бьянка рассказала Ауроре даже о самых интимных подробностях своего романа. Его неприязнь к Ауроре усилилась, и, что важнее и серьезнее, поколебалось его уважение к Бьянке. А вместе с уважением, возможно, немного ослабела и любовь.

Благодаря круговой поруке, которая обычно помогает влюбленным, теперь только Клоринда и ее муж не знали о том, что между Бьянкой и Марио существует «избирательное сродство». Ничего не подозревая, отец и мачеха разрешили девушке пойти вместе с ее друзьями.

Мачисте уже ждал на улице и в последний раз осматривал мотоцикл.

На нем была кожаная куртка, кожаный шлем, застегнутый под подбородком, и большие очки в кожаной оправе.