Маргарита Ангулемская и ее время - А. Петрункевич

Monsieur Clément Marot est depuis quelques jours en cette ville [Lyon] qui est venu en bonne volonté. Il me semble de vivre chrétiennement; il a délibéré de faire abjuration solennelle devant moi et devant le vicaire de Monsieur de Lyon.[71]

Но благополучие, купленное такой ценой, оказалось непрочным и недолгим. К. Маро – по совету и с помощью своего друга, профессора высшей королевской школы Ф. Ватабля – принялся переводить псалмы, за которые он брался и раньше. Успех был неслыханный. Псалмы распевали с утра до ночи решительно все, причем каждый подбирал к словам любой мотив, нисколько не стесняясь степенью его пригодности к духовному содержанию. Маро поднес даже экземпляр своего перевода Карлу V, проезжавшему в 1539 году через Париж в Нидерланды, и получил от него за это в награду 200 золотых. Однако (несмотря на явное покровительство короля) Сорбонна негодовала на переводчика, дерзнувшего взяться за одну из священных книг; по ее мнению, перевод на французский язык лишал Библию всякого священного значения, а потому это могло быть только делом еретика. Казалось подозрительным и то обстоятельство, что перевод сделан с помощью ненавистного Сорбонне профессора-семитолога.

Приложив некоторое старание, сорбоннисты «открыли ереси» в переводе псалмов и на основании этого открытия послали королю просьбу запретить поэту продолжение начатого им труда. Франциск не сразу согласился, но все же уступил. Это не предвещало ничего доброго поэту; он испугался новых гонений, новых опасностей, надвигавшихся на него, и бежал в Женеву (в 1543 году), думая там найти больше терпимости к убеждениям, больше свободы мысли. К несчастью, он ошибался. Женевский диктатор был страшнее Сорбонны. Маро не мог оставаться в городе Кальвина и переселился в Турин, где в следующем году и умер на руках у своего верного друга Лиона Жане, который вырезал на его могиле десятистишие, кончающееся гордым девизом поэта: «La mort n'y mord!»[72] Таков финал жизни человека, которым должна была бы гордиться Франция XVI века.

Титульный лист издания К. Маро (Лион, 1558 год)

Другой большой поэт и друг Клемана Маро, Бонавантюр Деперье, был секретарем (и так же, как Маро, другом) Маргариты. Мы уже говорили о том, какое глубокое влияние имела она на развитие его таланта, какое светлое и поэтическое чувство сумела она внушить человеку, заклейменному именем безбожника, не имеющего ничего святого, ничего заветного в душе. Мы сказали также, что некоторые из его произведений дышат искренним религиозным чувством и что пробуждение этого чувства должно быть приписано опять-таки королеве, его покровительнице. Как же объяснить тогда появление из-под пера Деперье такого произведения, как «Кимвал мира»? Оно сразу прославило автора дерзкой смелостью, возмутив и католиков, и протестантов. Все выступили против, все голоса (в первый раз совпали мнения Кальвина и Сорбонны) слились в один негодующий хор. Книгу запретили, хотя самого автора и не тронули – благодаря заступничеству Маргариты.

«Кимвал мира» был первым французским сочинением, прямо указавшим на существование наряду с двумя теологическими партиями (католической и протестантской) третьей группы – свободных мыслителей. Вначале Деперье примкнул к новому религиозному движению. Как мы знаем, он участвовал даже в издании Библии Оливетана и переводил псалмы и кантики. Но с каждым годом ему становилось все яснее и яснее, что Реформация, выливавшаяся во Франции в конце 1530-х годов в мрачную и нетерпимую догматику Кальвина, становилась такой же сухой, такой же фанатичной, как и само католичество. Деперье выступил против них с четырьмя маленькими диалогами, в которых беспощадно высмеял всех «верующих» своего времени, которые все, в конце концов, «опирались одной рукой на алтарь, а другой – на плаху». В «Кимвале» было выражено, что «всякая вера есть утверждение того, чего никто не знает и знать не может»; что «все теологи похожи на дерущихся детей»; что «ни Лютер, ни Буцер не изменят строя мира и что после них, как и до них, останутся те же бедствия, те же злоупотребления»; что «за реформаторами идут только до тех пор, пока они – своего рода новинки». Понятно, что такие заявления не могли не задеть. Поэтому книгу назвали самой вредной и возмутительной. Но это не смутило ее автора. Будто подзадориваемый всеобщей враждой, Деперье переиздал свое сочинение в конце года, из-за чего он был удален от двора Маргариты, которая, находясь в это время в открытой ссоре с Сорбонной, не могла защищать его и принуждена была сделать эту уступку общественному мнению. Деперье уехал в Лион, но Маргарита не прекратила общаться с изгнанником, продолжала интересоваться его судьбой и постоянно помогала ему при посредстве своей фрейлины де Сент-Патер.

Деперье страстно хотелось вернуться к своей покровительнице, несмотря на то, что в Лионе он нашел своих старых друзей и знакомых, блистательнейших представителей тогдашней науки, литературы и искусства, постоянно собиравшихся в салоне мадам дю Перрон, супруги Антуана Гонди.

Титульный лист книги Б. Деперье «Кимвал мира» (1537 год)

В 1541 году его надежды оживились. В сентябре в Лион прибыл весь двор, сопровождавший Франциска и его сестру. Деперье воспрянул духом и настойчивее прежнего стал умолять королеву о возвращении ему доверия и о зачислении его снова в штат наваррского двора. В октябре ему выдали 110 ливров в качестве камер-юнкерского жалованья. Это возвращение милости поэту сильно не понравилось многочисленным его врагам. Королеву обвиняли в чрезмерной доверчивости, снисходительности и даже в некотором легкомыслии, ее упрекали за то, что «она поддерживает своими средствами, благосклонностью и расположением тех лиц, которые подозреваются одни в нарушении католической религии, другие в совершенном презрении к ней». Никто из обвинителей не мог понять Маргариту и ее терпимость даже по отношению к тем, чьи воззрения она не разделяла. Только Ш. де Сент-Март верно оценил мотивы, руководившие поступками Маргариты:

Королева твердо помнила ответ Аристотеля своему другу. На вопрос последнего – зачем он подал милостыню дурному человеку, философ возразил:

– Я дал эти деньги не порочному человеку, а человечности.

Недаром Маргариту называли «пристанью и убежищем всех несчастных»: она смело и открыто шла на помощь всякому человеку, не спрашивая о его философских и религиозных теориях, но веря, что если только они искренни и бескорыстны, в них всегда найдется доля безусловной истины, к которой, в конце концов, все одинаково стремятся.

Деперье недолго наслаждался вновь обретенной милостью своего друга и покровительницы. В 1544 году он окончил жизнь самоубийством. Невозможно сказать, что побудило его к этому: было ли это результатом его философского мировоззрения, или же нашлись какие-нибудь частные причины, завязавшие перед ним сложный узел, который он не мог развязать иным способом.