Комьюнити - Алексей Иванов

Подделка…

Глеб распрямился. Могила демона — фальшак. Никакой чумы нет?

Если нет чумы, какой смысл в подделке?..

Издалека донеслись какие-то странные звуки. Глеб поднял голову, всматриваясь в перспективу кладбищенской дорожки. Ни фонарей, ни хрена… Похоже, там двигалась очередная похоронная процессия.

Глеб выбрался от могилы девочки на асфальт и потопал, отбивая снег с ботинок, а потом решил возвращаться к церкви и к выходу с кладбища по боковой дорожке — чтобы не попасться навстречу гробу. Радости-то мало. Поздновато хоронят, темно уже…

Он зашагал вдоль плотного бетонного забора, еле различая путь. Впереди показался какой-то закуток возле дорожки, его использовали под хозяйственные нужды. К бетонным плитам были прислонены разные кресты и снятые обелиски. Глеб уже прошёл мимо, но вдруг остановился и вернулся. На могилах кресты казались большими, а так, возле забора, выглядели маленькими, как детишки в детском саду. Глеб наклонился, читая надписи. Жаль, что некоторые кресты были повёрнуты лицевой стороной к бетону…

Вот! Крест с той могилы: «Груня Егорова. Сконч. 22 iюля 1891 г. на 12 году отъ рожденiя. День Ангела 23 iюня». Глеб даже подсветил айфоном, чтобы не ошибиться, читая полустёртую надпись. Точно.

А рядом лицом вниз, будто смертельно раненный, лежал другой крест, массивнее и короче, и Глеб узнал его по затылку. Глеб ухватил крест за лапу, чтобы перевернуть — и надгробие оказалось необычно лёгким. Глеб снова посветил айфоном и понял, что крест был вытесан из обычных строительных пеноблоков, собранных на шплинты. Щели между блоками замазали шпатлёвкой. По внешнему виду и на ощупь для профана такой памятник ничем не отличался от кварцитового или доломитового, то есть от традиционного недорогого «белого камня». Глеб всё же перевернул крест лицом вверх и увидел надпись, которую и ожидал здесь увидеть: «ABRACADABRA».

Вот она, подделка. Вот она, ловушка. И ещё — обычное российское раздолбайство, когда забыли толком замести следы преступления.

Глеб стоял на боковой дорожке старинного московского чумного кладбища, курил Marlboro Golds, весь такой успешный и модный, в кашемировом пальто Roberto Cavalli, в ботинках от Silvano Lattanzi, в кожаных перчатках Forzieri, а вокруг была тусклая и тёмная зимняя ночь, и Глеб понимал, что его облапошили, как последнего лоха.

Хотя, конечно, нет, не облапошили. Просчитали. Как дурачка. Как типичного бездарного блогера с блуждающим взглядом. Впрочем, ведь таковым Глеба и выращивал Гермес, настаивая на депешах в Твиттер и на ведении Глебом своего блога в «ДиКСи-нете»… А он, Глеб, и не сопротивлялся. Заводя эту петрушку, Гермес, конечно, не думал ни о какой чуме, он просто готовил себе менеджера с менеджерскими мозгами. И теперь все эти заготовки пригодились весьма кстати.

Базовым принципом мышления блогера, «посылкой-следствием», структурной единицей бытия была последовательность «прикол — креатив». На этом Гермес всё и построил.

В качестве прикола он соорудил фальшивую могилу Абракадабры. Рядом с погребением Гурвича с одной из старых и уже ничейных могил убрали прежний крест и поставили новый, с нужной надписью. А Глеб получил от Гермеса указание: надо как-то осветить похороны Гурвича.

Ясно, что похороны — не прикол. В поисках прикола Глеб будет бродить вокруг места похорон и неизбежно наткнётся на крест Абракадабры. Что делает любой блогер, увидев прикол? Фоткает его и выкладывает фотку в блоге. Это предсказуемо, как у любой собачки предсказуема реакция на столбик — задрать лапу. Глеб и задрал. Если бы он не заметил столбик, Гермес ему бы подсказал, но Глеб заметил.

Следующий шаг — креатив. Участники комьюнити сразу разгадали несложную загадку с Абракадаброй, а потом Гермес подсказал Бобсу, как сляпать фотожабу. Борька её тотчас скреативил, ибо Гермес — начальник и все его идеи обязательны для исполнения. Ну а креатив — священная корова, и Глеб, разумеется, не удалил фотожабу. И всё.

Могила демона открылась онлайн, а не офлайн: в комьюнити. И комьюнити стало зачумлено. Кто в нём зарегистрировался, чтобы поучаствовать хоть словечком, тот подхватил чуму и отныне обречён.

По сути, могилу демона открыл Гермес. Он уже сам был зачумлён, так как Гурвич обрушил на него чуму возмездия, но Гермес завёл для чумы отдельную опцию — демона Абракадабру и скинул эту опцию в комьюнити. Лев Гурвич запрограммировал чуму по средневековому образцу, и Гермес избавился от проклятия Гурвича по средневековому принципу Короля-Чумы: передай свою смерть другому.

Почему Глеб оказался в этой истории? Потому что на него можно было завязать всех, кто начал мешать Гермесу. Борька был приятелем Глеба, а Кабуча — любовницей. Гермес велел Глебу познакомиться с Орли — и Орли тоже заглянула в комьюнити. Наконец, Глеб был Достаточно интеллектуален, чтобы у него в гостях задержался и Дорн, подсказавший инженеру Гурвичу идею оружия мести — идею чумы.

Гермес всё-таки был гениальным менеджером. Он для каждого вычислил такую линию поведения, которую можно назвать линией наименьшего сопротивления, и нашёл, где эти линии сплести в узелок. А Генрих Иванович Дорн, дэнжеролог, ошибся. Узелок находился не на Калитниковском кладбище, а в комьюнити Глеба.

Глеб не заметил, что он уже идёт по узкой дорожке между оград к главной аллее кладбища. Впереди он увидел какие-то непривычные огни: они двигались все в одну сторону, скрывались за крестами и стволами деревьев, трепетали и вообще находились куда ниже уровня фонарей, которых тут не имелось, и чуть выше человеческого роста. Глеб понял, что перед ним вдалеке — факельное шествие. Даже нет, не шествие, а просто там идёт толпа, в которой многие несут факелы. Что за странное файер-шоу?.. Огни неторопливо плыли прерывистой цепочкой, создавая ощущение некой средневековой мистерии.

Глеб подошёл ближе и остановился, взявшись за чугунную шишку могильной ограды. Шествие и вправду напоминало жуткие похороны времён Средневековья. Люди в процессии были облачены в длинные, до земли, балахоны с колпаками, подшитыми к шляпам с широкими полями. Руки людей были упрятаны в перчатки с раструбами до локтя. Одни участники церемонии держали факелы, другие — багры с крючьями, а три группы этих ряженых за рукояти тащили гробы. И ещё в облике идущих что-то было не так, но Глеб не успел понять, да и поля шляп укрывали лица людей от неровного света факелов.

И вдруг вся толпа дружно, как по сигналу, повернулась через правое плечо и двинулась в сторону Глеба: процессия превратилась в шеренгу. А Глеб увидел лица этих людей. Вернее, не лица, а маски, то ли кожаные, то ли деревянные, с круглыми стеклянными глазницами, будто в противогазах, и с огромными птичьими клювами. Эти клювы своей тяжестью наклоняли головы хозяев: люди смотрели исподлобья и угрюмо — немигающими и блестящими дырами глаз. По сторонам клювов из узких прорезей курились белые струйки дыма.

Глеб узнал этих чудищ. Это чумные доктора. В старину врачи и санитары, которые соглашались выйти на битву с чумой, надевали такие вот шляпы и маски. В клювах тлели благовония, через их дым чумные доктора дышали. Балахоны, перчатки и сапоги предохраняли от контакта с зачумлёнными. Доктора крючьями стаскивали в телеги трупы умерших, чтобы не разлагались на улицах, отравляя тех, кто ещё жив. А живых чумные доктора под угрозой оружия и под конвоем сгоняли в карантины, где несчастные всё равно заражались друг от друга и умирали. И сами чумные доктора тоже умирали, так что под маской было не понять: это идёт живой человек, чтобы спасти живых, или это мертвец сгоняет обречённых разделить его же участь.

Век Интернета и гаджетов, зябкий декабрь, огненная от рекламы Москва, Калитниковское кладбище — и средневековые чумные доктора с факелами, баграми и гробами?.. Глеб увидел, что гробы — пусты. Эти гробы — для тех, кто уже зачумлён, но ещё не умер. Для таких, как он.

Клюворылые доктора шагали на Глеба по дорожкам, поперечным аллее, перелезали через ограды могил, их факелы мелькали справа и слева за крестами и деревьями. Глеб попятился. Что это такое? Что за бред, что за мираж, что за шабаш?..

Чур меня, чума!.. Глеб повернулся и побежал прочь.

28

— Когда-то у меня был пёс, французский бульдожка, я назвал его Бигль. Я ведь из воспитанников-шестидесятников, которым внушили, что культура не самоценна, а нужна для моральной поддержки более высоких практик: пауки или, например, общественной деятельности. Поэтому даже своего пса я назвал в честь корабля, на котором плавал Чарльз Дарвин. С Биглем мы любили ходить гулять сюда, в Ботсад. Как-то здесь человечно, и ничто не напоминает большой город, а под занавес, если замёрзли или устали, можно кофе выпить в лобби при гостинице. Бигля моего давно уже нет, а я, старый болван, всё хожу и хожу по этим дорожкам, словно мой пёс не умер, а просто удрал куда-то за деревья и надо подождать, когда он сам вернётся…