Королевский двор в Англии XV–XVII веков - Коллектив авторов

Как уже отмечалось, в первые годы яковитского правления королевская спальня фактически узурпировала доступ к монарху, ограничивая даже королевских советников и высших должностных лиц государства.

При Стюартах постепенно выделяются три категории лиц, присутствовавших при дворе: те, кто автоматически имел доступ в королевскую спальню (слуги субдепартамента и высшие чины королевства); вторую категорию составляли те, кто мог от себя лично искать аудиенции короля через слуг спальни (к ним относились советники, епископы, различные должностные лица); и третью – те, кого вызывал сам король, а также те, кто, пусть и состоял в штате королевской палаты, тем не менее, не имел доступа в ряд комнат, составлявших королевские апартаменты (например, слуги ближней комнаты)[548].

Постепенно через слуг спальни стало проходить значительное количество документов на королевскую подпись. Так, например, о Хэмфри Мэе, одном из немногих англичан, которым удалось в середине правления Якова I проникнуть в спальню, говорили, что он может сделать любую просьбу и любого просителя, каким бы уважением он ни пользовался, неугодными королю[549]. Спальня стала своего рода барьером между королем и его министрами и подданными. Яков I часто использовал слуг спальни как первых советников, прежде чем обращаться за советом к лордам Англии[550].

Пристрастие Якова I к охоте и конным прогулкам, в которых его сопровождали только слуги спальни, укрепляло особое положение слуг субдепартамента.

Благодаря особой близости к монарху и доверию с его стороны слуги спальни часто выступали в качестве специальных королевских порученцев. Иногда даже самые влиятельные из королевских советников не были информированы об их действиях. Так произошло в случае с одним из камергеров спальни Джоном Гиббом, который был послан Яковом I с распоряжением об отсрочке приведения в исполнение приговора над Уолтером Рэли[551].

Поскольку Яков I большое количество времени проводил вне Лондона, то государственное управление в значительной мере осуществлялось через корреспонденцию. Например, Роберт Карр самостоятельно отбирал сообщения и отсеивал просьбы, направляемые к королю.

Шотландские слуги королевских покоев играли активную роль в системе придворного патроната. К ним обращалось большое количество охотников до королевских должностей и пожалований[552]. По подсчетам Н. Кадди, через спальню проходило около 20 % документов на королевскую подпись. При Бэкингеме их доля возросла до 50 %[553].

В 1613 г. испанский посол, оценивая ситуацию при английском дворе, сообщал, что главными фаворитами короля стали шотландцы во главе с Робертом Карром, к тому времени – виконтом Рочестером. С ним единственным, по мнению испанца, король решает все свои дела, а «совет состоит из плохо осведомленных людей»[554].

Государственный секретарь и лорд-казначей государства Роберт Сесил постепенно потерял те административно-финансовые привилегии, которыми он обладал в конце елизаветинского правления. Тогда он имел почти неограниченную монополию на получение королевской подписи, строгий контроль над расходами королевы, ее двора и всего государства, свободный доступ к монарху. Инспектор хаусхолда Томас Эдмондс писал, что Сесилу пришлось заключить своего рода паритетное соглашение с Джорджем Хоумом, неформальным лидером спальни, о разделе сфер влияния вокруг короля. За Сесилом сохранялись вопросы управления государством, а Хоум, о котором говорили, что он пользовался любовью короля и знал обо всех его склонностях и о большинстве королевских тайн, контролировал распределение придворных должностей, королевских пожалований, особенно предназначенных лично для него и шотландцев[555].

Отношение Якова I к своему окружению исключило для Сесила возможность установить прямой контроль над королевской спальней. Сесилу пришлось использовать особые методы опосредованного влияния, через продвижение в штат спальни «своих» людей. К ним с известными оговорками можно отнести шотландца Джеймса Хея, англичанина Филиппа Герберта, племянника Сесила Роджера Эстона, который, хотя и был англичанином по происхождению, уже давно обосновался в Шотландии. С Эстоном Сесил вел переписку еще до вступления шотландского короля на английский престол. Что касается Хея, то Яков Стюарт также рассматривал его в качестве связующего звена в отношениях с министром и, видя стремление своего слуги добиться признания у английской аристократии, всячески способствовал ему в этом[556].

Эстон и Хей, которые были королевскими советниками, играли довольно заметную роль как во внутренней, так и во внешней политике, чего не скажешь о Филиппе Герберте, который был одним из первых любимчиков Якова I, известного своими необычными пристрастиями. Его главная заслуга была в том, что он разбирался в собаках. К тому же, главным патроном и покровителем для всех троих всегда оставался король.

Поэтому государственный секретарь был вынужден использовать прямой подкуп некоторых камергеров (Леннокс, Эрскин) и камер-юнкеров (Джон Марри), чтобы заручиться их поддержкой при решении тех или иных вопросов. Для этого Сесил первое время закрывал глаза на чрезмерную королевскую расточительность в пользу шотландцев, а защищая в парламенте право короля на благосклонность к своим соотечественникам, демонстрировал им свою необходимость. Он стремился привязать к себе как можно больше шотландцев, для чего покровительствовал родственникам слуг королевской спальни[557].

В 1610 г. спальня окончательно вышла из-под контроля Сесила, когда при активном участии ее слуг был провален Великий контракт – соглашение об обмене некоторых феодальных прав короны (опеки, реквизиций и др.) на постоянные субсидии. Это была последняя попытка Сесила сохранить старую, тюдоровскую, систему управления. Слуги шотландской спальни и других придворных служб были объективно заинтересованы в сохранении королевских прав и прерогатив в качестве источников своих доходов. Среди слуг спальни идею Великого контракта поддерживали только англичане граф Монтгомери и Эстон, который был к тому же членом палаты общин. Среди высших слуг двора за Контракт выступали союзники Сесила в Совете – лорд-камергер Саффолк и шталмейстер двора граф Вустер.

Сам Яков I в парламентской речи в 1610 г. в ответ на обвинение в чрезвычайной расточительности расценивал щедрость к шотландцам как должное проявление собственного достоинства и как естественную благодарность тем, рядом с кем он рос, воспитывался и сформировался как правитель. Согласно королевской логике, без должной щедрости по отношению к его ближайшим (старым) слугам невозможна какая– либо благосклонность к его новым подданным[558]. Щедрость к шотландцам рассматривалась им в духе средневековой традиции королевской справедливости, иначе король мог прослыть «неблагодарным». Таким образом, щедро награждая шотландцев, Яков I в действительности подпитывал надежды его английских подданных. Чем не средневековая схоластика?

Вместе с тем король уверял, что в настоящее время он более умерен, и его щедрость в равной мере распределяется на обе нации, и если не будет субсидий, то не будет и его щедрости к англичанам. Это уже больше походило на шантаж. Новые подданные короля должны были снискать королевскую щедрость своей сговорчивостью. Сесил разделял мнение Якова I о том, что заставить короля отказаться от чрезмерной щедрости к шотландцам означает заставить его изменить свою судьбу, ибо «он был рожден среди них»[559].

Парламент 1610 г. фактически вылился в противостояние английской провинции и шотландской спальни. В октябре французский посол сообщал, что от критики больше всех страдают шотландцы[560]. Парламентарии считали, что именно они «пожирают все». Депутат Хоскинс открыто заявил в нижней палате, что они должны освободить Якова из того плена, в котором он находится эти 7 лет, причем это проблема «не личная, а национальная», иначе невозможно наполнить королевскую бочку, которая дала течь[561].

Некоторые парламентарии понимали, что причина королевской щедрости именно к шотландцам кроется в особенностях организации королевской палаты. Джон Хоулз обвинял шотландцев спальни в том, что они стоят, подобно горам между лучами света, исходящими от Его Величества и остальными подданными, и предлагал поделить штат спальни поровну между нациями в обмен на субсидии[562].

Яков I отреагировал на это предложение несколько иначе. Он установил паритет не в спальне, а в ближней палате, при этом сократив 14 англичан и всего 3 шотландцев[563]. Этим король продемонстрировал, что он не намерен идти на уступки в вопросе формирования собственного окружения, тем более допускать в него англичан.