Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви - Николай Чадович

Художественные произведения членов литературного объединения начинались примерно с сороковой страницы. Это было то, что редакторы называют «Братской могилой», – бессистемная и случайная подборка стихов, рассказов, обзоров, гипотез, путевых заметок и юморесок.

Среди всего прочего обнаружилось и произведение того самого Верещалкина, чей размашистый автограф красовался на письме, вселившем в Костю столько надежд. Речь в нем шла о том, как автор в бытность свою корреспондентом какой-то молодежной газеты оказался на Таймыре, где присутствовал при массовом отеле северных оленей. Какое отношение это событие имело к фантастике, так и осталось неизвестным.

В общем и целом оценка разных произведений сборника колебалась от «маразма» до «очень плохо».

Приятное исключение составлял лишь цикл рассказов некоего Вершкова, почти безупречных в смысле языка (сам Самозванцев вместо «шаманка» писал – «шаманша») и весьма смелых по содержанию. Среди его персонажей была не только средняя партийная номенклатура, под воздействием перестройки и гласности превратившаяся в мелкую нежить – кикимор, леших, водяных и барабашек, но и грозные демоны минувших дней – упырь Лаврентий, оборотень Никита, горе-злосчастье Лазарь.

Книжку, конечно, можно было прихватить с собой на предмет получения автографов, но рачительный Жмуркин не поленился снова сходить на рынок и там продать ее за ту же цену, что и купил. Как ни крути, а фантастика, даже такая, пользовалась у читателей спросом, хотя в глубине души Костя опасался, что его чрезмерное внимание поставит этот литературный жанр в один ряд с таким замшелым хламом, как жития святых, сказы, оды, рыцарские романы и орфические гимны.

Как человек, кое-что в этой жизни смыслящий, Костя понимал, что появиться среди незнакомых людей (а тем более измученных борьбой за трезвость интеллектуалов) с пустыми руками будет крайне неудобно. Пусть вся центральная и местная пресса дружно обхаивают спиртное, оно способствует сближению и облегчает понимание. Особенно на первых порах.

Поскольку водка в свободной продаже по-прежнему не появлялась, да и денег оставалось в обрез, Костя пошел по пути, уже протоптанному легионами его соотечественников.

Похитив из семейных запасов полпуда сахара и килограммовую пачку дрожжей, он втайне от Кильки поставил брагу, которая впоследствии была использована для приготовления высококачественного самогона.

Никакого специального оборудования для этого не потребовалось, а только жестяной бачок для полоскания белья, таз с холодной водой и другой таз, поменьше, для сбора конденсата. Ну и, конечно, газовая плита.

Вонь, правда, при этом стояла такая, что мухи околели. А что поделаешь! Воняет, говорят, даже на фабрике по обогащению золотой руды.

Щепотка марганцовки, брошенная в еще горячий самогон, бурыми хлопьями осела на дно, связав сивушные масла. Активированный уголь, вата и бытовой фильтр «Родничок» превратили мутноватую бурду в кристально чистый напиток. Дело довершили вкусовые добавки – чай, дубовая кора, ванилин, трава зверобой и растворимый кофе.

Полученный продукт ни крепостью, ни качеством не уступал фирменным настойкам, давно исчезнувшим из продажи.

Теперь можно было со спокойной душой отправляться в путь. Весь Костин багаж состоял из двух трехлитровых банок самогона, бритвенного прибора, пачки дорогих его сердцу журналов «Вымпел» – единственного доказательства причастности к писательскому цеху – и пары штопаных носков.

Килька не снабдила мужа в дорогу даже ломтем хлеба. Зато ругани и упреков хватило…

Поезд был транзитный, и Косте досталась верхняя полка в купе, уже обжитом двумя пассажирами, мужчиной и женщиной, судя по говору и повадкам – москвичами.

Скоро стало ясно, что это не супруги, а сослуживцы, ехавшие в совместную командировку. В их разговорах частенько проскальзывали специальные термины – «корректура», «верстка», «кегль», «гарнитура».

Если женщина ничего примечательного собой не представляла – хрупкая тихая старушка, то мужчина внушал невольное уважение кряжистой фигурой, а главное, лицом – незамысловатым и крепким, как кулак циклопа.

Когда за окном стемнело и проводницы стали разносить чай, соседи Кости по купе устроили ужин, хоть и сытный, но довольно скромный, как это бывает почти всегда, если москвичи едят за свой счет, а не на халяву.

Костя, уже успевший проголодаться, этого момента опасался больше всего. Зная, что ничто так не портит аппетит, как присутствие голодного человека, он засунул голову под подушку и уж если сглатывал слюну, то старался делать это потише.

Снизу тихонько позвякивала чайная ложечка и стучал нож, которым резали колбасу. Старушка питалась неторопливо и вдумчиво, а ее спутник явно чем-то мучился. Компании ему не хватало, что ли?

Опытный в таких делах Костя как бы между прочим предложил:

– Не желаете ли за знакомство по несколько капель?

Мужчина желал, но для приличия поинтересовался у соседки, не будет ли та возражать. Та не возражала, однако свои запасы со стола убрала.

Банка с самогоном поначалу не произвела на мужчину особого впечатления. Выпивка у него была своя – бутылка экзотической вьетнамской водки, на поверку оказавшаяся редкой дрянью.

Постепенно они разговорились, Костю смущало только одно обстоятельство – мужчина пил и не пьянел, что могло косвенно указывать на его принадлежность к спецслужбам. (Если верить слухам, зачет по этому предмету курсанты КГБ сдавали в лучших московских ресторанах.)

Да и беседа у них получалась какая-то странная. Мужчина старательно избегал всех тем, которые могли указать на род его занятий, национальность, место жительства и политические пристрастия (а в соседнем купе новоявленные демократы уже едва не дрались с конформистами старой закалки).

Лишь однажды он произнес весьма загадочную и многозначительную фразу:

– Я кроманьонец.

– А я тогда кто? – удивился Костя.

– Ты? – мужчина окинул собеседника критическим взглядом – Неандерталец. Вернее, их потомок.

– А какая разница?

– Огромная. Мы другая раса. Атланты. Люди моря. Строители и маги. Носители знаний и культуры. А вы бездомные бродяги. Перекати-поле. Мы дали вам колесо, огонь, речь, ремесла. Зря, конечно, дали, но что уж тут попишешь… Тебе сколько лет? – Сосед в упор уставился на Костю довольно маленькими, но пронзительными глазками.

– Под сорок, – признался Костя.

– А мне за пятьдесят, – сообщил мужчина. – Но я умнее и сильнее тебя. Не веришь? Давай попробуем! – Он поставил на столик локоть своей правой руки.

Костя всякие силовые единоборства терпеть не мог, особенно по пьяной лавочке, однако сейчас игнорировать вызов было просто невозможно. Надо ведь было кому-то вступиться за честь и достоинство облыжно оклеветанных неандертальцев.

Рука соседа оказалась крепкой, как у кузнеца, хотя физическим трудом он явно пренебрегал. Схватка длилась недолго, и уже спустя пять секунд Костин кулак впечатался в очищенное от скорлупы крутое яйцо.

– Левой хочешь? – немедленно предложил сосед.

– Нет, – ответил Костя, слизывая с кулака яичный желток.

– Тогда давай посоревнуемся в выносливости. Кто кого перебегает.

– Прямо здесь, в вагоне?

– Скоро Харьков. Стоянка сорок минут. За это время можно двадцать раз вокруг вокзала обежать.

– Уж лучше я воздержусь, – малодушно отказался Костя. – Боюсь от поезда отстать. Особенно в Харькове…

– Вот то-то! – Похоже, сосед был абсолютно уверен в своем полном физическом превосходстве. – Чтобы одолеть одного кроманьонца, нужно не меньше десятка неандертальцев. Аксиома.

– Ну, скажем, я не лучший представитель… неандертальцев, – возразил Костя. – Спортом уже лет двадцать не занимаюсь. Но вот относительно умственных способностей хотелось бы поспорить…

– Сколько угодно, – кивнул сосед. – Какую тему выберем для диспута? Астрологию, каббалу, историю Земли до потопа, герметическое учение, севилловы книги, тайны подводного мира, язык зверей, поэзию ацтеков, географию Гондваны, генеалогию Ромула и Рема, иудейские войны, технологию бальзамирования фараонов, апокрифические евангелия, метемпсихоз, методы зомбирования, применяемые жрецами вуду, проблему добра и зла, вероятность белковой жизни во Вселенной?

– Лучше что-нибудь из новой истории, – произнес Костя не очень уверенно.

– Отлично! На каком языке желаете говорить? Английском, китайском, фарси, аккадском, арамейском, древнегреческом или этрусском? – Вполне искренняя, несокрушимая уверенность в собственной правоте, сквозившая в каждом слове и жесте соседа, просто завораживала.

– Вы и этрусский знаете? – удивился Костя. – А я слышал, его до сих пор не расшифровали.

– Чепуха, – сосед презрительно скривился. – Бред недоучек, мнящих себя учеными-лингвистами. Этрусский язык живее всех живых. После гибели великой атлантической цивилизации он употреблялся повсеместно. Как ты считаешь, на каком языке мы сейчас разговариваем?