Черный Отряд - Глен Кук

Ворон в некотором роде парадигма Отряда. Разница между ним и остальными из нас заключается в том, что он во всем чуточку нас превосходит. Возможно, будучи новичком и нашим единственным братом с севера, он символизирует нашу жизнь на службе у Госпожи. Его моральные муки стали нашими моральными муками. Его молчаливый отказ рыдать и бить себя в грудь при несчастьях совпадает с нашими обычаями. Мы предпочитаем говорить металлическим голосом нашего оружия.

Впрочем, достаточно. К чему пытаться искать смысл всего этого? Ильмо наткнулся на золотую жилу, а мы с Вороном просеивали породу, отыскивая самородки.

К нам ввалились Гоблин и Одноглазый. Никто из них документы читать не мог, и они принялись развлекаться, запустив на стены бесформенные тени и заставив их гоняться друг за другом. Ворон пронзил их злобным взглядом. Когда ты занят делом, их бесконечные клоунские штучки и подколки начинают утомлять.

Колдуны посмотрели на Ворона, прекратили дурачиться и тихонько уселись в углу, словно нашалившие ребятишки. Есть у Ворона такое умение, такая личностная энергия, что заставляет людей, более опасных, чем он сам, вздрагивать под порывами дующего от него ледяного ветра.

Капитан пришел вместе с Ильмо и Молчуном. Через распахнутую дверь я разглядел, что вокруг бывшего штаба ошиваются еще несколько солдат. И как они ухитряются пронюхать, что назревают события?

– Так что ты здесь нашел, Костоправ? – спросил капитан.

Я решил, что по дороге он уже вытянул из Ильмо все, что тот знал, поэтому перешел прямо к сути:

– Это приказы. – Я похлопал по одной стопке. – А это рапорты. – Я похлопал по другой. – Все они подписаны «Шепот». А мы сейчас тягаем морковку в ее личном огороде. – От волнения я даже заговорил фальцетом.

Некоторое время все молчали, лишь Гоблин пискнул пару раз, когда в штаб ввалились Леденец и остальные сержанты. Наконец Капитан уточнил у Ворона:

– Это так?

Ворон кивнул:

– Судя по документам, она периодически наведывалась сюда еще с ранней весны.

Капитан заложил руки за спину и принялся расхаживать. Он стал похож на усталого старого монаха, бредущего на вечернюю молитву.

Шепот – лучший генерал мятежников. Ее упрямый гений сумел удержать восточный фронт, несмотря на все усилия Десяти. Она имеет репутацию самого опасного члена Круга Восемнадцати. Она славится тщательностью, с какой планирует все кампании. В войне, которая зачастую напоминает вооруженный хаос с обеих сторон, ее войска выделяются четкой организацией, дисциплиной и ясностью целей.

– Кажется, она командовала армией мятежников под Ржой, верно? – пробормотал Капитан. Битва за Ржу происходила три года назад. Говорили, что сотни квадратных миль вокруг города были полностью разорены и к концу зимы противники, чтобы выжить, вынуждены были есть собственных мертвецов.

Я кивнул. Вопрос был риторическим. Капитан попросту размышлял вслух.

– И Ржа на несколько лет стала полем боя. Шепот упорно держала фронт, а Госпожа не отступала от своих намерений. Но если Шепот прибыла сюда, значит, Круг решил сдать Ржу.

– И это означает, что они переключились с восточной стратегии на северную, – добавил я. Север оставался слабым флангом Госпожи. Восток уже повержен, а южными морями правят союзники Госпожи. С тех пор как границы империи достигли великих лесов выше Форсберга, она обращала мало внимания на север, и именно там мятежники смогли добиться наиболее впечатляющих успехов.

– Они уже набрали ускорение, – заметил Лейтенант, – взяв Форсберг, выбив нас из Клина, захватив Розы и осадив Рожь. Части мятежников направляются к Висту и Бабе. Их остановят, но Кругу это наверняка известно. Поэтому они теперь пляшут на другой ноге и движутся к Лордам. Если город падет, они почти достигнут границ Ветреного Края. Осталось пересечь Ветреный Край, подняться по Лестнице Слез, и с вершины перевала они всего в ста милях увидят Чары.

– Ильмо, – попросил я, не отрываясь от просмотра и сортировки бумаг, – пошарил бы ты вокруг, вдруг отыщется что-нибудь еще. Она могла кое-что спрятать.

– Пусть этим займутся Одноглазый, Гоблин и Молчун, – предложил Ворон. – У них больше шансов что-либо отыскать.

Капитан одобрил его предложение и повернулся к Лейтенанту:

– Всю суету в лагере прекратить. Карп, вы с Леденцом начинайте готовить людей к маршу. Фитиль, удвоить патрули по периметру.

– Почему? – спросил Леденец.

– Ты ведь не хочешь оказаться здесь, когда вернется Шепот, верно? Гоблин, иди сюда. Свяжись с Душеловом. Эти новости пойдут наверх. Немедленно.

Гоблин скорчил жуткую рожу, потом уселся в углу и принялся бормотать себе под нос. Это было тихое скромное колдовство – для начала.

– Костоправ, – гаркнул Капитан, – вы с Вороном, когда закончите, упакуйте документы. Прихватим их с собой.

– Я бы приберег самые ценные для Душелова, – сказал я. – Если мы хотим извлечь из них какую-то пользу, то некоторые потребуют немедленного внимания. Я хочу сказать, что кое-что необходимо сделать быстрее, чем Шепот сумеет что-либо предпринять, узнав о захвате своих бумаг.

– Верно, – согласился Капитан. – Я пришлю вам фургон. И не теряйте зря времени. – Он вышел.

В доносящихся с улицы воплях послышался ужас. Я вытянул онемевшие ноги, встал и подошел к двери. Солдаты сгоняли пленных мятежников на их прежний плац. Пленники ощутили наше внезапное стремление смыться и решили, что им суждено умереть за несколько минут до того, как подоспеют свои.

Покачивая головой, я вернулся к бумагам. Ворон устремил на меня взгляд, возможно, означавший, что он разделяет мою боль. С другой стороны, не исключено, что он осуждал мою слабость. Трудно сказать наверняка, когда имеешь дело с Вороном.

В дверь протиснулся Одноглазый, протопал к нам и вывалил на пол охапку свертков, обернутых промасленной кожей. К ней еще липли влажные комочки земли.

– Ты оказался прав. Мы откопали это за ее домиком.

Гоблин издал долгий пронзительный вопль, леденящий душу не меньше совиного крика в полуночном лесу. Одноглазый тут же бросился к нему. В такие моменты я начинаю сомневаться в искренности их вражды.

– Он в Башне, – простонал Гоблин. – Он с Госпожой. Я вижу Ее его глазами… его глазами… его глазами… Мрак! О Боже, мрак! Нет! О Боже, нет! – То был вопль неприкрытого ужаса, который тут же стих до шепота: – Око. Я вижу Око. Оно смотрит прямо сквозь меня.

Мы с Вороном обменялись хмурыми взглядами и пожали плечами. Никто из нас не понял, о чем он бормочет. Теперь Гоблин говорил так, словно впал в детство:

– Пусть она перестанет на меня смотреть. Пусть перестанет. Я буду себя хорошо вести. Пусть отведет взгляд.