Лживые боги - Грэм Макнилл

Из пробоин в корпусе падали снопы света, а летающие в воздухе пылинки создавали призрачный сверкающий частокол. Локен вел отряд вперед, пригибаясь под накренившимися переборками и провисшими кабелями, от которых все еще летели искры. Скоро они достигли конечной цели.

Запах Тембы Локен почуял задолго до того, как увидел тело; зловоние разлагающейся плоти разносилось далеко за пределы капитанской рубки. Осторожно проникнув внутрь помещения, Локен жестом велел воинам обойти зал по периметру.

– Как мы поступим со всеми этими людьми? – спросил Випус, указывая на свисающие с потолка знамена, на полотнищах которых были распяты солдаты Шестьдесят третьей. – Нельзя же просто оставить их здесь.

– Знаю, но сейчас мы ничего не можем для них сделать,– ответил Локен.– Когда уничтожим корабль, все они найдут успокоение.

– Это он? – спросил Марр, поведя стволом в сторону огромного раздувшегося тела.

Локен кивнул, поднял болтер и приблизился к трупу. Под кожей наблюдалось волнообразное движение, словно гигантский живот Тембы жил собственной жизнью. При ближайшем рассмотрении оказалось, что под туго натянутой желто-зеленой кожей пирует несметное множество жирных личинок и червей.

– Проклятье, до чего он отвратителен! – ужаснулся Марр. – И это… существо убило Верулама?

– Я думаю, да, – ответил Локен. – Воитель не сказал ничего определенного, но здесь больше никого не было.

Локен оставил Марра предаваться скорби, а сам обернулся к своим воинам:

– Разойдитесь по всему залу и ищите все, что может пролить свет на то, что здесь происходило.

– Ты совсем не имеешь представления, что искать? – спросил Випус.

– Ни малейшего, – признался Локен. – Возможно, это оружие.

– Ты считаешь, что мы должны обыскать этого жирного ублюдка? – спросил Торгаддон, показывая на Тембу. – И кто тот несчастный, которому выпадет эта работенка?

– Я думал, тебе это понравится, Тарик.

– О нет, я и пальцем к нему не притронусь!

– Я сделаю это,– сказал Марр, опустился на колени и отбросил в сторону остатки одежды трупа вместе с лохмотьями кожи.

– Видишь? – Торгаддон отступил назад. – Тибальд сам вызвался, давай не будем ему мешать.

– Хорошо, только будь осторожен, Тибальд,– предупредил его Локен и с облегчением отвернулся, чтобы не видеть отвратительного зрелища, а Марр принялся расчленять труп.

Астартес приступили к обыску, а Локен взобрался на возвышение, где стояло кресло капитана, и оттуда заглянул в кабину экипажа, заваленную всевозможным мусором и наростами плесени. Локен никак не мог понять, что могло привести этот славный корабль и не менее славного человека к такому позорному концу.

Он обошел кресло и остановился, задев ногой какой-то твердый предмет. Нагнувшись, Локен обнаружил продолговатую шкатулку из полированного дерева. Ее стенки остались чистыми и гладкими, что в этом интерьере показалось, по меньшей мере, странным. Шкатулка была темно-коричневой, длиной примерно с руку человека, и по всей поверхности дерева были вырезаны непонятные символы. Крышка держалась на золотых петлях, и, отодвинув тонкую задвижку, Локен заглянул внутрь.

Шкатулка оказалась пустой и обитой изнутри красным бархатом. Только открыв шкатулку, Локен осознал, насколько опрометчиво это было с его стороны. Он задумчиво провел пальцами по крышке, обводя символы, и их плавные округлые очертания показались смутно знакомыми.

– Сюда! – закричал один из воинов Локасты, и Локен, подхватив шкатулку, кинулся на зов.

Пока Тибальд Марр продолжал разбирать прогнивший труп Тембы, остальные Астартес сгрудились на палубе вокруг какой-то находки.

Локен, подойдя ближе, увидел обрубок руки Эугана Тембы, мертвые пальцы которой все еще сжимали рукоять странного сверкающего меча с лезвием, похожим на серый кремень.

– Точно, это правая рука Тембы, – сказал Випус, наклоняясь, чтобы взять меч.

– Не трогай, – остановил его Локен. – Если это оружие свалило с ног Воителя, я не хочу даже думать, что оно может сделать с нами.

Випус отпрянул от меча, словно от ядовитой змеи.

– А это что? – спросил Торгаддон, показывая на шкатулку.

Локен опустился на колени и поставил шкатулку рядом с мечом. Увидев, что оружие должно точно поместиться внутри футляра, он совершенно не удивился.

– Мне кажется, раньше меч лежал здесь.

– Выглядит совсем как новая, – заметил Випус. – А что там вырезано? Какие-то письмена?

Локен ничего не ответил и, опустившись на колени, стал разгибать пальцы Тембы, сжимавшие рукоять меча. Хоть он и понимал, что это невозможно, но все же морщился, отводя каждый мертвый палец, словно ожидал, что рука оживет и вцепится в него.

Наконец, меч был освобожден, и Локен поднял оружие.

– Осторожнее! – воскликнул Торгаддон.

– Спасибо, Тарик, а я уж чуть не собрался его выбросить.

– Извини.

Локен медленно опустил меч в шкатулку. Рукоять вздрогнула, и у Локена возникло дикое ощущение, будто меч эхом повторил имя Тарика. Предчувствие чудовищной опасности, грозящей другу со стороны оружия, сжало сердце. Локен захлопнул крышку и выдохнул давно сдерживаемый воздух.

– Во имя Терры, как такой человек, как Темба, завладел этим странным оружием? – спросил Торгаддон. – По нему даже не скажешь, что это изделие человеческих рук.

– Так и есть, – сказал Локен и, к своему ужасу, понял, почему вырезанные на стенках шкатулки символы показались ему знакомыми. – Это изделие кинебрахов.

– Кинебрахов? – изумился Торгаддон. – Но разве они не…

– Да,– сказал Локен, бережно поднимая шкатулку с пола. – Это и есть анафем, похищенный из Зала Оружия на Ксенобии.

Слухи молниеносно распространились по «Духу мщения», и рыдающие люди выстроились вдоль пути, по которому должны были нести Воителя. Сотни людей встречали Астартес в каждом переходе, когда те проносили своего командира на щитах. На Воителе были его парадные доспехи снежно-белого цвета, отделанные золотом, на груди сияло пурпурное Око Терры, а благородное чело венчал серебряный лавровый венок.

Носилки держали Абаддон, Аксиманд, Люк Седирэ, Сергар Таргост, Фальк Кибре и Каллус Экаддон, а позади шли Гектор Варварус и Малогарст. Ослепительно сверкали отполированные доспехи, а форменные плащи колыхались при каждом движении.

Шествие возглавляли герольды и глашатаи, так что повторение кровавой сцены, произошедшей на пусковой палубе, было исключено, а кроме того, Астартес двигались очень медленно, словно боясь потревожить раненого командира, сражавшегося с ними бок о бок с самых первых дней Великого Крестового Похода. Воины Астартес не сдерживали слез.

За неимением цветов люди осыпали носилки полосками бумаги, на которых были написаны слова любви и надежды. Узнав, что Воитель еще жив, они зажигали сухие травы, которым приписывались целительные свойства, и подвешивали дымящиеся курильницы по всему пути следования процессии, а где-то неподалеку оркестр играл марш Легиона.

Горящие свечи и курильницы издавали сладковатый аромат, а мужчины и женщины, солдаты и рабочие, охваченные общим горем, рыдали друг у друга в объятиях. Вдоль всего перехода были вывешены боевые знамена, и до самой стартовой палубы шествие сопровождалось молитвенными песнопениями. Двери, ведущие на палубу, и все переборки до последнего сантиметра были оклеены клочками пергамента с посланиями Воителю и его сыновьям.

Аксиманд, никогда не видевший ничего подобного, был поражен таким единодушным проявлением народной любви и сочувствия. Для него Воитель в первую очередь был воином, отцом, избранником Императора.

Для всех этих смертных он стал гораздо большим. Для них Воитель был символом благородства и героизма, символом новой Галактики, которую они под его руководством создавали на пепелище Века Раздора.

Само существование Хоруса обещало конец страданиям и смертям, долгие века терзавшим человечество.

Благодаря таким героям, как Воитель, Долгая Ночь подходила к концу и на горизонте уже загорался свет новой эпохи.

И теперь все это было под угрозой, и Аксиманд понимал, что сделал правильный выбор, позволив перевезти Воителя на Давин. Жрецы ложи Змеи вылечат Хоруса, а если для этого потребуются силы, которыми не принято гордиться, что ж, пусть будет так.

Жребий брошен, и остается только верить, что примарх к ним вернется. Аксиманд улыбнулся, припомнив слова Хоруса, сказанные по поводу веры. Воитель, по своему обыкновению, выказал глубочайшую мудрость в абсолютно неподходящей для этого обстановке – как раз перед прыжком с несущегося штурм-катера на город зеленокожих на Улланоре.

– Когда ты достигнешь предела своего знания и полетишь в темноту неизвестности, надо верить, что впереди ждет одна из двух возможностей, – сказал тогда Воитель.

– И что это за возможности? – спросил Аксиманд.