Пощечина - Кристос Циолкас

У нее закружилась голова, ей вдруг стало холодно. Это было точно как во сне. Она осознала, что наливает кипяток в чашки. Когда засвистел чайник? Когда она вернулась на кухню? Она услышала смех Ричи и почувствовала, как в ней закипает гнев. Молча она подала чашку Рози.

— Что с тобой, Кон?

— Просто устала. На работе был трудный день.

— Айша тебя любит, ты знаешь? Она доверяет тебе. Сказала мне, что из тебя выйдет отличный ветеринар.

Конни не могла разобраться в своих чувствах. Ею владели злость на друга, чувство вины. У нее было такое ощущение, что она вся пропитана ядом, никак не может наполнить легкие свежим воздухом. День, который еще несколько минут казался идеальным, был безвозвратно испорчен, загажен. Она ненавидела себя, ненавидела Ричи.

Обжигая язык, она быстро допила свой чай:

— Мне пора.

Ричи руками кинул футбольный мяч Хьюго:

— Приятель, мне пора домой.

Хьюго заревел. Ей хотелось выскочить из этого дома, умчаться подальше от мальчишек, от их тупых детских игр в мяч. Ричи опустился на колени, пытаясь успокоить плачущего малыша.

— Мы непременно с тобой поиграем в другой раз, дружище. Через несколько дней. — Ричи улыбнулся ей. — Правда, Конни?

Ее так и подмывало сказать: «Нет. Мне надо заниматься. У меня нет времени. Если хочешь играть с Хьюго, договаривайся сам». Но она промолчала.

Хьюго вытер глаза:

— Пообещай.

— Обещаю.

Хьюго крепко обнял Ричи, потом подбежал к Конни:

— Пообещай.

Она колебалась. Его голубые глаза смотрели прямо на нее. Она схватила его, поцеловала:

— Обещаю.

Он вспотел. И стал пахнуть, как мальчишка. Как Ричи.

Они шли через парк. Она умышленно молчала, хмурилась, но Ричи, казалось, ничего не замечал. Он шел рядом, напевая какую-то песню. Ее это взбесило.

— Прекрати.

— Что?

— Ты фальшивишь.

— Что с тобой?

— Пошел ты.

— Сама пошла.

Она остановилась посреди дорожки. Молодой парень со стоящими торчком короткими седыми волосами и полудюжиной колец в правом ухе — внешне и по манерам ни дать ни взять рок-звезда — катил перед собой детскую коляску. Рядом, держась за его руку, шла вприпрыжку маленькая девочка. Она что-то рассказывала ему, что-то про школу. Конни отступила в сторону, пропуская их. Ричи обернулся, наблюдая, как парень неспешным шагом удаляется прочь.

Ну конечно, гомосек он и есть гомосек. Что с него возьмешь?

Ричи повернулся к ней. Улыбка исчезла с его лица.

— В чем дело, Конни?

Она не могла говорить. Он приблизился к ней, обнял ее за плечи. Она сбросила с себя его руку.

— Что с тобой?

— Ты взял фотографию, да?

Он побледнел, потом залился румянцем, даже шея его стала красной. Глупо присвистнул, будто напуганная пташка. Ей хотелось дать ему затрещину.

— Не понимаю, о чем ты.

Еще и врет.

— Это ты ее взял. — Теперь она в этом не сомневалась. Стащил, а признаться — кишка тонка. Врет ей. Она резко повернулась и вновь пошла по дорожке — размашистым быстрым шагом. Ричи старался не отставать от нее.

— Конни, что я сделал?

Она отказывалась отвечать. Ее глаза увлажнились, она впилась ногтями в ладони, чтобы не расплакаться. Но не сдержалась, и слезы потекли по лицу. Ричи схватил ее за руку, она стала вырываться. Он крепче стиснул ее руку.

— Отпусти, а то закричу.

Она стояли на краю парка. Через дорогу напротив находился вокзал, залитый ярким светом уличных фонарей Ходл-стрит. Мимо проходил поезд. Все еще стискивая ее руку, Ричи глянул направо и вместе с ней побежал через дорогу на островок безопасности. Конни хотела пнуть его, вырваться и убежать, но она плакала, обессилила от слез, тело ей не подчинялось. Ричи дождался, когда в потоке машин появится брешь, и поспешил вместе с ней на другую сторону. Таща ее за собой, прошел под железнодорожным мостом, втолкнул ее в дыру в заборе и повел через железнодорожные пути. Она услышала шум приближающегося состава и подумала: «Вот сейчас споткнусь и погибну под колесами поезда. Прямо у него на глазах. Погибну по его вине, и ему до конца дней придется жить с этим». Она представила свои похороны, его расстроенное, испуганное лицо. Ее смерть послужит ему уроком. Он вытащил ее на насыпь, посадил на какой-то камень и сам сел рядом. У нее болела рука, в том месте, где он ее стискивал. Мимо прогрохотал поезд. Они смотрели, как состав по приближении к вокзалу замедляет ход.

Она повернулась к нему, собираясь накричать на него, сказать, что она его ненавидит, и заметила, что он тоже плачет. Она вдруг пришла в ужас. Ей захотелось все исправить, избавиться от стыда, страха и печали, что владели всем ее существом. Ей хотелось повернуть время вспять, вычеркнуть из жизни последние полчаса. Хотелось вновь оказаться с ним в саду, где она лежала, греясь на солнышке, вслушиваясь в смех и стук мяча. Она судорожно вздохнула и заревела в голос. Сидела на камне и рыдала, содрогаясь всем телом. Ричи, напуганный, обнял ее за плечи. Она хотела все исправить, хотела как-то объяснить свое поведение.

— Гектор меня изнасиловал.

Всхлипы заглушили ее слова, и ей пришлось их повторить. Шокированный Ричи невольно снял с нее свою руку, но потом неловко вновь положил ладонь ей на плечо. Ее всхлипы стихли. Это было как в кино. Будто она плыла над ними обоими, смотрела вниз, руководя действием.

— Когда? — Вид у Ричи был потрясенный; он побледнел. — Как, то есть… — Он помедлил, сдавленно сглотнул. — Кон, расскажи, что произошло.

Она пришла в замешательство. Ей не хотелось больше ничего говорить. Не хотелось, чтоб ей задавали вопросы, к которым она не была готова.

Она судорожно вздохнула:

— Примерно год назад. Он подвозил меня домой с работы. Это было в его машине…

Едва она заговорила, воспоминание возникло само собой. Она просто дала волю словам. Это случилось прошлой зимой, лил дождь. Он приехал за Айшей, а потом вызвался подвезти домой и ее. Сначала он высадил Айшу, а потом повез ее, только не домой, а к эллингу. Припарковался и стал целовать. Я хотела закричать, но он зажал мне рот рукой, а после его ладони поползли по ногам — выше, выше. И вот он уже в ней. Было больно, но она не могла кричать. Нужно было укусить его за руку. Жаль, что не укусила. Она сама не знает почему. Он овладел ею, и это было больно. Он целовал ее шею и груди. Он кончил, а потом закурил. Даже штаны не застегнул. Трусики на ней все еще были спущены до колен. Из нее шла кровь. Но она попросила у него сигарету. Он сказал, что любит ее. Предупредил, что если она скажет кому-нибудь, для них с Айшей это будет конец. И все твердил, что любит ее. Она сказала, что, если он еще раз прикоснется к ней, она обратится в полицию. Сказала, что он сволочь последняя. Сказала, что ненавидит его.

— А он все твердил: «Я люблю тебя». Снова и снова. Это было так противно.

Рука Ричи — горячая, потная — лежала на ее ладони. Девушка, что парила над ними, девушка, наблюдавшая все это, девушка, руководившая съемкой… это все случилось с той девушкой. По-настоящему.

Конни хотелось вытащить руку из-под ладони Ричи, но она не знала, как это сделать. Мальчик сам убрал руку, и она вздохнула с облегчением.

— Ты кому-нибудь говорила?

— Нет. Не могу. Не хочу, чтобы Айша знала.

— Она должна знать.

Он ничего не должен говорить. Не должен.

— Я даже заикнуться об этом никому не могу. Только тебе сказала. — Перепуганная до смерти, она едва не вопила. — Ты должен молчать, Рич. Никому ни слова. Никому. Никогда. Слышишь?

Мальчик молчал.

— Рич, пообещай. Ты должен. Должен. — Она сорвалась на крик. Так кричал Хьюго, когда хотел то, чего не мог получить. Она была в отчаянии. — Обещай!

— Обещаю. — Голос у него был сердитый.

— Обещаешь?

В лице его застыли испуг, печаль и смятение.

— Обещаю.

Они пошли домой рука об руку.

— Какая же ты красавица.

В ответ на слова тети Конни поморщилась. Ванная в их доме была крошечная — небольшая старая каморка, пристроенная к основному зданию, — и безжалостный яркий свет горевшей на потолке лампочки, казалось, подчеркивал каждый изъян на ее коже. Она поджала губы и кончиком языка осторожно коснулась свежего слоя помады на губах. Таша стояла в дверном проеме. Конни, с еще мокрыми после душа волосами, была в нижнем белье. Чтобы не замерзнуть, она натянула на себя старую спортивную фуфайку.

— Вовсе нет. Я — уродина.

Рассмеявшись, Таша вошла в ванную, встала за спиной у Конни:

— Если я сказала, что ты красавица, значит, так оно и есть. Что наденешь?

— Джинсы. Какую-нибудь футболку, наверно.

— А по-моему, тебе нужно принарядиться.

— Таша, — простонала Конни. — Это же обычная вечеринка.

— Вот именно. Вечеринка. Возможно, последняя до самых экзаменов и окончания школы. А ты много работала и заслужила праздник. Джинсы прибереги на потом, когда будешь оттягиваться в конце года. А сегодня, думаю, ты должна быть нарядной.