Уместны были бы привидения... - Алекс Форэн

Я коротко рассказал Клэр обо всем, что пережил. Она слушала очень внимательно, не сводя с меня умных спокойных глаз.

– Ну вот. Кажется, я все перечислил. Как на исповеди. Если что-то забыл, не обессудьте. Голова совсем не варит, – закончил я.

– Я должна сказать вам одну вещь... Вы способны очень тонко чувствовать, Джефф. Настолько, что, если бы вы стали развивать этот дар, вы могли бы стать медиумом.

– Я? Медиум? О чем вы?

– Знаете, призраки – занятные существа. Кое-что из их природы непонятно даже Саймону. Он почти все знает о них, но никогда не сможет их понять.

– Понять?!

– Человек по природе своей всегда стремится уничтожить то, что не понимает. И только с помощью медиума становится возможным общение с призраками. Немногие способны контактировать с ними. А вы не испугались этой встречи. Потому что чувствуете, что способны его понять.

Этого только не хватало… Ерунда полная. Хотя еще позапрошлой ночью призрак показался мне расшалившимся ребенком. Но ведь тогда я еще не подозревал обо всей этой архивной истории. Меня прошиб холодный пот. Я с самого начала это знал…

– Он – ребенок, помните об этом, – будто подслушав мои мысли, продолжала Клэр. – Ему одиноко в холодном и неуютном замке, он напуган не меньше Мэй. Вы – первый человек за очень долгое время, воспринявший его всерьез, не сбежавший в панике от знаков его внимания. Вы для него что-то вроде друга. А с другом играют... Призраки не обременены моралью. Для него испуганный человек – дверь в наш мир. Чем больше страх, тем шире она открыта. А нас, медиумов, они выделяют в отдельную категорию. Если бы ваш сын играл с вами в средневековый роман и написал на стекле «Ты сможешь это остановить?», как бы вы отреагировали?

– Не знаю… Наверное, подыграл бы ему.

– Именно! Поймите, то, что нам кажется противоестественным, для него – банальное существование. Я согласна, дьявольский смех и живущее своей жизнью зеркало – не лучшее средство подружиться, но каждый художник пользуется тем, что у него под рукой. Я согласилась работать с Саймоном по одной причине: помогая людям, я помогаю и призракам. Они живут в сумрачном мире, похожем на тот, что вы видели в своих снах. Но это не означает, что все призраки злы по своей природе. Они могли раскаяться, но не простить себя, или не исполнить клятву, или просто чего-то не доделать здесь. Это невесело – как застрять на станции пересадки. Если им помочь, они смогут покинуть свой мрачный мир… И еще одно. Попытаюсь как можно проще... Саймон любит повторять, что призрак – лишь проекция. Как в кино. Есть пленка, которая, возможно, десятилетиями пылилась на полке. Но чтобы мы видели изображение, нужно включить лампочку. Какой яркости и цвета она будет – такое будет и изображение. Призраки питаются нашей аурой. Они видят ее и нуждаются в ней. Яркие эмоции вроде гнева, страха, любви, жалости не только увеличивают порции, но добавляют краски. Стоит ли разъяснять, какие чувства служат свету, а какие – тьме? Призраков боятся. А страх – сильная эмоция. Но ведь не единственная, имеющаяся в нашем наборе... Им на руку проявления сильных чувств. И они провоцируют их. Еще раз повторю: мысли имеют материальную силу. Как ни парадоксально, но, когда мы впервые встречаем привидение, оно почти нейтрально и лишь испытывает нас, пробует на вкус наши реакции. И от нас зависит, будет это кошмаром или игрой.

Мэй

Мы сидели вокруг стола, взявшись, как нам и сказал Саймон, за руки, чтобы объединить нашу энергию. В отблесках свечей лицо медиума приобрело бледный оттенок, а глаза стали настолько пронзительно синими, что смотреть в них становилось жутко. Вокруг нас повисла давящая тревожная тишина. Я боялась дышать, а сердце едва не выпрыгивало из груди. Неужели все это действительно из-за меня?

Клэр уже совсем не видела нас, ее глаза были обращены в другой, неведомый нам мир. Она сидела абсолютно прямо, а губы, казалось, сами по себе произносили вполголоса слова.

– Не успокоившаяся душа, метущаяся в стенах этого замка, взываю к тебе! Откройся нам! Скажи, чего жаждешь ты от нас, живущих здесь и сейчас: возмездия или помощи? Скажи, чем потревожили мы твой покой?

– Дух Джонатана! – глубоким низким голосом сказал Саймон. – Ты здесь?

Молчание. Оглушающая тишина. Ни малейшего скрипа, ни шороха. Генри хмыкнул, наклонился к Пэт, та что-то тихо шепнула ему. Пэм нервно хихикнула.

– Дух Джонатана! Ответь нам! – во второй раз позвал Саймон.

На мгновение мне показалось, что воздух сгущается, стало трудно дышать.

– Джонатан! Ты слышишь меня? – почти крикнул Саймон.

И тут разом сработали все датчики.

Никто не стучал по столу, не ударила за окном молния, не задрожали стены замка, просто мгновенно и резко запищали и замигали синим светом все наши датчики.

– Господи! – выдохнул Джефф.

– Ой, мамочка! – вскочив, пискнула Пэм.

Если бы одна ее рука не была в ладони Пэт, а другую не держал бы Крис, она бы, наверное, выскочила из комнаты.

Вначале едва-едва, а потом все сильнее начал вибрировать тяжелый стол, вокруг которого мы сидели. Я ткнулась носом в плечо Джеффа, сильнее сжала его руку. Другой рукой я сжимала ладонь Клэр. Я посмотрела в ее бледное подрагивающее лицо. И тут ее глаза вернулись на место, только теперь они были другими: широко открытыми и наивно-любопытными, какими-то детскими… И она смотрела прямо на меня. Точнее, не она, а лишь эти глаза.

Я обомлела: лицо медиума изменилось, будто сквозь холодные, жесткие черты пробивалось что-то ребяческое. Бесцветные губы чуть выпятились не то обиженно, не то дразняще.

– Здравствуй, – сказала Клэр детским мальчишеским голосом. – Ты пришла. Я так долго тебя ждал… Ты зачем тогда уехала? Мне было без тебя плохо. Мне было не с кем играть. Я так хотел к тебе, а тебя не было...

– Но я…– в горле у меня пересохло.

– Ты останешься со мной? Мы будем играть. Шутить со всеми. Тебе понравится. Я покажу тебе, где я живу, – Клэр обвела взглядом всех присутствующих. – Я играю с ними, а они боятся... Так смешно! – Клэр рассмеялась безудержным детским хохотом, а потом ее губы задрожали. – Мне здесь очень скучно. Приходи ко мне!

Тут Клэр затряслась вся, на лбу у нее выступила испарина, а глаза опять поблекли и закрылись.

– Тони, – глухо сказал Саймон. – Он сейчас уйдет!

– Есть сигнал, – напряженным голосом произнес Энтони.

Саймон

«Красиво идем», – подумал я.

Впереди медленно шла, почти закрыв глаза и выставив перед собой левую руку, как будто ловящую неосязаемые для остальных знаки, бледная Клэр. Она неслышно шептала что-то, вглядываясь в лишь ей видимые астральные дали. Следом, не отрывая взгляд от ноутбука, Энтони, похожий в наушниках с антенной на инопланетянина. За ним, стараясь не дышать, Мэй со свечой в правой руке. Под левую ее поддерживал я. За мной, осторожно, чтобы не задуть свечи, – остальные. В черных одеяниях с капюшонами, мы, наверное, были похожи на монахов во время тайной церемонии. Мы шли к запретной галерее, и каждый знал уже, что за ней – вход в разрушенную башню.

Клэр подошла к двери, повернула ручку с потертой позолотой, и на меня пахнуло чем-то гнилостным, старым. Мы вереницей растянулись в длинном коридоре, оставляя после себя следы на пыльном полу. Пыль лежала таким серым, толстым слоем, что не было слышно шагов, и мы двигались почти бесшумно. Присмотревшись, я заметил, что на балках под потолком висят десятки маленьких черных комочков. Летучие мыши спали неподвижно, только иногда то одна, то другая вдруг вздрогнет, что-то противно пропищит, замрет и как будто исчезнет.

Внезапно посреди всей этой безумной смеси из древности и тайны явилась красота. Пребывая в трансе, Клэр запела. Мелодия торжественного древнего гимна отражалась от стен галереи, наполняя собой все помещение.

– Это же та песня, – услышал я шепот Мэй. – Помните, тогда на концерте? Певица смотрела на меня...

С каждым шагом становилось холоднее.

«Сейчас подует ветер», – подумал я, и в ту же секунду навстречу нам начал дуть ветер. Я удовлетворенно кивнул в темноте головой – вот он, опыт. Откуда-то послышался глубокий мужской голос, подхвативший слова песни медиума, безошибочно ведя каноническую партию. Теперь казалось, что поет сам замок.

И вот мы достигли тяжелых давно не открывавшихся дверей. В темноте, освещаемой лишь свечами в наших руках, было едва заметно тусклое зеленоватое свечение, сочившееся из-под них. Мелодия стихла.

«Здесь!» – хрипло произнесла Клэр, указав на двери.

Я легонько подтолкнул Мэй, и она неуверенно вышла на шаг вперед, обернулась и вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул.

– Правда до конца! – крикнула Мэй дрожащим голосом.

Не успело умолкнуть эхо, как раздался сильный грохот, двери провалились куда-то внутрь, а из помещения, которое они закрывали, повалил то ли дым, то ли туман. Через несколько секунд он рассеялся, и перед нашим взором открылся вход в разрушенную башню. Там внутри повсюду была какая-то странная, светящаяся холодным неживым светом, слизь. В самом центре открывшегося зала висели три полупрозрачных кокона, внутри которых можно было угадать неподвижные человеческие фигуры.