Некро-Тур - Ольга Рубан

ли был целиком залеплен грязью. Проверить это он пока был не готов, да и не так уж это было важно. Достаточно того, что второй глаз на месте, открыт и даже двигается в глазнице, разглядывая его, Макса…

Когда кашель и тремор немного утихли, он пересилил себя, взял ее на руки и торопливо, спотыкаясь впотьмах о выпирающие корни, зашагал прочь. Подальше от деревни и случайных свидетелей.

…

Он плохо помнил остаток того дня, когда повесился Степан. Совместными усилиями они вытащили его из петли и отнесли в деревню, к Батюшке, который тут же, не сдерживая радостного возбуждения, принялся готовить того к погребению.

Кажется, Макс что-то говорил, объяснял, оправдывался. А может, ему это потом приснилось. Как и косые, настороженные взгляды. Как и то, что его бесцеремонно вытолкали за дверь, и как он, подобно деревенскому дурачку, брел по деревне, проклиная все вокруг – и ее жителей, и скот, и дома, и небо, и лес, и холмы. Потом были душные, пахнущие подкисшим молоком, слоновьи Акулины объятия и бутыль самогона, после которых он потерялся то ли на несколько часов, то ли на несколько дней, то ли на всю оставшуюся ему жизнь.

…

Он и сам едва ли понимал, зачем тратил драгоценное время и тащил ее так далеко – под злосчастный дуб. Разве что он был исходной точкой их затянувшегося репортажа. Здесь же начиналась и дорога домой. Здесь они встретили Леонида с Ксенией. Здесь повесился Степан. Логично, что и все закончиться должно именно здесь.

Небо на востоке уже посветлело. Он усадил Анку, как куклу, прислонив ее спиной к широкому стволу, отвел от лица слипшиеся в единую бурую массу волосы и кое-как оттер ее лицо краем своей драной футболки. Ужас немного отступил, когда он понял, что все не так плохо, как он опасался. Если честно, все было даже слишком хорошо! Он ожидал активного разложения, червей, высыпающихся из носа и рта, бурлящих в ее животе трупных газов, смрада. Анка же казалась даже более живой и здоровой, чем пока была жива. Нос свернут на бок, один глаз закрыт, некоторая одутловатость черт – вот и все уродства.

Но по мере того, как он разглядывал ее, тем более озадаченным становился. Или с ним играют злую шутку предрассветные сумерки, или… Ему вдруг пришло в голову, что он откопал какую-то другую девушку. Что, если… какой-то умник зарыл свою «добычу» на том же месте уже после него, а он в потемках не разобрал? И бедная Анка по-прежнему киснет в болотистой почве…?

Нет, нелепо. Это Анка. Вон и родинка на кончике носа, которую он так любил когда-то с громким чмоканьем целовать … Глупо ожидать, что после двух месяцев в могиле тело останется прежним, узнаваемым…

Он откашлялся, всмотрелся в ее уцелевший глаз и спросил, растянув губы в фальшивой лягушачьей улыбке.

- Привет… Ты меня… помнишь?

Анка кивнула.

- Ты можешь... говорить?

Она снова кивнула.

- Почему же тогда молчишь? – взволнованно спросил он, - Не хочешь?

Девушка подняла с колена вялую руку, ухватилась за свой нос и с влажным хрустом поставила его на место. Лицо ее при этом даже не дрогнуло, словно она всего лишь поправила прическу, а Макс в шоке наблюдал за тонкой струйкой крови, вытекшей из ноздри на припухшую верхнюю губу. Разве у трупов течет кровь?

- Что ты хочешь? – спросила она спокойно, когда пауза затянулась.

Макс растерянно молчал. За истекшие два месяца он много раз представлял себе и эту встречу, и разговор. В его мыслях Анка всегда обвиняла его, плакала, даже порывалась вцепиться в горло, а он, в ответ, облегчал душу чистосердечной исповедью. Но ни разу ему не привиделся вот такой финал… Может, она…?

- Анют…, - он сглотнул, - Ты помнишь? Ну, как… умерла.

Она снова кивнула, потом бесстрастно произнесла: «Ты меня убил. Задушил».

Он весь сжался и закрыл лицо руками...

Глава 13 (окончание)

Истинно так! В тот день он, пьяный, раздраженный и опустошенный, заявился «домой». Он и сам не знал, зачем. То ли проверить, как там Анка без него живет-поживает, то ли выместить на ней свои злость и отчаянье. А то и все разом.

С яркого солнечного дня он ослеп и некоторое время покачивался на пороге, привыкая к темени избы. А потом среди горы затхлых тряпок засек на кушетке ее силуэт.

- Я ждала тебя, - произнесла она, зашевелилась, и даже сквозь многодневный угар Макс тут же уловил поплывшие к нему смрадные миазмы, - Помнишь, о чем мы с тобой говорили в прошлый раз?

Он кивнул. Он совершенно не помнил не только разговоров, но даже того, когда в последний раз вообще ее видел. Впрочем, он сразу понял, о чем пойдет речь. Все вернулось на круги своя, и нет с этой чертовой карусели выхода.

- Я не была тогда уверена. А теперь – да, - говорила она, между тем. Глаза ее тускло светились в темноте, как у старой, бельмастой кошки, - Я беременна, Мася…

- Опять? – тупо спросил он.

- Господь так распорядился. Послал нам маленького взамен того, погибшего. Как мы его назвали? Тарзан?

- Послушай, - Он глубоко вдохнул, усмиряя стремительно наваливающиеся раздражение и гнев, - Ты не вполне здорова. Но продержись еще немного, ладно? Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы вытащить нас отсюда.

- Вытащить отсюда? Куда?

- Куда-нибудь за холмы. Мне уже все равно, куда, на самом деле. Лишь бы не здесь.

- Ты всегда был фантазером, Мася…, - Анка ухмыльнулась, - Сам же прекрасно знаешь, что за холмами ничего нет…

После долгой паузы он молча развернулся и вышел на двор, снова ослепнув – теперь уже от жаркого солнца. Оглушительно стрекотали кузнечики, напомнив ему жарящийся попкорн. Он присел на завалинку и принялся заколачивать самокрутку. Руки отчаянно тряслись, и драгоценный табак рассыпа́лся, но он и не подумал подобрать листочки. Экономия уже не имела смысла. Степан был единственным, кто выращивал самосад, остальные не курили. У Макса оставался еще небольшой кулёк – при экономном расходе хватит недели на две. А потом всё – или бросать, или курить укроп.

Он хмыкнул и исподлобья повел вокруг себя воспаленными глазами. По дороге две старухи вели на