Борьба за трон. Посланница короля-солнца - Уильям Эйнсворт

— С кого мы начнём?

— С лорда Молинэ.

— Ну, нам не придётся ходить далеко, чтобы видеть этого лорда, — заметил мнимый Питер.

— Как так?

— Да он будет здесь, вот в этой самой комнате, — отвечал Роджер.

— Вы уверены в том, что говорите? — недоверчиво спросил Лент.

— Вполне уверен. Я получил секретное извещение, что завтра в этом доме готовится съезд якобитов. Несомненно, все лица, которых вы желаете видеть, будут на нём.

— Эх, дай-то Бог! — воскликнул Лент. — Это меня избавило бы от напрасной траты времени и денег.

Но почему же вы не сказали этого сразу, глупый вы малый? Впрочем, не бойтесь: я не нарушу своего договора с вами, и вы получите свои две гинеи в день.

— По-видимому, съезд не будет отложен, — сказал Роджер. — Это мы узнаем окончательно завтра утром и сообразно с этим и будем действовать.

Тут в залу вошло несколько новых посетителей. Роджер встал и, пожелав Ленту спокойной ночи, вышел из гостиницы. Подумав немного, он направился к церкви Коллегиатов, как назывался в те времена городской собор.

Здесь на церковном дворе Роджера поджидал его брат Вильям, который сообщил ему, что он посвятил уже в заговор всех заинтересованных лиц и что заговорщики обещали завтра съехаться в Манчестер и действовать так, как он их научил. Эта новость обрадовала Роджера, и он стал надеяться, что его затея увенчается полным успехом.

Условившись с братом, он вернулся в гостиницу и, плотно позавтракав на другой день с Лентом, объявил, что предполагавшийся съезд якобитов состоится непременно.

Пока они сидели и разговаривали друг с другом, в гостиницу вошёл мужчина средних лет, в красивом дорожном костюме, в высоких сапогах и треугольной, с загнутыми краями шляпе, вышитой серебром.

— Это один из них? — тихо спросил Лент, поражённый его красивой наружностью.

— Это Бартоломей Уольмслей из Денкергальфа, — отвечал Роджер.

— Именно таким я и представлял его себе, — заметил предатель.

На самом же деле то был лорд Молинэ.

Чтобы окончательно сбить Лента с толку, мнимый Питер при входе незнакомца поднялся и отвесил ему почтительный поклон.

— А я не знал, что вы вернулись из Франции, мистер Уольмслей, — прибавил он.

— Я вернулся в Денкергальф уж более недели тому назад, — отвечал тот.

— Это мы запомним, — сказал Лент. — А это кто такой? — спросил он, увидя ещё одного якобита.

— Лорд Молинэ.

— Ну, его милость не отличается внушительной наружностью и смахивает на обыкновенного горожанина, — заметил Лент.

Он продолжал ещё всматриваться в мнимого лорда Молинэ, когда появился третий якобит, высокий, красивый мужчина в богатом костюме.

— Я, кажется, догадываюсь, кто это, — заметил Лент.

— Кто же это, по вашему мнению?

— Сэр Вильям Джерард.

— Верно, — сказал Роджер, едва удерживаясь от смеха.

То был сэр Роуланд Станлей.

— А вот этот, несомненно, сэр Роуланд Станлей, — продолжал Лент, подмигивая на вновь прибывшего посетителя.

— Верно. Вы очень быстро соображаете, сэр. Только не спутайте лиц.

— Я никогда не забываю лицо, которое однажды видел, — отвечал Лент. — Это кто такие?

— Первый — сэр Томас Клифтон, а тот, который идёт за ним — мистер Вильям Диккенсон.

— Этот Клифтон удивительно похож да вас, Питер, — заметил Лент. — Можно подумать, что это ваш брат.

— Это мне очень приятно слышать, сэр, — громко сказал мнимый Питер. — Вот идут ещё двое, — продолжал он. — Тот, который постарше, Филипп Лантон. Помоложе — Блонделл из Кросби.

— Мне всегда казалось почему-то, что Блонделл — молодой человек, — заметил шпион. — Ему, по-видимому, не больше лет тридцати. Это я отмечу в своей книжке.

Мало-помалу все нужные Ленту лица собрались. Усевшись посредине комнаты, они сделали вид, что о чём-то совещаются. Лент чувствовал, что вот-вот его вышвырнут отсюда вон и, желая предупредить такой случай, готовился уже исчезнуть из зала, как вдруг дверь широко отворилась и хозяин ввёл нового незнакомца — сильного мужчину в малиновом камзоле, расшитом золотом, которого он называл мистером Траффордом.

Якобиты заволновались при его появлении.

— Извините меня, господа, что я помешал вам, — сказал Траффорд, снимая шляпу. — Я узнал, что вы здесь и приехал пригласить вас к себе в Траффорд, где я рад буду вас видеть.

— Что ж господа, едем, — сказал тот, которого Питер выдал за лорда Молинэ. — Нам здесь больше делать нечего.

— Конечно, — раздалось несколько голосов.

— В таком случае прошу вас следовать за мною, — сказал Траффорд.

И якобиты разом вышли из комнаты, оставив Лента в полном недоумении.

— Что это значит? — спросил он Роджера.

— Не могу понять сам, — отвечал тот. — Очевидно, собрание состоится у Траффорда в более интимной обстановке. Счастье, что они прежде всего заглянули сюда.

— Траффорд якобист и папист, но он не замешан в заговоре. Иначе мы могли бы их всех арестовать у него.

— Не советую вам этого делать. Если вы появитесь в доме Траффорда, то едва ли выйдете оттуда.

Между тем якобиты вышли во двор и, велев ожидавшим их слугам подавать лошадей, под предводительством лорда Молинэ, двинулись по направлению к Экклесу. Добравшись до этой деревеньки, славившейся в те времена своими пирогами, они сделали остановку.

— Я думаю, господа, что мы славно одурачили этого негодяя! — воскликнул лорд.

— По-видимому, нам это удаётся, — отвечал за всех Траффорд.

Поместье Траффорда, куда направлялась кавалькада, лежало среди прекрасного дубового леса, омываемого рекою Ирвелль. Дом был построен из чёрного и красного леса, как в те времена обыкновенно делалось в Ланкашире. Многие из этих домов впоследствии были срыты и уступили место новейшим зданиям, — такая участь постигла между прочим и дом Траффорда, — с которыми не было уже связано столько исторических воспоминаний.

Траффорды — один из древнейших римско-католических родов в Ланкашире — жили здесь ещё до появления Вильгельма-Завоевателя. В те времена, к которым относится наш рассказ, все представители этого рода крепко держали сторону короля Иакова и пламенно желали вернуть ему престол. Но, отличаясь спокойным темпераментом, они не принимали участия ни в каких заговорах и уклонялись от всяких поручений сверженного короля.

Однако Траффорда нельзя было назвать равнодушным к — делу Иакова. Когда