Наши зимы и лета, вёсны и осени - Мария Романушко

Я смотрю на нашего Доктора и никак не могу рассмотреть черты его лица. Необыкновенная доброта, излучаемая этим лицом, как бы заслоняет его черты…

Середина ноября – а метет, как в феврале… Белые, косматые смерчи несутся по выстуженному, заваленному сугробами городу. Редкие прохожие пробегают, уткнув лица в воротники.

Накануне я обещала тебе, что сегодня мы поедем в гости к Доктору.

Две недели прошло с нашей последней поездки в Филатовскую, и ты изнылся: «Хочу в Филатовскую!…»

– Ну, что, едем в гости? – спрашиваю тебя. – Смотри, какая метель!

– Ведь же решили! Значит, надо ехать. Зачем переменять решение?

Накутываемся потеплее и выходим – в безлюдье и холод. Дыхание тут же забивает обжигающе-душным, огромным, не умещающимся в лёгких ветром. Ты судорожно раскрываешь рот, ветер выжимает из глаз слёзы. Ты прячешься за мою спину.

– Может, вернёмся? – кричу я тебе сквозь метель. – Мы даже до метро не дойдем!

– Зачем переменять решение? – кричишь ты в ответ. – Ведь же решили!…

На наше счастье из-за угла дома выныривает такси с зелёным спасительным огоньком. Мы машем ему в четыре руки. Вваливаемся в тёплый уют машины и не можем отдышаться.

– Интересно, какая сегодня будет очередь? – говоришь ты.

– Какая б ни была, уже едем…

В травмапункте ни души. Гардеробщица дремлет у пустых вешалок. Мы не стали её тревожить, оставили наши пальто на топчане.

Дверь знакомого кабинета приоткрыта, и мы проходим в эту дверь, забыв постучать.

Наш Доктор сидит на своем месте – за столом у окна, в окружении врачей и медсестер. Видно, сошлись поболтать, – не каждый вечер такая метель и травмапункт пустует.

При нашем неожиданном появлении разговор смолк, и лицо Доктора, нашего милого Доктора вспыхивает нам навстречу улыбкой:

– Как хорошо, что вы приехали! Здравствуйте… Здравствуй, Антон!

– Вот, Доктор, на экскурсию к вам приехали. Приворожили вы моего сына какими-то загадочными щипчиками!

– Какими щипчиками? – не понял он.

– Да теми, что палец ему вскрывали! Он просто влюбился в эти щипчики!

– Саша, – обратился Доктор к одному из ассистентов. – Проводи, пожалуйста, молодого человека в операционную. Только смотри, чтобы на стерильное кресло не влез с ногами.

И ты отправляешься в «комнатку», о которой грезил все эти дни.

– Вы даже не представляете, какую радость вы нам доставили Антошиными стихами! – говорит Доктор. – Мы с женой целую неделю их читали, не торопясь, каждый вечер понемногу…

Я сижу напротив Доктора, на том самом стуле, что и прежде, но уже не посетительница, а его гостья. С этой минуты мы уже не чужие.

Блаженно, но сдержанно улыбаясь, ты выходишь из операционной.

– Ну, что, всё посмотрел? – спрашивает Доктор.

– Всё! – отвечаешь ты. – Все щипчики, все баночки!

Доктор подхватывает тебя и сажает к себе на колени. Ты смущен. Ты ещё никогда не сидел на коленях у мужчины…

– Ну, как палец? – спрашивает Доктор. Он берет твою руку и на мгновение становится прежним доктором, которого мы знали до этого дня: внимательным и сосредоточенным. – Прекрасно! Как новенький! – говорит он, улыбаясь своей открытой, мальчишеской улыбкой. И неожиданно предлагает: – Антон, почитай нам свои стихи. Пожалуйста!

Ты не заставил себя долго упрашивать. До сих пор с грустной радостью вспоминаю твой маленький сольный концерт в метельный вечер в травмапункте Филатовской больницы…

– Стихи про мухи!

Мухи на носу сидели,Мухи на ухо глядели!Мухи на носу качались,Мухи за ухо щипались!

– Стихи про «любишь»!

Любишь, любишь –недолюбишь.А полюбишь – перелюбишь!

– Стихи про сову!

Прилетела совушкана торшер.Зажигает крыльями огонек…

– Стих про маму!

Мама вьет гнездо на деревеВ этот снежный ранний час…

– Вот… – говоришь ты и замолкаешь, залившись румянцем, смущенный всеобщим вниманием, восторженными возгласами и аплодисментами.

– А я знаешь, что запомнил? – говорит Доктор. – «Жевуземчики поет этот старый бутерброд»!

Все смеются.

– Антон, откуда ты знаешь, что значит «жевуземчики»?

– А я и сам не знаю, откуда. Всегда знал, – пожимаешь ты плечами.

– Когда Антону было три года, я сдавала сессию, и мы с ним занимались французским вместе. С тех пор «жевуземчики» и остались, – говорю я.

Доктор смеется.

– Знаешь, что, Антон? – говорит он. – Приезжай ко мне в гости!

– Что мы и делаем! – говорю я.

– Да нет, не сюда! Домой. К нам домой. Мы с женой приглашаем вас в гости, – говорит он.

У него синий, по-детски открытый взгляд. Такой же синий взгляд, такая же метель… Всё это уже было однажды… в Риге. Как будто взглянули на меня синие глаза моего отца…

– Мы приедем, – говорю я.

– Правда? – он вспыхивает улыбкой. – Правда, приедете?

– Почему же нет? С удовольствием приедем к вам в гости.

– А вы приедете вдвоем или… втроем?

– Дело в том, что нас всего двое. Не считая черепахи, которая сейчас в спячке. Так что приехать мы можем только вдвоем.

Мы смеемся…

– А у нас как раз невеста для вас! – говорит Доктор. («Так я и знала!»)

– Сколько же лет невесте?

– Восемь месяцев.

– О!… Прекрасный возраст! – говорю я, и мы смеемся…

Он записывает на бланке травмапункта свой домашний телефон и адрес.

Мы договариваемся о дне нашего приезда.

– Когда выйдете из метро, позвоните, я выйду, встречу вас.

– Позвоним.

Доктор, провожая нас, выходит с нами в коридор. Здесь по-прежнему ни души.

– Удивительный сегодня вечер! – говорит он. – Никого… Пять лет работаю здесь и не помню такого. Сбегаю пока в клинику, надо взглянуть на одного мальчика. Сегодня была очень тяжёлая операция…

– Вы и в клинике оперируете? – спрашиваю я.

– Не оперирую. Делаю послеоперационную анестезию. Представляете, что это такое?

– Приблизительно…

– Понимаете, самое страшное, когда ребёнок просыпается после наркоза. Боль после операции для него страшнее самой операции. А дети не должны испытывать боли…

– Мальчик маленький?

– Десять лет. Он спит, я звонил туда. Но мне всё равно на него взглянуть надо. А то я сам ночь спать не буду.

Мы выходим во двор, в неутихающую метель…

– Мне – туда. – Доктор показывает на хирургический корпус, темнеющий в глубине двора за старыми деревьями.

Мы прощаемся.

– До встречи, Антон! Жду тебя в гости. Приедешь?

– Приеду!

Твоей маленькой руке тепло и уютно в большой и сильной руке Доктора.

Итак, мы едем в гости к Доктору. Уже через три дня…

Заходим с тобой в «Детский мир». Совершенно не представляю, чем играют невесты в таком возрасте… Со всех сторон таращатся на нас лупоглазые куклы и пыльное плюшевое зверье. Нет, всё не то! Наконец, наше внимание привлек симпатичный львенок абрикосового цвета. Львенок издавал радостный, приветливый визг. Пусть у нашей невесты будет такой симпатичный абрикосовый дружок. Пусть играет…

Выходим, распаренные, из игрушечного царства под мокрый, липкий снег. Опять осень!… И какая-то уж очень тоскливая. Только сейчас, держа в руках подарок для его дочки, я наконец призналась себе: нет, не могу я туда ехать. Не могу. Стоит только представить: вот мы входим в их дом, вот Доктор берет на руки свою дочь… и забытая детская зависть обжигает мне сердце. Оказывается, я до сих пор не выросла из неё. Оказывается, во мне до сих пор живет маленькая девочка, все мечты которой начинались со сказочного: «Если бы у меня был папа…»

Но не только зависть. С ней бы я справилась!…

Впервые за шесть лет нашей-с-тобой жизни я почувствовала, что двое, не считая черепахи, – это не трое. Никогда мне ещё не было так больно за тебя. До этой осени, до этих наших поездок в Филатовскую я думала, что смогу заменить тебе всех, и ты никогда не догадаешься, что бывает по-другому. Догадаешься, конечно, но, крайней мере, не так скоро… Ведь мы были счастливы с тобой до этой осени, правда, сынок? Мы и сейчас счастливы. Только не нужно нам ездить в гости к Доктору. Упаси тебя Бог от этой мучительной зависти, которая терзала меня в детстве. Которая до сих пор нет-нет да и царапнет меня…

Так что же делать? Ты так ждешь этой поездки. Имею ли я право лишать тебя общения? Вот так, из боязни, что потом будет больно? Что ж… наверное, уже настала пора выходить нам из замкнутого счастливого круга: ты да я, да мы с тобой. Не сегодня, так завтра… От боли не спрячешься, всё равно она настигнет нас – не сегодня, так завтра…