Обыкновенная жадность - Фридрих Незнанский

— Очень хорошо. В таком случае именно ты по-прежнему на «хвосте» у Банникова. За тобой, Володя, по-прежнему Кабул со всеми его перемещениями. И — это касается всех — докладывать лично мне по мобильному, как минимум, каждые три часа, не считая нештатных ситуаций, если таковые возникнут. Так что там, Слава, насчет его ЧОПа?

Вячеслав Иванович, успевший расслабиться, слегка вздрогнул, не ожидая, что именно в этот момент его дернет Турецкий. Но сориентировался моментально.

— Сейчас… Скажи мне только, Славского ты собираешься вызывать?

— Я с ним собираюсь поговорить, — вздохнул Александр Борисович, — попробую завтра позвонить и пригласить, если сам не явится… Никто, часом, не забыл, что он — гражданин США?

— Ты полагаешь, может и сам объявиться?

— Я полагаю, что следующий его визит будет к генералу Баканину, а с ним я уже договорился относительно того, чтоб он Славского на знакомство с нами подбил… Слав, насчет ЧОПа?

— А тут все как в плохих детективах, господа, — покачал головой Грязнов-старший. — Ну это когда менты абсолютно точно знают насчет организации, что она — преступная, а поймать не могут. Помните убийство директора «Бетты-плюс»?

— Банкира, что ли? — нахмурился Турецкий.

— Его… В общем, уйма косвенных деталей и ниточек, свидетельствующих о том, что подозреваемый в «заказняке» месяца за полтора до этого активно якшался с Кабулом, а через неделю после убийства с его счета исчезла сумма — в точности такая же, какая объявилась на счету ЧОПа. Однако все, кто мог бы помочь в этом деле несчастным ребятам из УВД и присоединившимся к ним из МУРа, словом, пойти в свидетели… делать этого не только не хотят, но и вообще начинают страдать провалами памяти, едва разговор не то что приближается к Кабулу и его фирме, а хотя бы намек на такую перспективу появляется… Ну и собрал он там, конечно, помимо кое-кого из «ветеранов» Муси в основном «чеченцев» первой… Дальше рассказывать?

— Дело по «Бетте-плюс» поглядеть нельзя? — поинтересовался Саша.

— Ну… Попробую что-нибудь сделать, только вряд ли это тебе что-то даст: самый существенный из нарытых фактов я тебе уже сказал — насчет суммы, перепрыгнувшей со счета на счет… Да они особо-то и не таились с этими деньгами, следов не путали! И не подкатишь: мало ли за какие услуги?… А тот факт, что вокруг Кабулова ЧОПа слухи ходят и все на одну тему — мол, оказывает его фирмочка в числе прочих и киллерские услуги, — к делу не подошьешь.

— Это что касается его «сотрудников», — вздохнул Саша. — Насчет них поверить могу. Только скажи, ты веришь, что Кабул и сам такими делами не гнушается? Насколько знаю, за ним и в лучшие годы никакой мокрухи не водилось.

— Александр Борисович, — негромко произнес Володя Яковлев, — можно я скажу?

— Конечно, Володь. Что у тебя?

— Да так, может, и ерунда, но все же… Я сегодня утром тоже со своим агентом встречался. Поскольку вы меня подвесили к Кабулу, решил поспрошать одного человечка, пересекавшегося с ним еще в Афгане, где он схлопотал свое погоняло…

— И что?

— Мой знакомый утверждает, что любимым оружием Клабукова в те времена был нож… Вроде бы он владел им просто блестяще… Ерунда, конечно, я понимаю…

— Да какая ж это ерунда?! — не выдержал Померанцев. — Да ты что, Володь? Сан Борисыч, скажите ему…

Турецкий покачал головой и улыбнулся:

— Знаешь, Володя, как ни странно, но Валерий на сей раз прав… Слава, а как тебе эта «деталька»?

— А что? — Вячеслав Иванович с довольным видом поглядел на Яковлева и кивнул: — Я всегда говорил, что Володька отличный опер… Вот что значит наследственность[5]

18

Внешне Владимир Иванович Клабуков, он же Кабул, держался, во всяком случае на первый взгляд, вполне спокойно. Однако долгие годы следственной практики давно научили Турецкого подмечать детали мелкие и вроде бы несущественные, на самом же деле свидетельствующие о подлинном состоянии собеседника.

А посему, доброжелательно поздоровавшись с визитером и вполне преднамеренно, не забыв извиниться, попросив подождать его «еще минуточку», пока он допишет уже почти исписанный лист неведомого Кабулу «документа», Александр Борисович старательно продолжил заполнять бумагу… совершенно ни ему, ни кому бы то ни было еще не нужную. Конечно, Клабуков не мог знать, что сия сценка разыгрывается перед ним важняком специально, с целью вполне конкретной, — так же, как и вполне преднамеренно его, явившегося в Генпрокуратуру точненько ко времени, указанному в повестке, продержали в приемной Турецкого ровно двадцать минут. Всем известно, что следаки вечно пишут, исписывая горы бумаг. А от этого обалдевают и тупеют, на радость своим «клиентам».

С такими персонажами, как Кабул, чья совесть последний раз была чиста еще в колыбели, этот прием, как определял его для себя Саша, «эмоциональной раскачки», в девяти случаях из десяти срабатывал: вначале вызванный в целях дознания, но неизвестно, какого именно, фигурант начинал нервничать в ожидании вызова из приемной в кабинет; затем, попав наконец туда и обнаружив «отупевшего» от писанины, явно не имеющей к нему отношения, следователя, неизбежно слегка успокаивался и, соответственно, расслаблялся. С Кла-буковым прием сработал на сто процентов, тем более что от Сони он уже знал, что Генпрокуратура по каким-то причинам вновь заинтересовалась делом покойного друга Муси и опрашивает свидетелей по второму кругу.

Решив, что важняк не обращает на него внимания, уткнув нос в свое эпистолярное творчество, Кабул старался мысленно прогнать в уме все, что заготовил в этой связи к озвучиванию, дабы, не приведи бог, не выскочило что-нибудь лишнее. И сам не заметил, как, подумав об этом «лишнем», до хруста сжал пальцы рук, сцепленные на коленях. В ту же секунду Турецкий резко поднял взгляд от писанины и глянул Клабукову прямо в глаза, чего тот никак не ожидал. «Приемлемо», — усмехнулся про себя Александр Борисович, успевший поймать в глубине зрачков фигуранта вспыхнувшую искорку страха.

Итак, Кабул и волнуется, и боится, даже будучи уверенным, что вызван сюда как свидетель по успевшему покрыться пылью делу его убиенного друга. Значит, основания нервничать у него есть.

— Прошу прощения за задержку, — снова произнес Турецкий и кивнул Померанцеву, пристроившемуся за спиной Кабула возле журнального столика с целой пачкой протоколов дознания, которые в момент появления фигуранта по распоряжению своего шефа тоже заполнял столь увлеченно, что даже на приветствие «гостя» не ответил. Кивок Турецкого означал, что Валерий может включать записывающую аппаратуру, что тот и сделал.

— Ну что вы? — выдавил из себя Клабуков. — Я понимаю, вам приходится заполнять кучу бумажонок…

— Ну вам, вероятно, тоже? — Саша прищурился и вновь поглядел на своего собеседника в упор.

— Мне?… А-а-а, ну да… Особенно по налогам, — не сразу сообразил тот, что речь идет о его сегодняшней деятельности.

— Но, вероятно, дело того стоит? Я имею в виду по доходности?

Клабуков, ожидавший совсем иных вопросов, а никак не собеседования о доходах его фирмы, раздраженно пожал плечами:

— Какие там доходы — так, едва на плаву держимся!

— Ну так уж и едва на плаву? — изобразил удивление Саша. — Знаете, восемь лет «на плаву» — это исключительно много. Если не ошибаюсь, ваш ЧОП зарегистрирован через два с половиной месяца после гибели адвоката Дубко?

— Не помню, я не считал. Но то, что после смерти Мирослава, — верно… Я слышал, что следствие по этой истории возобновлено?

Теперь в глазах Кабула читалась настороженность, он явно собрался внутренне, коли уж делает попытку прощупать почву под ногами.

— Да-а-а, — протянул задумчиво Саша, — что ни говорите, а история и впрямь таинственная…

На вопрос Кабула он и не подумал ответить, задав вместо этого свой:

— Неужели уже поползли слухи насчет доследования? Надо же! Не успели, как говорится, дело с полки снять.

— Насчет слухов не в курсе. Лично я узнал от бывшей подруги Му… Мирослава, Софьи Эдуардовны Соркиной. У нее побывал кто-то из ваших сотрудников.

— Вижу, вы с ней общаетесь, несмотря на гибель своего друга?

— Надеюсь, мне это не собираются вменять в вину? — Кабул усмехнулся: — Да, общаемся, я бы даже сказал, приятельствуем. Но не более того.

— Так уж и не более того? — вздохнул Турецкий и посмотрел на Кабула укоризненно. Тот мрачнел на глазах.

— Что вы имеете в виду? — буркнул Клабуков, лихорадочно пытаясь вычислить в уме, чего именно не сказала ему проклятая дура Сонька и где она могла проколоться.

— Допустим, вашу заботу о Софье Эдуардовне, связанную с приездом ее американского кузена… Славского, кажется?

Потемневший лицом Клабуков тем не менее прореагировал на слова Александра Борисовича чуть спокойнее ожидаемого. Пожав плечами, ответил почти безразлично: