Представление должно продолжаться - Екатерина Мурашова

– Товарищ Январев! Мы сегодня же разберем стену и у нас будет полтораста штыков! – кричит от входа молодой рабочий.

– Простите?

– Я с завода Михельсона! Мы еще в марте на всякий случай замуровали в перемычке между цехами полтораста винтовок.

– Очень предусмотрительно, – смеется Январев. – Действуйте.

Обыватели спят или встревожено переговариваются за столами в гостиных при притушенном свете ламп.

По улицам проносятся грузовики. В кузове плечом к плечу стоят люди. Вперед и назад из кузова торчат в темноту пулеметные дула. Когда грузовик попадает в полосу света, чуть поблескивают офицерские погоны. На перекрестках – дымные костры и красногвардейские патрули. На стенах домов – обрывки старых и, поверх них, новые воззвания от всех на свете.

«Товарищи и граждане! Налетел девятый вал революции. Петроградский пролетариат разрушил последний оплот…» – от Военно-революционного комитета. «Все с оружием в руках – на Скобелевскую площадь!» Загадочная подпись: Ц.И.К.М.С.Р.С. и К.Д. «Московское население должно в едином порыве сплотиться для подавления мятежа губителей революции…» – Московская дума. «…Следует всемерно поддержать Временное правительство и дать жесткий и бескомпромиссный отпор…» – Комитет общественной безопасности.

Женщина в синем пальто целеустремленно пробирается по почти безлюдным улицам к Тверской, потом к генерал-губернаторскому дому, что-то объясняет патрулям самокатчиков, заходит внутрь, идет сначала по второму, потом по третьему этажу, заглядывая подряд во все помещения.

На прямой вопрос какого-то матроса, с озабоченным лицом роющегося в небольшой кучке офицерских кортиков, ножей и гвардейских сабель: товарищ, вы по делу пришли? – твердо отвечает: Да, товарищ, по делу. Пришла служить революции.

Матрос кивает и смотрит с уважением – на восторженную гимназистку женщина отнюдь не похожа.

– Вот и славно. Вы ведь наверное умеете складно писать, а то и на машинке печатать? Так у нас как раз есть для вас дело. Сейчас пройдемте вниз, там у нас гектограф стоит…

Они идут анфиладой комнат с большими окнами, где на стенах еще висят портреты значительных личностей, которые завтра же, скорее всего, будут отсюда сброшены. Личности тоже смотрят на женщину, пришедшую служить революции – в отличие от матроса, испуганно и недоуменно.

Высокий холодный актовый зал Александровского юнкерского училища полон людьми. Старинная лепка, портреты великих полководцев, огромная батальная сцена на потолке. В зале очень много раненных, пришедших сюда из многочисленных московских госпиталей. Перевязанные головы, костыли, руки, висящие на перевязи. Офицеры московских запасных полков и те, кого события застали в отпуске или командировке.

Сообщение президиума Совета офицерских депутатов о происходящих событиях. Предложения о мерах по объединению офицерства.

Выступают представители полков. Все говорят одно и то же: полк распропагандирован, рассчитывать на солдат, как на единую военную силу, нельзя. Но и на стороне большевиков солдаты без офицеров, вероятнее всего, не выступят. Скорее просто разбегутся, как мыши из разворошенного стога.

Командующего войсками Московского округа полковника Рябцева нет в зале и никто не знает, когда он прибудет. Пробуют ему дозвониться – его нет дома.

– Он должен быть здесь! В такой час!

– Господа офицеры, это измена!

– Нужно избавиться от него, пока не поздно!

Председательствующий звонит в колокольчик, увещевает собравшихся, напоминает о воинской дисциплине.

– Самовольно сменив командующего, мы ничем не будем отличаться от мятежников!

Офицер-летчик рассказывает об арестах в его части и просит сил для охраны ангаров с самолетами, иначе они достанутся большевикам.

Вслед за ним выступает артиллерист.

– Если мы хоть чуть-чуть промедлим, сотни пушек окажутся в руках мятежников!

Вне очереди просит слова юнкер Михайловского училища из Петрограда, только что сошедший с поезда. Когда ему предоставляют трибуну, он не сразу может начать говорить от волнения.

– Господа… Господа, бой в Петрограде идет и сейчас. Сотни юнкеров, сестер, офицеров растерзаны большевиками. Если мы не удержим рубежей, это будет последний день… последний день… – юнкер хочет еще что-то сказать, но, обхватив голову руками, сбегает с трибуны.

Несколько секунд тишины, потом общий рев, вблизи распадающийся на отдельные выкрики:

– Довольно болтать! Сейчас нельзя терять ни минуты!

– Мы воины или балаболки?!

– К оружию!

Председатель машет руками, звонит в колокольчик, что-то кричит – его никто не слышит.

На трибуну, ни у кого не спрашивая разрешения, входит человек в полковничьих погонах. Резкие черты гладко выбритого лица, небольшая бородка-эспаньолка, красивые выразительные руки, холодный блеск глаз.

– Если я вижу перед собой стадо – я уйду. Если передо мной офицеры – я буду говорить.

Шум постепенно стихает.

– Господа офицеры! – говорит полковник. – Все предельно ясно. Время болтовни закончилось. Вокруг предательство и мятеж. Мы должны сражаться. Оружие, которое еще надо достать, и сплоченность – вот две составляющих нашего успеха. Командующий – изменник. Я предлагаю здесь же, немедленно избрать достойного доверия военачальника, которому мы все безоговорочно подчинимся. Дальше всем следует построиться в роты, разобрать имеющиеся винтовки и начать боевую работу. Направления ее также ясны. Артиллерия, Кремль, арсенал, телефонная станция, необходимо укрепить по всем правилам военного искусства и подготовить к обороне здания Александровского и Алексеевского училищ, городской Думы, гостиницы «Континенталь»…

– Кто вы такой? – раздается крик из зала.

– Назовитесь! Откуда вы взялись?

– Я был в Москве в отпуске по семейным обстоятельствам и завтра должен был возвращаться на фронт, но решил остаться здесь, потому что судьба Отечества сегодня решается в Москве. Полковник Рождественский. К услугам – вашим и России.

Глава 13,

В которой Соня Кауфман ищет протекции у большевиков, встречаются два ветерана боев на Красной Пресне, а дети в Синих Ключах собирают опарышей.

Адам Кауфман, Петроград – Аркадию Арабажину, в Москву

Аркаша!

Твои следы снова исчезли во взвихрившемся сумраке общественных событий и мне страшно опять, уже окончательно, тебя потерять. Пишу на адрес твоей сестры Марины – должен же ты когда-нибудь у нее появиться? Или у настоящих большевиков, как у первохристиан, нет родственников и друзей?