Русские чернила - Татьяна де Ронэ

Он присел на край пирса, у самого обрыва. Отсюда его никто не мог увидеть, даже сверху. Он улыбнулся в темноте. «Блэкберри» сиял у него в руке как драгоценность. Он лихорадочно открыл сообщение от Сабины. Снимок был сделан на той же широкой постели, что и предыдущий. Сабина стояла на четвереньках, нагая, выгнувшись, как кошка, растрепанные волосы разметались по сторонам. Кто же снимал? Муж? Любовник? Ему было все равно, старый это снимок или сделан только что. Воздействовал он немедленно и безотказно. Он ответил умоляюще: «Еще, прошу тебя. Быстрее». И тут же получил еще сообщение. Та же постель, та же голубая простыня. Но на этот раз воображению не за что было зацепиться: Сабина лежала на спине, открытая и торжествующая во всей своей чувственности. Сообщение было снабжено словами: «Ну а теперь, Николя Кольт, скажи, и скажи в подробностях, что бы ты сейчас сделал, если бы оказался рядом со мной. И пожалуйста, без романтизма». Что бы он сделал? Мастурбируя, он пожирал снимок глазами. Он хорошо знал, что бы он сделал. Трахнул бы ее самым грубым образом. Чего уж проще. Никаких нежностей, ласк и прелюдий. Он не тратил бы время, чтобы выяснить, готова ли она, и не стал бы заботиться, не слишком ли он скор и не больно ли ей. Никаких презервативов. На территории мечты он волен делать все, что хочет. Оргазм был таким быстрым и таким сильным, что он чуть не выронил телефон. Несколько секунд он почти не дышал, потом снова прыгнул в воду, чтобы освежиться. И уже на берегу лихорадочно отбил несколько коротких, неистовых фраз, на которые его вдохновило фото. Он больше ее не щадил, писал, как думал. И не заботился о том, чтобы писать без ошибок. И непристойности его больше не смущали. Никакого романтизма, сама ведь требовала. Никогда еще Николя Кольт не адресовал женщине такой откровенной порнографии. В конце послания он приписал: «Можешь мне позвонить? Сейчас же? Я хочу услышать твой голос, хочу услышать, как ты себя заводишь. Позвони». И дал ей свой телефон.

Когда Николя добрался до номера, то ли слишком поздно ночью, то ли слишком рано утром, он увидел записку, положенную ему на подушку так, чтобы было видно: «Я так счастлива. Наш ребенок. Наш ребенок! Я люблю тебя. Мальви».

– Привет, Гермес, – пророкотал голос, который он узнал бы из тысячи.

Николя поднял голову. Ему улыбалась Дагмар Хунольд, в белом купальнике, плавательных очках и шапочке. Ее величественный белый силуэт был словно впечатан в небесную твердь.

– Поплаваем? – предложила она.

Не дожидаясь ответа, она спустилась по лесенке в воду и поплыла мощным кролем на спине. Николя сбросил халат и последовал за ней. В это утро вода была холодней, чем обычно, и Николя с трудом поспевал за белой тенью. А Дагмар Хунольд будто двигала какая-то таинственная сила. Николя не выспался, и его раздражало, что надо плыть так быстро, чтобы ее догнать. Черт возьми, ей же больше шестидесяти… И как ей это удается? Она между тем направлялась к рифу, темневшему метрах в восьмистах от берега. Николя стиснул зубы и продолжил погоню. Все бросить и повернуть назад было бы слишком большим унижением. Они отплыли уже довольно далеко от «Галло Неро». Вот идиот, и куда же заведет его гордыня? А все ради того, чтобы не оплошать перед великой, уникальной, исключительной Дагмар Хунольд. Чтобы произвести на нее впечатление. Сколько он еще сможет продержаться? Тем более что, по всей логике, каждый пройденный метр ему придется проплыть и в обратном направлении. Он уже готов был признать свое поражение и повернуть назад. Однако, подняв голову, с облегчением увидел, что риф находится совсем близко и они наконец приплыли. Дагмар Хунольд уже выбиралась из воды с неуклюжей грацией белого медведя. Пальцы Николя наконец-то нащупали край шершавой скалы, и он чуть не издал ликующий вопль.

– Вылезайте, Гермес, – скомандовала она, сняв шапочку и приглаживая седые волосы.

Николя с трудом отдышался и выбрался на гребень скалы. Усевшись с ней рядом, он все никак не мог унять дрожь в руках. Губы у него тоже дрожали.

– Ну как, понравилось? – спросила она, выждав время.

– Понравилось, – ответил он, все еще задыхаясь. – Однако вы прирожденный пловец, за вами не угонишься.

Она чувственно хохотнула:

– Мать всегда говорила, что я научилась плавать раньше, чем ходить и говорить.

Их взгляды разом обратились к отелю, маленькой охряной точке на серой скале. Николя и сам не понимал, как ему удалось сюда доплыть. Хорошо, что можно передохнуть. А вдруг она сразу поплывет обратно? Надо ее задержать, задавать какие-нибудь вопросы, тогда не придется сразу лезть в воду и плыть за ней.

– А где вы научились плавать? – спросил он.

– На Севере, там, где и родилась.

– Вода там очень холодная, правда?

– Холодная, но уж какая есть. А вы где научились?

Если бы Дагмар Хунольд что-нибудь о нем знала, она была бы в курсе, что Николя Кольт проводил летние каникулы в Биаррице и научился плавать в Пор-Вьё, а учил его отец. Как и миллионы читателей, она бы знала, что его отец утонул летом девяносто третьего. Но она демонстративно продолжала вести свою игру. Ладно, он тоже сделает вид, что ничего о ней не знает. И как это он раньше не додумался? Он рассмеялся:

– Меня научил отец. Мне тогда было лет пять-шесть. На юге Франции.

– Так вы француз? – спросила она, не отводя глаз от «Галло Неро».

– Да.

Как же она может не знать! Ведь ему пришлось в две тысячи шестом доказывать свое гражданство, потому что отец родился в России, а мать в Бельгии. И сама идея книги пришла именно отсюда! А Хунольд – дама ловкая и хитрая.

– А живете вы в Париже? – продолжала она.

– Да, а вы?

Чайка принялась нарезать круги у них над головой, и они, не сговариваясь, подняли глаза и следили за полетом, пока она не исчезла.

– Так… То здесь, то там, – уклончиво отозвалась она.

Дагмар Хунольд улеглась на плоском участке скалы, закрыв глаза и подставив лицо солнышку. Ему тоже хотелось лечь, но не было подходящего места, и он так и остался сидеть рядом. Теперь можно было разглядеть ее массивное тело. Даже вблизи оно не выглядело рыхлым и странно светилось в солнечных лучах. Ее любовная жизнь была для Николя загадкой. Интересно, с кем она живет сейчас? С мужчиной? С женщиной? Когда она занималась любовью в последний раз? Кого сжимала этими массивными бедрами? И какова она в постели? Что ей лучше всего удается? В животе у нее заурчало, значит она еще не завтракала. Мысли Николя вернулись к Мальвине, к скандалу, который его ожидал. Как сказать женщине, что он ее не любит и не хочет от нее ребенка? И он представил себе, как исказится от боли ее лицо, напоминающее формой сердечко.

– Вы впервые в «Галло Неро»? – спросила Дагмар Хунольд.

Он был ей благодарен за то, что отогнала мысли о Мальвине.

– Да. А вы?

– Я когда-то приезжала сюда с другом. Здесь все по-прежнему, ничего не изменилось, разве что только время. Идеальное место для такой эпикурейки, как я.

– Я думаю, старина Эпикур его бы не оценил по достоинству.

Она села и бросила на него быстрый взгляд, спустив бретельки купальника. Чистая белизна ее кожи его изумила.

– Вот как? Почему? – поинтересовалась она.

– «Галло Неро» для Эпикура слишком роскошен, – пояснил Николя. – Эпикур привык к бедности. Когда ему хотелось пить, он предпочитал стакан простой воды, а не бокал превосходного «шато-икема».

– Вы хотите сказать, что мы лишили эпикурейство его первоначального смысла?

– Совершенно верно, – сказал Николя, поглаживая шершавую поверхность камня. – Современный эпикуреец – это толстый тип с сигарой, он храпит в гамаке после обильной еды и литрами поглощает вино.

Она снова засмеялась:

– Ладно, я все равно стою на своем. Я эпикурейка, когда приезжаю сюда. В благородном смысле слова, а не как тот тип в гамаке. Для меня ценна не сама по себе здешняя кухня или прекрасное обслуживание. Здесь я могу отойти от суеты внешнего мира, от всех трагедий и хаоса наших городов, которые меня бесят. Здесь я могу насладиться редкими моментами полного покоя и ясности.

Дагмар Хунольд замолчала и посмотрела на него своими серо-голубыми глазами. Он не опустил глаз. Сказать или нет, что он чувствует то же самое? Она, конечно, сочтет его льстецом, но в ее словах он узнал себя и теперь умирал от желания ей открыться. А если это способ заманить его и заставить бросить Алису Дор? Поди знай. Все равно никак не поймешь, что у нее на уме. И ему остается только сидеть тут рядом с ней и слушать ее голос, который становится все нежнее и мечтательнее.

– Когда я в воде, то ощущаю единение с природой. Даже если я плыву быстро, на пределе сил, я все равно одно целое с волной. Я плаваю целыми днями, где бы я ни была, даже в бассейнах с их запахом хлорки и человеческих испарений. А плавать здесь – для меня все равно что вернуться в детство. Это сказочное наслаждение: вынырнуть из воды и присесть отдохнуть, когда все тело будто натерто воском… Я валяюсь на солнышке, как сейчас, и для меня нет ничего более изысканного. Если бы мне нужно было описать это ощущение, Гермес, я бы сказала так: наслаждение, которое я испытываю в «Галло Неро», сродни тому, что испытываешь в чудесный летний вечер после неистовых любовных объятий.