Западня для ракетчика - Константин Козлов

— Остап, я тебя умоляю… Ты лучше скажи, прибор дашь?

— На обеде заезжай, дам. А из бухты все-таки не выходите. Там какой-то самолет упал, вся республиканская «дефензива» на ушах стоит. Попадетесь, лишат прав на катер. Как мы осенью на рыбалку пойдем? Кстати, охрану этой вашей бухты я организовал. Что вы там хоть ищите?

— Скоро покажем.

— Ну, бывайте! Приятно было познакомиться, — кивнул местный шериф Давыдову. Отчего-то у капитана сложилось впечатление, что старший лейтенант Хмара далеко не так прост, как кажется.

ГЛАВА 25.

ФЛАГ МОРСКОЙ ДЕРЖАВЫ.

В море выходили на закате. Сборы, как в песне про боевой восемнадцатый год, «были недолги». На катер быстренько загрузили все необходимое. Небольшая задержка вышла, когда Сомов возился с установкой антенны японского сонара и Давыдову пришлось ему помочь. Остальные готовили водолазное снаряжение.

— Вы что с этим аэропланом делать собираетесь? — поинтересовался Петр. — Мы же его на борт не поднимем.

— Может, взорвать его? — предложил Игорь. — Тротил найти не проблема, бабахнем разок и развитие военной техники будет отброшено на десять лет назад. А, мужики, что скажете?

— Жалко, — посетовал Захаровский, — может, хоть прибор этот снять? Заодно было бы что при случае предъявить кому следует?

— А ты хоть представление имеешь, где он там стоит? Знаешь нынешние технологии? Может, блоки этой аппаратуры по всему фюзеляжу смонтированы. Вперемешку с остальной начинкой. Нам что, весь самолет разобрать? Рвать его надо — и весь разговор, а ты уж выходи на свое начальство и разбирайся, как они такую лажу спороли.

— Может быть взрывать его и не нужно, — задумчиво произнес Давыдов, разматывая кабель антенны «японского чуда». — Я что думаю: образец этой штуки скорее всего экспериментальный, вряд ли они его монтировали внутри планера, скорее всего где-то на внешней подвеске. И боец с ПВНа какую-то «балду» у него под брюхом заметил.

— А может, это подвесной бак?

— Может, и бак, — согласился Анатолий, заканчивая работу, — а может, и нет. Если нет — проблем с подъемом быть не должно. Если бак — придется тротилом. Но так, чтобы от аэроплана и пыли не осталось.

— Это запросто, — кивнул Сомов, — соответствующая подготовочка и оснащение у команды имеется.

— Понятно. А как мы из бухты выйдем? Сейчас же запрет действует.

— Ну, на выходе из бухты нас вряд ли кто-то караулит, и насчет оружия это они так, для острастки. Международные морские нормы пока еще никто не отменял. А в открытом море как-нибудь управимся.

— Это как? — спросил Анатолий.

— Знаешь, есть такое понятие, как уважение к флагу.

— То есть?

— Элементарно. Вывешиваю военно-морской флаг СССР и иду куда хочу. Здесь же зона для Черноморского флота открытая. А на Андреевский флаг на Черноморском флоте еще не перешли.

— А погранкатер? — поинтересовался Петр.

— Ты видел, что у него на флагштоке болтается?

— Флаг ВМС Украины.

— Ты такую морскую державу знаешь?

— Нет, — усмехнулся в свою ассирийскую бороду Осокин.

— Я тоже, — кивнул Игорь, — так что прорвемся. В крайнем случае извинимся, скажем: простите, мол, не в курсе. А что собственно случилось?

— Ну вот, можно включать, — Давыдов воткнул разъем кабеля в антенное гнездо сонара.

— Ща будем посмотреть. — Игорь включил изделие страны восходящего солнца и повертел ручки настройки. На серо-голубом жидкокристаллическом экране проступило какое-то изображение.

— Ну что, — заглянул через плечо Сомова Анатолий, — что-нибудь видно?

— Что-нибудь видно.

Приборчик греб хорошо. На экране проступило изображение дна, можно было различить даже довольно мелкие предметы. Чудо техники вело обзор вперед под сорок пять градусов в обе стороны от курса судна-носителя.

— Масштаб у него, конечно, — покачал головой Сомов, — для рыболова любителя. Максимальная дальность — сто пятьдесят метров, минимальная — десять. Несси с ним не поймаешь. Но и это лучше, чем ничего, а то с нашим агрегатом можно только глубину мерить. Ладно, отходим. Леньку по малолетству оставляем на хозяйстве, а остальных прошу по местам стоять, с якоря сниматься.

Обиженный Ленька отвязал швартов и перебросил его стоявшему на палубе Виктору Сомову. Ленькин отец встал к штурвалу, ровно зарокотали дизеля. «Аллигатор», вспарывая форштевнем встречную волну, отошел от причала. Ленька помахал им рукой и отправился нести береговую вахту.

Волнение было слабым, северо-западный ветер просто не успевал разогнаться на пространстве бухты, а от крупных волн бухту защищали скалы мыса Казантип. До подхода к месту, от которого предстояло начать разведку морского дна было минут сорок хода. «Аллигатор» миновал траверз Мысового, с правого борта одна за другой потянулись мелкие скалистые бухты. В одной из таких бухт и подстерегал суда, выходящие из бухты Мысовая, украинский «пограничник». На рубке «костгарда» заполошно вспыхнула мигалка, катер взревел дизелями, взвыл сиреной и ринулся в погоню за «Аллигатором». Быстрее всех сориентировался Сомов.

— Ты когда-нибудь проверяющим был? — спросил он у Давыдова.

— Да знаешь, как-то не довелось. По большей части меня самого все время проверяли. Можешь считать, что работа «проверяста» — несбыточная мечта моей офицерской юности.

— Ничего, сейчас будешь. Во всяком случае ты их где-нибудь видел, повадки этих представителей животного мира тебе знакомы, так что изобразить одного из них для тебя — пара пустяков. А отсутствие личного опыта — не беда, надо же когда-нибудь начинать.

— Делать-то чего?

— Виктор! Тащи на палубу раскладной столик, сервировка походная, должно быть видно наличие изобилия местных деликатесов и широкий спектр спиртных напитков. Анатолий, садись в кресло и изображай зажравшуюся тыловую крысу.

Через мгновение на корме катера стоял стол, уставленный тарелками, мисками и тазиками, в которых уместился запас продуктов, предназначенный обеспечить пропитание всей команды «Аллигатора» на несколько дней. Спиртного отыскалась только полутора-литровая емкость с вином, ее водрузили в центре стола. Остальное винное изобилие изображала стеклотара, наполненная машинным маслом и охлаждающей жидкостью. В кресле у столика в непринужденной позе сидел Давыдов. Пограничный катер выбрался из своей засады и пристроился в корму к «Аллигатору». Из рубки высунулся офицер в шитой фуражке-аэродроме (любой «бананановый» диктатор сдох бы от зависти, появись кто-нибудь в аналогичном головном уборе в тридцатимильной зоне, прилегающей к границе его территориальных вод) и поднес к глазам бинокль кратностью и размерами не уступающий фуражке. Сомов окинул придирчивым взглядом погрязшего в барстве Давыдова.

— Не верю, — рявкнул он, подражая Станиславскому. — Ты где видел тыловика с такой постной аскетической рожей? А ну-ка, напусти хамства, губу нижнюю выпяти. Взор начальственный отработай, изобрази, что все вокруг твое.

Давыдов попытался выполнить команды в порядке поступления.

— Ну что за рожа? Что ты физию сделал, как у маньяка-насильника? Тупости и чванства напусти!

Давыдов изобразил нечто с рекламного плаката «Попробовав раз, ем и сейчас!».

— Уже лучше. Теперь налей себе жидкости в стаканчик, только ничего не перепутай, и начинай культурно дегустировать. Только не переборщи и не забывай о товарищах.

— Не боись, все не выпью.

— Я тебя знаю! Теперь закуси, осетринки возьми. Боже мой, ну кто же так ест осетрину? Ты что морду состроил, как военный строитель над банкой с армейской тушенкой? Красная рыба — это поэма, все должны видеть, что ты не ешь, а музыку классическую слушаешь. Еще бы барышню соответствующего вида под бочок. Во! Уже лучше, вот так и замри.

— По тебе Голливуд плачет! Такой режиссер! Сними узкопленочный, черно-белый, немой фильм «Итоговая проверка», он все «Оскары» соберет.

— Подопытный, не расслабляйтесь. Мы в прямом эфире. Показываем, как нам нравится этот закат! Ну-ка, развались так вальяжненько, как Михалков в «Романсе» на своей «Ласточке».

— Катер «Аллигатор»! Сообщите принадлежность и причину нарушения запрета на выход в море, — проревел матюгальник с посудины «береговой охраны».

— Виктор! Ну-ка, просемафорь этой речной полиции: я — корабль Черноморского флота, катаю проверяющего из тыла флота. Доложите вашу принадлежность и причину пребывания в территориальных водах.

Сомов-младший послушно защелкал ручкой светового семафора. Давыдов взял бинокль и с любопытством навел его на торчащую из рубки преследователя фигуру. Как только сигнальщик перевел командиру катера-преследователя смысл сообщения, лицо украинского пограничника приобрело цвет спелого помидора. Такой наглости он от нарушителя не ожидал. Но все же, все же, все же на корме «Аллигатора» гордо реял хорошо знакомый «костгарду» флаг. Еще совсем недавно он и сам ходил под таким же, отдавал ему честь, поднимаясь по сходням своего корабля. За этим флагом стояла не брошюра «Военно-морские традиции Запорожской Сечи», состряпанная львовским профессором, видевшим море только по телевизору и не совсем обоснованно считавшим, что казацкая лодка-чайка и линейный корабль «Три святителя» — корабли одного класса. За обладателем этого флага числилось несколько десятилетий морской славы, выигранная война и полтора-два десятка крупных боевых кораблей, оснащенных ракетами со «специальными» головными частями; а всякую «мелочь», вроде тральщиков, торпедных и сторожевых катеров, можно вообще не считать. Шестой средиземноморский флот США и тот хорошо задумался бы. Замешательство у погранцов продлилось с минуту, затем уже не в мегафон (не очень приятно признаваться, что ты никто и звать тебя никак), а семафором с погранкатера передали отдающее зубовным скрежетам: «Следуйте своим курсом».