Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги - Гвидо Витиелло

– из-за обрушения, пожара, потопа, набега варваров или гигантских крабов, – то я все время повторяю, что еще один экземпляр какой-нибудь редкой книги мне явно не помешает. Поэтому когда я нашел десяток одинаковых изданий «Гамлета» Жюля Лафорга в переводе Эннио Флайяно (выпущено Ванни Шейвиллером в 1987 году), то сразу решил купить их все. Такой запас должен в теории обезопасить мой урожай от нашествия саранчи, огненного града, а также от остальных восьми казней египетских. Вы возразите: но ведь эти книжные склады уже существуют и называются библиотеками, кроме того, они спасут тебя от куда более вероятного бедствия, от того, что твое жизненное пространство схлопнется, сложится, как карточный домик. Вы опять за свое? Неужели вы думаете, что мной руководит рассудок?

Героическая эпоха книжной охоты уже подходит к концу, подвиги понемногу уступают место безошибочным, но куда менее увлекательным поискам по алгоритму. Если кто-то в наши дни ищет ту или иную книгу, он, как правило, легко находит ее за считаные минуты. Однако чаще всего он обнаруживает только это, а судьбоносные встречи с книгами, мысль о которых, как и желание их обрести, даже не посещала его, происходят редко. Писатель Марк Форсайт заметил, что Ромео и Джульетта случайно встречаются на бале-маскараде, и он в это время еще влюблен в Розалину, а она – ни в кого, но знает лишь, что ненавидит семью Монтекки. Если бы они использовали приложение для знакомств, при описании идеального партнера Ромео бы написал в профиле «КАПУЛЕТТИ – МИМО!», а Джульетта – «МОНТЕККИ – МИМО!» В результате «современная версия их истории выглядела бы примерно так: он ненавидел семью Капулетти, а она – семью Монтекки. Они зашли на сайт „Одинокие сердца Вероны“ и нашли там кого-то, кто точно подходит им по указанным в анкете критериям, но не особенно рады этому, хоть и сделали разумный выбор». То же самое происходит с книгами, пишет Форсайт. Ты получаешь то, что, как тебе известно, соответствует твоим желаниям, но этого недостаточно: «Лучшие вещи на свете – те, о существовании которых ты не знал до той самой секунды, как они у тебя появились».

Поиски в сети тоже не лишены приключенческого духа и временами вызывают случайный восторг (даже чаще, чем принято думать). Однако набег на развалы с подержанными книгами пробуждал в нас тот самый своеобразный тип внимания, который Ортега-и-Гассет считал типичным для охотника, человека настороже, для того, кто даже не предполагает, где ему улыбнется удача, не смотрит в каком-то определенном направлении, точно зная, что именно оттуда сейчас появится жертва. Это противоречивое внимание, одновременно обостренное и расслабленное, сосредоточенное и растянутое во времени, «„всеобщее“ внимание – то, что не фиксируется на конкретном объекте и пытается объять все сразу». Когда-то это была одна из разновидностей беззаботной жизни, и мы ее теряем.

13

Короткое замыкание, или когда книги сталкиваются с жизнью

Ни одно из наших чувств не подлинное. Радости, печали, любовь, месть, наши рыдания, наш смех, страсти и преступления – все это мы откуда-то списали, все!

Жюль Валлес, Жертвы книги

«Со временем нужно читать меньше, а не больше». Перевалив через семидесятилетний рубеж, Генри Миллер осознал, что провел слишком много времени среди книг. Возможно, не так много, как какой-нибудь литературовед или книжный червь, писал он, ведь сам он, безусловно, прожил весьма бурную жизнь. «И все же я, без сомнений, прочел по крайней мере в сто раз больше, чем следовало, – для моего же собственного блага». Он походя добавлял, что на рынке слишком много книг, и большая часть их весьма посредственны, поэтому никто бы ничего не потерял, если бы их печатали меньше, заключал он, глядя на печальный итог этого дела, и ограничивался риторическим преуменьшением: «В наши дни те, кто не читает, однозначно не самые глупые люди».

Генри Миллер далеко не первым разочаровался в читающих людях. Корнелий Агриппа Неттесгеймский, ученый муж эпохи Возрождения, опубликовал обличающий и весьма меткий трактат «О недостоверности и тщете наук и искусств» (De incertitudine et vanitate scientiarium). Начинается он с девиза Nihil scire foelicissima vita – «Счастливее всех живет тот, кто ничего не знает». И спустя сотню глав, каждая из которых посвящена попыткам разгромить ту или иную дисциплину, начиная с грамматики, заканчивая теологией, книга завершается лирическим «Отступлением в похвалу осла». В нем Агриппа утверждал, что «часто невежда или же глупец видит то, чего не может узреть доктор схоластики, поднаторевший в гуманитарных науках». Он, как и Миллер, тоже, вероятно, прочел в сто раз больше нужного и мечтал о том, как бы стать счастливым неучем. Точно так же считают и англичане, ведь у них есть поговорка ignorance is bliss – счастье в неведении. Однако ее источник – ода Томаса Грея, поэта-сентименталиста XVIII века, отнюдь не крестьянина или продавца специй. Поэтому все вышесказанное – причуды скучающих умников, но если в далекие времена они еще отличались чувством юмора и любили парадоксы, то чем ближе к нашему времени, тем они становятся мрачнее и отчаяннее.

Самая известная цитата на эту тему принадлежит Стефану Малларме: «Печальна плоть, увы! Все книги я прочел». Эта строчка выражает боль целой эпохи, которая растянулась примерно на шестьдесят-семьдесят лет: начиная с середины XIX века до первых двух десятилетий XX века. В ней проступает отвращение к разуму, к рассудку, к эрудиции, свойственной любителям древностей, к слишком обостренному и сознательному ощущению себя и окружающего мира, к жизни под гнетом переполненных и бесполезных библиотек. Эту заразу принес в культуру гетевский Фауст, историческим прототипом которого был тот самый Агриппа: он выходил на сцену и провозглашал, что желает «науки праздный чад забыть»[77]. Со временем болезнь развивалась дальше, поколение за поколением, вплоть до Фауста Фернандо Пессоа, который опустошил бокал с вином мысли и обнаружил, что тот пугающе пуст. Литература этого весьма долгого периода – огромная лечебница для хронически скучающих людей с распухшей селезенкой[78], которым не терпится поскорее снять с себя гипс и бинты книжной культуры и восстановить связь с реальностью. И все это – при помощи наркотиков, религии, эзотерики, беспокойной жизни, войны, эротики, политического активизма. «Лучше быть варваром, чем умирать со скуки!» – восклицает Теофиль Готье. Варварство не заставит себя долго ждать и вскоре ответит тем, что развяжет две мировые войны, хотя, конечно, литераторы в этом не виноваты. Если многие из людей и правда с нездоровым энтузиазмом бросились в