Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043 - Геннадий Карпов

Они ушли, но вскоре вернулись, сказав, что Смит зовёт меня к себе. Он хочет посмотреть на русского.

Я вылез из машины, задрал голову кверху, прикидывая, на каком этаже может обитать апостол? Наверно, он встретит меня, стоя у окна-аквариума на самом верхнем этаже, скрестив руки на груди, и осматривая город как бы с высоты своего птичьего ума. Но всё оказалось прозаичнее: лифт не работал, поэтому апостол обитал на втором этаже. На первом находился взвод охраны. Нас провели по зассаным лестницам и заваленным мусором коридорам, и мы предстали пред светлы очи Смита. Очи выглядели слегка затуманенными, но, видимо, это было их обычное состояние. Смит сидел в конце длинного стола, за ним стоял автомат и знамя: чёрно-зелёно-красная тряпка с портретом самого Смита посредине.

Апостол глянул на меня мельком, и спросил кубинцев на испано-английском языке: чем они торгуют, почём такое-то дерьмо, а почём – такое-то. Кубинцы положили перед ним прайс, в котором под первым номером значился: "Героин колумбийский. Чистота 90%. Обмен на серебро по весу 1:1."

Пока Смит корпел над текстом, Карлос достал из кармана и положил перед ним два маленьких заполненных шприца в вакуумной упаковке.

– Пробники! – пояснил он.

Негр открыл ящик стола, смахнул туда прайс и шприцы, и спросил:

– Что в вашей компании делает русский? Мне сказали, что ты русский!

Я подумал, что этого парня надо как-то приятно удивить. Ведь всё, что он видел в жизни – это война и наркотики, и вряд ли он успеет увидеть что-то ещё. Поэтому ответ выскочил из меня как-то сам собой:

– Многоуважаемый сэр! Я действительно имел честь родиться в России, а теперь волею судеб путешествую по этому суровому краю. Я поражён, с каким мужеством вы боретесь за свою независимость, о чём обязательно сообщу в своём рапорте руководству страны. Цель моего вояжа двояка. Во-первых, я хотел бы повидать несколько учёных русского происхождения, проживавших в пригороде Атланты. Они не выходят на связь, и моё руководство предположило, что их схватило ФБР, поскольку они, мягко говоря, не совсем лояльны Вашингтону. В этом деле я очень рассчитываю на помощь с вашей стороны. Во-вторых, мне поручено узнать, не имеется ли у вас нужда в оружии и боеприпасах. Россия рассмотрит все возможные варианты помощи чёрным братьям.

На лице у Смита появилось что-то, напоминающее мысль. Он откинулся на спинку кресла, и смотрел то на меня, то на кубинцев, то на левую стену, то на правую.

– У Чёрных Братьев сейчас командует апостол Джордан, – после минутной паузы медленно произнёс он, – Наша структура называется – Чёрные Ножи. Но я тебя понял. И вот мой ответ: через два дня я еду в Атланту в литературный клуб. (Я подумал, что плохо понимаю его сленг, но, увидев выпученные глаза кубинцев, понял, что не ослышался.) Там будет драться мой парень против парня апостола Тайсона. Чей человек победит, та бригада будет главной в Алабаме.

– Прости, Смит, можно вопрос? – поднял руку из-за парты Педро. – Я не спрашиваю тебя, где апостол Вудс. Но – почему литературный клуб? И почему в Атланте решается судьба бригады из Алабамы? Ведь Атланта – это штат Джорджия! Парни из Джорджии, в таком случае, должны драться где-нибудь в Цинцинатти?

– Джорджии больше нет! Я отменил Джорджию! Во-первых, оказалось, что Джорджия – это название какой-то маленькой вшивой страны на каком-то сраном Кавказе, где правят какие-то джорджинцы. Это полное дерьмо! Во-вторых, зачем нам Джорджия, если есть Алабама? Я захвачу Джорджию до Атланты, захвачу Миссисипи и Тенесси, и всё это будет называться Независимое Нахрен Государство Алабама! ННГА! Никаких долбаных штатов! Потом я присоединю Луизиану и Арканзас. А столицу перенесу в Пенсаколу! Море, пляж, пальмы, женщины. Много голых чёрных женщин! Никто ни хрена не делает. Все только плавают и трахаются, загорают и трахаются, спят – и снова трахаются! Это будет новое государство, а я – её первый президент. Я куплю себе яхту, и буду руководить страной из каюты. Там будет огромная чёрная кровать и огромный чёрный телевизор! Я буду нюхать только чистый кокс! Поэтому передай белым в Москве: если они не хотят проблем, то пусть дружат с апостолом Смитом! Вот моя визитка. Кто ваш президент? Стариков? Пусть наберёт меня при случае! Только не ночью и не когда я трахаюсь. (На визитке был указан номер мобильного, часы сна апостола Смита и двух дневных перерывов на секс.) От вас нам нужны танки. Много хороших непрошибаемых русских танков, которыми можно командовать, сидя дома у телевизора. У вас есть такие, мне рассказывали! А про литературный клуб – это единственный зал, который там остался целым. Когда я стану президентом, я построю огромный зал для бокса! После поединка, где обязательно победит мой парень, мы простучим про твоих белых. Если они остались на нашей территории, то давно мертвы нахрен. Если на белой – тогда мы проводим тебя прямо на ту сторону, но дальше ничем помочь не сможем. Скажи мне их фамилии и телефоны. Или – что ты там про них знаешь. Завтра я созвонюсь с тамошними пацанами и поспрашиваю. Вы, двое! Вечером зайдите ко мне обтесать ваш долбаный прайс. Я в нём ни черта не понял! Свободны! Ах, да! С вас сто тысяч баксов!

Если бы не знание испанского, я бы понял процентов семьдесят из сказанного, не больше. А так – почти всё!

Нас проводили на третий этаж, но сказали, что мы можем выбирать номер по вкусу на любом из двадцати этажей. Где-то кто-то вроде бы живёт, но кто и где – охрана точно не знала. Здание было огромным, а в охране я насчитал всего восемь человек. Электричества не было, воды – тоже, двери в туалетные комнаты были в основном заколочены гвоздями, но местами это не спасало, и некоторые некогда четрёхзвёздочные номера были превращены в сортиры.

Две ночи приходилось ночевать тут. Кубинские товарищи посоветовали не торопить события, и не лезть в Атланту поперёк Смита. Судя по всему, там шла настоящая война. Одно дело – завалить трёх деревенских алкашей, а другое – соваться под солдатские пули. Тем более, что в Атланте мои друзья никогда не были, и влететь на скорости в белый район им никак не улыбалось. А с людьми Смита, как мы поняли, в белую часть города можно проникнуть тихо, минуя разных постовых.

Мы долго бродили по бывшему отелю, пока не выбрали один двухкомнатный номер на восьмом этаже с дверями покрепче. Меня поселили в дальнюю комнату, и рекомендовали не то, что не выходить из номера – к окнам не подходить! Но к окнам я всё же подошёл. Вид открылся достаточно унылый: кривляющаяся река с берегами, поросшими диким лесом, малоэтажный город, обугленный шпиль местного белого домика. В городе что-то горело: в двух местах поднимались клубы чёрного дыма. Несколько раз звучала автоматная и ружейная стрельба. Гулять мне и без того особо не хотелось, а, услышав неподалёку знакомое калашниковское "Тра-та-та", я лёг на деревянную койку без признаков постельных принадлежностей, и моментально заснул.

Вечером мои компаньоны сводили меня под охраной в туалет на улице, купили козьего сыра, кукурузных лепёшек и молока. Потом я сидел в номере с ноутом на столе и двумя стволами – под, читал, смотрел, запоминал, думал. Жена с дочкой сидели за дверкой тихо и не мешали. "Молодцы! – похвалил я их. – Ведёте себя правильно. Вот, встретимся наяву – разрешу неправильно. А пока надо просто выжить и кое-что узнать. Никак без этого! Всё понимаете! Умницы!"

Ночью пришли кубинцы в сопровождении трёх женщин, и дыхнули каким-то шнапсом:

– Стив, тут такое дело: надо помочь этим девчонкам. Если они не заработают сегодня денег, то завтра их могут утопить. Смотри, какие шоколадки! Одна – твоя. Раз деньги – твои, то тебе и выбирать!

– Дай, угадаю! – сказал я. – Им надо сто тысяч?

– Верно! Эти обезьяны другой цифры, видимо, не знают. Можешь говорить смело: они не понимают по-английски!

Я посмотрел в хитрые шесть карих глазок со зрачками, слабо реагирующими на внешнее освещение, и заметил:

– Деньги я вам дам. Развлекайтесь после трудной дороги, вы это вполне заработали. Только с одним условием: вы от меня отстанете, и не будете сильно шуметь. Дело в том, что если я хоть раз изменю жене, то она встретит меня на пороге с тем, чем плетень в деревне подпирают. У меня в болту вшит датчик. Если я его куда-то не туда суну, то через тридцать секунд она мне позвонит (Я кивнул в сторону своего ноута, который был отключен по соображениям безопасности.), пожелает успеха, и отсудит у меня дом при разводе. И ещё: эти обезьяны прекрасно понимают по-английски. Верно я говорю, обезьяны? Вот деньги! Удачно отдохнуть!

Кубинцы пьяно удивились, взяли деньги, увели женщин в коридор, и оттуда послышались удары, стоны, крики и ругательства, но всё быстро затихло. Потом в соседней комнате организовался небольшой банкет со звоном фужеров и интеллектуальными разговорами типа: "Раздвинь ноги, милашка! Вот, так хорошо! О, да ты настоящий жеребец! Ещё! Да! Вот так! Классная у тебя жопа!". Те это были обезьянки, или уже другие – я не знаю. Стоны утихли раньше, чем могло показаться вначале. Милашки и жеребцы утихомирились меньше чем за час. Я ещё постоял у окна, посмотрел на утонувший в темноте город, поцеловал крестик, и лёг спать, накрыв голову свитером, чтоб комары хотя бы в лицо не кусали.