Летние каникулы - Владимир Комаров

постоянный гул от многих голосов, это шорканье и топот от тысяч ног проходящих мимо нашего лагеря.

И где то на четвертую ночь мы услышали далекие взрывы, а небо на юге озарилось всполохами огня и света. С ревом пролетело над нами звено штурмовиков, затем в ту же сторону, разрывая воздух лопастями, пронеслись боевые вертолеты.

Люди, до этого медленно бредущие, встрепенулись, увеличили скорость. Раздались крики. Это сзади идущие начали подталкивать, подгонять тех, кто ушел вперед. И спустя несколько минут, мирно бредущие беженцы, превратились в толпу орущих, сходящих с ума от страха людей. Паника среди них разливалась словно вода прорвавшая плотину — стремительно и беспощадно. Заливая с головой, лишая остатков разума, оставляя в голове только одну мысль.

Бежать! Бежать быстрее! Бежать прочь от страшных разрывов!

И они побежали. Все и сразу. Крича, не разбирая дорогу, натыкаясь на других людей, толкая и работая локтями и ногами, проталкиваясь вперед.

Прожектора, установленные нами за баррикадами, выхватывали в круги слепящего света обезображенные страхом лица, растопыренные в судороге пальцы, беспокойную, толкающуюся толпу, потерявших всякий разум людей.

Визги, крики, стоны упавших, хрипы тех кто уже не может встать, предсмертные вздохи затаптываемых. Обезумевшая толпа неслась вперед.

Мы в спешке растаскивали мешки, расширяя проход, «Бредли» взревев движками, отъезжали в сторону, треноги с пулеметами откатывали в кусты.

А они все бежали. Кричали, выли, ревели от ужаса, но бежали.

И нам было страшно.

Я стоял в стороне от этого потока и во все глаза смотрел на упавшего мужчину. Он запнулся о чей-то оброненный рюкзак, и не смог удержавшись на ногах, рухнул на асфальт. И он уже не смог подняться. Его глаза смотрят прямо на меня, в них плещется надежда на спасение, но мои товарищи держат меня за лямки, не давая даже шанса вырваться.

— Ты идиот, Холл, — орет мне в ухо Давид, мой давний приятель, — тебя растопчут вместе с этим мужиком!

Толпа бежала прямо по нему. Вначале он дергался, выл, кричал, пытался встать, ползти в сторону. А сейчас уже просто лежит. Тысячи ног пробежали по его телу, из которого вытекает черная, в свете прожекторов, кровь.

И я вижу уже как минимум пять луж крови. Это еще пять затоптанных, убитых обезумевшей толпой, жертв. Думаю, на мосту их еще больше. Гораздо больше.

Взрывы и вспышки постепенно приближались, а толпа начала, наконец, заканчиваться. Видимо, все кто хотел сбежать уже сделали это. И очень скоро, остались только мы, да несколько десятков убитых и раздавленных гражданских.

В это время, над нашими головами полетели снаряды, выпущенные ствольной артиллерией, расположенной где-то на северном побережье. С тихим шелестом они пролетали наш позицией, а затем, догоняя их, проносился гром. Яркие стрелы в небе были хорошо видны на фоне темного, ночного неба. Десятки, а потом и сотни светящихся стрел.

В какой-то момент их стало так много, что мне показалось, что над нами возник еще один мост, сотканный из дымных следов да ярких, стремительно летящих снарядов.

Из палатки вышел хмурый лейтенант:

— Давайте парни, на позиции! Вспоминайте всему, чему вас учили, сегодня это всем нам чертовски пригодится.

Наш взвод разбежался по укрытиям, по заранее намеченным местам. Я, как марксмен, занял свою ячейку, чуть в стороне от основных баррикад. Достал магазины к винтовке, разложил их так, чтобы далеко не тянуться. Начал прокручивать в голове все, что нам говорили о противнике.

Страшно. По затылку, хоть она и была прикрыта каской и подшлемником, прокатилась холодная капля пота. Закатилась за воротник, втыкая в позвоночник ледяные иглочки.

Прильнул к прицелу, в сотый раз изучая сектора обстрела. Не надо думать общими мыслями. Надо думать деле и разделять его на множество меньших дел. Тогда мозгу некогда будет бояться.

Посмотреть в прицел, вспомнить расстояния до приметных ориентиров, поплевать на пальцы, прислушаться к разрывам впереди, пытаясь понять, что там происходит.

Четыре десятка стволов разных размеров и калибров смотрели на юг, вдоль широкого, хорошо освещенного зенитными прожекторами, моста. Сотня глаз напряженно всматривалась в редкие зарницы, возникающие в паре километров впереди. Сердца колотились в унисон, прокачивая литры крови вперемешку с норадреналином, будоража сознание, наполняя мышцы энергией.

Взвод стал единым организмом. Вооруженным и очень опасным.

— Внимание, — зашипело в наушнике. — С той стороны идут наши, не стрелять.

Снял палец с курка, положив его на скобу. И в это время в круг света прожектора, ревя движком ворвался «Абрамс». Тяжелый танк, сдирая асфальт, мчался по мосту и выглядел очень не важно.

Вся его лобовая броня была покрыта сотнями щербин-попаданий от пуль, осколков и небольших снарядов. Часть наружных элементов и креплений сорваны близкими взрывами, длинная антенна сломана, левый бок закопчен до черноты ночи. Он мчал вперед, почти не разбирая дорогу, превращая в абсолютно плоские лепешки трупы тех несчастных, что были раздавлены безумной толпой.

За первым танком показался второй, третий. Проехав чуть дальше наших укреплений, метрах в тридцати, за нашими спинами, они разворачивались, направляя стволы орудий на берег, где только что были.

Дальше, за ними проехало несколько бронетранспортеров, которые помчались вдаль мимо нас даже не притормаживая, и затем еще один, тарахтящий, еле ползущий «Абрамс»

БААММ!

Выбрасывая облако дыма и искр, орудийный ствол танка стоящего за нашими спинами с оглушительным грохотом исторг из себя снаряд. Мелькнув стремительным росчерком, тот пронесся мимо еле ковыляющего танка и взорвался где-то за мостом, в темноте.

БАМММ!

Второй танк решил не отставать и тоже стрельнул в невидимых мне врагов.

Я до боли вдавил край прицела в глазницу, вглядываясь в сполохи на той стороне моста. Губы засохли, сердце еле стучало.

Внезапно, в круг света, там, вдали, вновь выбежали гражданские. Еще беженцы!

Мужчины и женщины, такие же изнеможённые и окровавленные как те, что побегали мимо еще полчаса назад.

Только почему они с оружием? Я видел вороненые стволы примерно у каждого третьего гражданского.

— Огонь на поражение! — внезапно заорала рация. — Это враг!

И буквально через секунду, наши Браунинги хлестанули по наступающей толпе двумя сверкающими струями пятидесятого калибра. Каждая вторая пуля в их лентах была трассирующей и эта извивающаяся, огненная лента воткнулась в серо-черную массу, медленно и неотвратимо натекающую на нас.

Брызнула кровь.

Гражданские, заорав, стали увеличивать скорость. Секунда-другая и они уже неслись по мосту во весь опор. Черная тень наползала на серую поверхность моста.

Три ленты моста, каждая из которых по пять полос движения, очень скоро заполнилась огромным количеством бегущих людей.

Это страшно.